Семь цветов радуги - Владимир Немцов

— Честное слово, здорово это все! — горячо воскликнул Вадим. — Неужели ты не чувствуешь, как пахнет этот хлеб? Ну, вздохни, вздохни пошире, и ты поймешь, что это значит. У нас в квартире пахнет больницей. А здесь…

Вадим закрыл глаза и с наслаждением втянул в себя воздух.

— У меня сейчас такое состояние, будто я черемухи нанюхался. Хожу, как пьяный. Никакие цветы, никакие духи не сравнятся с этим волнующим запахом созревающих хлебов. Нет у наших парфюмеров никакой романтики, я на их месте создал бы такое чудо, чтоб люди ахнули…

Бабкин не слушал его. Он задумчиво подошел к толстым стеблям ветвистой пшеницы и остановился.

Димка уже тут как тут.

Он осторожно раздвинул стебли и, стараясь не наступать на них, примерил, сколь высока пшеница. Багрецов вспомнил, как однажды в прошлый свой приезд встретил на поле председателя райисполкома. Деловито расправляя лист кукурузы на своей тучной груди, он измерял ее своим ростом. Шутливо качая головой, председатель говорил: «Нет, Анна Егоровна, у соседей кукуруза повыше этой пуговички, — тут он указывал на гимнастерку. — Выправляться надо, организуйте подкормку».

Часто бывал председатель на полях и видел все своим опытным хозяйским глазом. «Никифор Карпович, секретарь райкома, наверное, тоже сейчас в поле», невольно подумал о нем Вадим.

Шофер нетерпеливо загудел, и друзья вернулись к машине.

…Впереди, как призрачная высокая гора, в розовом утреннем небе вырисовывался знакомый холм. Уже громадными казались Ольгины тополя. Зубчиками они исчертили край неба. А над тополями высился ветряк. Лень ему в такую рань размахивать крыльями.

— Выйдем? — предложил Тимофей.

— Попрошу вас, товарищ шофер, отвезти чемоданы, — обратился Багрецов к заспанному угрюмому пареньку. — А мы отсюда пешком пройдем.

Бабкин оставил при себе маленький контрольный приемник. Сейчас аппарат уже был не в чемоданчике, а в кожаном чехле, напоминающем футляр от бинокля. Надо, конечно, проверить работу автоматической станции. Правда, на этот раз они приехали сюда в отпуск, но дело прежде всего. Не посылать же институту специального человека для проверки установки!

Тимофей включил приемник. На длинных волнах передавали гимнастику. Из сетчатого отверстия в верхней крышке слышался тонкий, пронзительный голосок:

— Вытяните руки на ширину плеч… Так, приготовились…

На ультракоротких волнах приемник тоже работал. Кто-то, может быть, Сергей Тетеркин или его помощник Никитка, требовал на пастбище доярок. На другой волне передавалась сводка местной МТС. Повар с полевого стана кричал на весь район, чтобы ему срочно прислали лавровый лист.

— Соображение надо иметь, — доказывал он. — Голову вы с меня сняли. Сегодня же уха.

На десятках волн разной длины разговаривали колхозные радиостанции.

Тимофей увлекся этим необыкновенным путешествием по эфиру. Вся жизнь большого и хорошо налаженного хозяйства вставала перед ним. А это что? Тонкие звенящие звуки, будто капала вода на стекло. Ну, как же не узнать! Это работают на полях автоматические приборы, сделанные в институте.

Снова поворот ручки.

Приемник сразу замолк. Никаких шорохов, никакого шипения. Вдруг резкий треск. Рычание, грохот. Казалось, что крохотный репродуктор, спрятанный в приемнике, сейчас выскочит наружу. Это уже совсем непонятно. Вероятно, где-то здесь работает станция огромной мощности. Но зачем она нужна?

Бабкин не стал долго задумываться. Мало ли что бывает. Он взял под руку Вадима и молча полез вместе с ним на вершину холма.

Высокая стена тополей опоясывала озеро. Озеро как бы светилось изнутри, будто горели на дне прикрытые матовым стеклом холодные Ольгины лампы. Густой кустарник жался к стволам тополей. Здесь, около водоема, защищенного от знойных ветров и солнца, было совсем прохладно.

Как по стеклу, бегали шустрые водомерки. Со дна выскакивали на поверхность лопающиеся пузырьки.

— Зря мы с тобой тогда подвесную дорогу не спроектировали, — шутливо заметил Вадим, устало плюхаясь на скамью. — Тяжеловато добираться к этому бассейну, Особенно Анне Егоровне.

— А что ей здесь делать? Это мы с тобой вроде туристов осматриваем достопримечательности Девичьей поляны.

— Туристы… — задумчиво усмехнулся Вадим. — А помнишь, как мы ночью здесь заблудились? В первый же день… И вдруг сразу начались чудеса… — Он мечтательно закрыл глаза, помолчал, затем, поднимаясь, проговорил: — Пойдем. Не знаю, но мне почему-то грустно вспоминать о том времени. Все тогда казалось необыкновенным. Помнишь?.. Девушка на склоне холма… и пела она так грустно: «Услышь меня, хороший мой…» А потом, — в голосе Вадима прозвучала скрытая обида, — все стало обычным. Девушка оказалась агрономом и вскоре женой механика Тетеркина. — Багрецов печально вздохнул и перекинул плащ через плечо. — Даже трактор, который ночью бродил по полям, тоже… так… наивность… обыкновенная затея, которая, конечно, ни к чему не привела.

— Это уж слишком, — недовольно возразил Бабкин, надвигая фуражку на глаза. — Я терпеливо слушал твою скучную лирику. Мировая скорбь и твои прочие поэтические настроения нам знакомы! Но это никак не вяжется с серьезной техникой. Я уверен, что мечтания Тетеркина имеют под собою абсолютно реальную почву.

— Эх, Тимка! Ни черта ты не понимаешь. Скучная ли…ри…ка… - презрительно протянул Багрецов. — Ты же ничего не чувствуешь. А я вот пришел на это место, и сердце защемило. Ведь это мы все делали, мучились, искали воду. Ничего не получалось. Главный инженер… — мечтательно произнес он. Скоро ль я им еще буду? Ты, Тимка, не смейся, но кажется мне, что прощаюсь я на этом озере с какой-то детской мечтой и, может быть, с юностью. Потому что все тогда представлялось иначе. На каждом шагу нас подстерегали неведомые чудеса… — Вадим говорил, ероша свои курчавые волосы. — Ты знаешь, есть такие темные очки, которые защищают глаза от солнца. Их надевают обычно у моря. Без этих очков ты щуришься, солнце мешает тебе рассматривать лица, ты многих не узнаешь. Все тебе кажутся молодыми, и девушки прекрасными. Светло, радостно! Песок ослепительно белый, чистый. В небе ни облачка! Мир хорош! Но вот ты надеваешь эти черно-зеленые очки. Сразу все преображается. На лицах появляются предательские морщинки. Девушки дурнеют. Песок становится зеленоватым, и в нем ты видишь каждую мелочь: обгорелую спичку, окурок, яичную скорлупу. На этом месте уже неприятно лежать. Поднимешь глаза — и сразу замечаешь какие-то неприятные облака, похожие на тучи, они черными пятнами выделяются на сером небе. Пора домой, будет дождь!