Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поколебавшись, решаю пока ни к кому не заходить, достаю ключ и иду к своему номеру. Билла сейчас видеть не хочется: он человек любопытный, начнет задавать вопросы, а мне надо привести мысли в порядок и решить, что делать дальше.
Обычно такой послушный, замок на этот раз строптиво зажимает ключ. После короткой борьбы он все-таки сдается и, щелкнув, позволяет мне открыть дверь. Вот я и дома. При других обстоятельствах я бы хорошенько выпил, но сейчас об этом лучше и не вспоминать. Вытаскивая ключ из замка, думаю о том, как человек быстро ко всему привыкает. Я пробыл в Гааге даже не считанные дни, а скорее часы, но этот номер с цифрой 12 уже стал для меня своим. Пусть мрачноватым, но все-таки прибежищем, укрытием, почти родным домом.
Только вот дома я не один. В кресле нахально расположился Эрнесто. На нем все тот же светлый костюм с белой рубашкой и темно-синим галстуком. Голова у него не слишком эстетично свесилась набок. Криво улыбаясь, он разглядывает мои ботинки. Когда он только успел добраться до гостиницы? Хотя ничего удивительного — он ведь ехал на машине. А почему у него пятно на пиджаке?
Эрнесто отдыхает. А я нахожу себе другое занятие. Получив сильный и совсем небольной удар по затылку, бесчувственно лечу навстречу полу.
* * *
Сознание возвращается медленно, постепенно растворяя мрак и высветляя предметы вокруг. Помнится, совсем недавно я уже дважды видел мир с этой точки, где ниже меня никого нет, зато все остальное кажется большим и значительным, уходящим ввысь. Правильно, это было у такси и потом еще раз, когда нас на улице били те трое. Мне вообще в этом смысле в Голландии не везет. А почему я сейчас-то на полу? Ах, да…
Со второй попытки с трудом встав на четвереньки, поднимаю голову и наталкиваюсь на взгляд Эрнесто. Он все так же нагло скалится из кресла. Пока я валялся, он так и сидел, разглядывая хозяина номера. Садист какой-то. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что это, собственно, не Эрнесто, а его труп.
Как ни странно, общее болезненное состояние не мешает мне посту пить самым рациональным образом. Вместо того, чтобы выскочить с воплями в коридор или заголосить, сидя на полу, прежде всего проверяю, закрыта ли дверь. Затем ощупываю голову и обнаруживаю здоровенную шишку.
Немного передохнув, медленно оглядываюсь. Все вещи на своих местах, и если бы не тело в кресле, все было бы в порядке. Ну-с, и что же случилось с Эрнесто? Судя по бурому пятну и узкой дыре в пиджаке на левой стороне груди, его убили ударом ножа. На полу небольшая лужица свернувшейся крови. Это, равно как и отсутствие беспорядка в одежде, говорит о том, что сюда он пришел сам. Пришел с кем-то, кто его потом аккуратно и хладнокровно зарезал. Затем дождался моего прихода и дал по голове.
Судя по всему, мое пребывание на свободе продлится недолго. Либо я сейчас же улетаю в Москву, либо меня отправят в тюрьму. Впрочем, не будем суетиться, решим, что делать в сложившихся обстоятельствах.
Нужно быть идиотом, чтобы попытаться избавиться от тела или тянуть время. Тем не менее, с инстинктом не поборешься, и я бесполезно подхожу к окну. Нет, тут нечего и думать: даже если с тяжелого похмелья и с ушибленной головой я смогу поднять тело Эрнесто под самый потолок и просунуть через фрамугу, покойный так брякнется в проход между домами, что половина живых соседей сбежится посмотреть, что стряслось. Так что о тем, чтобы избавиться от трупа, нечего и думать. Тем более, что организаторы этого паноптикума скорее всего и надеялись, что я с перепугу наделаю глупостей. Ударюсь, скажем, в бега или с потерянным видом начну таскать труп по ночным улицам Гааги. Но я так поступать не буду.
Выхожу в коридор к телефону, вызываю полицию и затем заглядываю к Биллу. Мой сосед, сидя на кровати, с отсутствующим видом цедит пиво. При моем появлении он несколько оживляется. Со стуком поставив банку на столик, он бодро восклицает:
— О, Алекс! Как дела? А я уже лучше себя чувствую. Успел в магазин смотаться. Хочешь пива? Тебя, я вижу, не прибили на этом свидании. Ого, слушай, у тебя опять рубашка в крови! Ты однообразно неряшлив.
Действительно, только теперь замечаю, что рубашка у меня на груди и животе вся в бурых мазках и пятнах. Сам я испачкаться так не мог. Кто-то постарался меня извозить, пока я бесчувственно валялся у себя в номере на полу. Беря без спроса банку пива из холодильника, предлагаю:
— Какая рубашка, о чем ты говоришь? Ты еще не видел, какая у меня шишка на затылке. У меня нет сил с тобой болтать. Про кровь мы после поговорим. Сходи лучше посмотри, что я нашел у себя в комнате.
Билл возвращается не больше чем через полминуты. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он останавливается и задумчиво смотрит перед собой. Затем, не произнося ни слова, привычно лезет в холодильник. Даже сейчас он не особенно возбужден, только поблескивают маленькие карие глазки. Открыв новую банку пива, мой приятель суммирует свежие впечатления:
— Первое, что я могу тебе сказать: это не ты его прирезал.
— Даты что? Спасибо тебе. Я так волновался.
— Не придуривайся, я пока единственный твой свидетель. Сейчас полиция приедет, и свидетели тебе очень пригодятся. Судя по тому, как свернулась кровь, и по температуре тела, его убили с полчаса назад или даже больше, а ты только что явился.
— Ты-то откуда это знаешь? У тебя ведь дверь была закрыта.
Билл пожимает плечами.
— Это профессиональное. Конечно, прежде всего я тебе просто верю, ибо чисто теоретически у тебя была возможность проникнуть незамеченным в номер. После твоего ухода я поднялся в телевизионную и вернулся в номер ми нут за двадцать до твоего возвращения.
— Прости, ты можешь излагать короче?
Снисходительно посмотрев на меня, Билл невозмутимо отвечает:
— Не перебивай. Так вот, затем я услышал, как ты пришел. Потом дверь еще раз открылась, и я был уверен, что это ты идешь ко мне. Но вместо этого какой-то человек ушел по коридору к выходу. Я удивился, но мне было лень вставать. А еще
