Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

через десять минут пришел ты, перемазанный в крови и напутанный, как малолеток в грозу. Тыс этим типом раньше встречался?

— Да, я рассказывал, это он в аэропорту ко мне лез, подставлял под наблюдение. И сегодня навстречу именно он меня вызывал.

Билл плюхается на кровать, едва не пролив пиво, и сообщает:

— Это скверно. Тот, кто его резал, подставит уйму свидетелей того, как вы общались.

— Спасибо, это я и без тебя знаю.

Подумав, Билл вздыхает и со знанием дела добавляет:

— Откровенно говоря, лучше всего было бы дождаться ночи и скинуть этого типа в канал от греха. Нет ничего глупее явки с повинной, это я тебе говорю как бывший полицейский. Эрнесто все равно уже убил и, а полиция тебя замотает. Но это вряд ли у нас выйдет: слишком много народу кругом вертится. Трупы прятать — это вообще страшная маета. Так что вызывай полицию.

— Уже вызвал. Они скоро появятся.

— Плохо только, что у тебя вид хронического алкоголика, да и несет, наверное… Я-то этого не чувствую, потому что и сам хорош. Но важно, дорогой мой, не это. Важно другое.

Привстав на постели, Билл с загадочным видом лезет в задний карман джинсов, но в этот момент домофон у моей двери начинает надрываться пронзительным звонком. И, недослушав своего приятеля, я выскакиваю в коридор.

Во всех странах на место убийства полиция приезжает быстро. Но стремительность голландцев просто поражает. Кажется, я только-только положил трубку, и вот они уже здесь. Но пусть Мария откроет полиции. А я лучше постою у двери в номер. Это будет выглядеть не слишком суетливо и вместе с тем продемонстрирует готовность к сотрудничеству с властями.

Если в этой ситуации меня еще что-то может радовать, так это профессиональное спокойствие прибывшей бригады. Мимо замершей от удивления Марии они стремительно проходят в мой номер, натягивают тонкие резиновые перчатки и начинают оглядывать тело, едва прикасаясь к нему. Никто не сверлит меня мрачным взглядом и не клацает угрожающе наручниками. Хотя сочетание трупа в комнате и мучимого тяжелым похмельем хозяина должно вызвать подозрения у любого здравомыслящего стража закона.

Но инспектор полиции — молодая смуглая женщина в джинсах и пиджаке, судя по всему, мулатка, — внимательно изучает мои документы и вполне нейтрально спрашивает, что произошло.

Пока я, прилипая сухим языком то к губам, то к зубам, излагаю ход событий, она задумчиво постукивает корешком моего паспорта по открытой! ладони. Несмотря на знойную внешность, смотрит мулатка на меня довольно холодно. Затем проявляет отчетливое намерение убрать паспорт в карман пиджака.

В этот момент в разговор вступает пристроившийся у косяка двери Билл. Мне он бросает:

— Сейчас я поговорю с ней как бывший коллега.

Дальше он обращается к инспектору по-испански, так что понять содержание их быстрого обмена репликами я не могу. Билл что-то агрессивно втолковывает, показывая пальцем на мои документы в руках мулатки и довольно сердито качая головой. Понятно, он требует вернуть документы, полагая, что для их изъятия нет достаточных оснований. На самом деле это основание остывает в кресле посреди комнаты, и мне-то оно как раз представляется вполне достаточным. Билл будет бороться за правду до тех пор, пока окончательно меня не утопит.

Доброжелательно улыбаясь инспектору, вполголоса говорю приятелю:

— Билл, ты сейчас достукаешься. Она не только паспорт отнимет, она еще и посадит меня. Заткнись, пожалуйста.

Билл, недовольно покрутив носом, пересиливает себя и сворачивает на нелюбезный его сердцу путь дипломатии. Судя по некоторым словам, он рассказывает о своей карьере в полиции и о том, зачем приехал в Голландию. Теперь дама из полиции смотрит с гораздо большей симпатией, чем раньше, и пару раз даже слегка улыбается. Билл входит в роль, начинает понемногу размахивать руками и, судя по всему, рассказывать анекдоты. Кашлянув, я вынужден напомнить ему о сути происходящего. Жестом успокоив меня, Билл вполне серьезно заключает свой рассказ, показывая поочередно на труп, часы, за свою спину и в конце концов на меня. Во время этого последнего пассажа инспектор неожиданно по-девчоночьи прыскает. Билл хладнокровно поясняет:

— Я сказал ей, что твоего дедушку сгноили в сталинских лагерях за пацифизм, что ты не только человека убить не можешь, а от тараканов шарахаешься. И что мне приходится из твоего номера вечером выгонять всех комаров, чтобы они тебя испугали ночью.

— Спасибо тебе.

— И еще, что ты, скорее всего, пришел уже после того, как этого типа прирезали.

Женщина поворачивается ко мне и уже совершенно серьезно сообщает:

— Я хотела бы побеседовать с вами более подробно.

— Прямо сейчас?

— Нет, зачем же. Вам, наверное, следует перебраться в другой номер. Здесь еще некоторое время будут работать наши эксперты. Да и вряд ли вы захотите жить в этой комнате.

И, поведя носом, она язвительно добавляет:

— Кроме того, вам, по-моему, требуется некоторый отдых. Так что приезжайте после обеда. Здесь недалеко.

Однако оказывается, что свободных номеров в нашей маленькой гостинице нет. После некоторых колебаний соглашаюсь остаться в своей комнате при условии, что там сделают уборку. Сменив рубашку, призываю Марию, которая смотрит на меня, как на вурдалака, и прошу сменить кресло, измазанное кровью. Она испуганно кивает и выскакивает в коридор. Правильно, лучше уйти, пока кое-кто не решил напиться ее крови.

А я тем временем схожу в кафе, попробую что-нибудь съесть. По дороге к выходу захожу в туалет умыться. Одна из двух кабинок в туалете занята, там кто-то, без перерыва чертыхаясь, спускает воду. Поплескав в лицо, опускаю вниз рукоять крана. За спиной в кабинке продолжается возня, слышатся сдавленная ругань, шелест ершика и шум воды. По-моему, кому-то плохо. Но помощь в таких случаях предлагать бестактно, кроме того, мне самому кто бы помог.

Электросушилка быстро стирает с липа и рук капли воды, я готов уже выйти, когда задвижка на двери кабинки щелкает, и в приоткрытую дверь осторожно выглядывает Билл.

— Так это ты там возишься? Я уже дверь хотел ломать. У тебя от страха живот схватило?

Билл, даже не улыбнувшись, осуждающе качает головой:

— Ты неблагодарный тип. Пойди сюда, что покажу.

— Ты сам-то понимаешь, что говоришь?

Но Билл от злости так скалится, что я быстро следую жесту его руки. А рука велит заглянуть в унитаз. Там, в белой фаянсовой глубине, в озерке еще неуспокоившейся воды бодро крутится небольшой прозрачный пакетик. Сквозь пластик видно его содержимое — нехорошего вида белый порошок.

С долгим выдохом прислоняюсь к косяку. Все складывается воедино: Эрнесто в моем номере, удар по голове, загадочный вид Билла, который хотел показать мне что-то,