Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олюк верила, что завтра непременно поправится. А в больницу? Нет, нет!.. В больницу она не поедет ни за что. Все ведь нормально. Такая молодая, здоровая женщина, да не может встать на ноги? Вот подождите: завтра она снова побежит на работу…
Всю ночь у Олюк был жар, но она постоянно жаловалась, что ей холодно.
Назавтра Олюк не поправилась.
Утром Петр посадил жену на попутную машину и отвез ее в больницу, что в пяти километрах от деревни.
По дороге Олюк сказала мужу, только теперь вспомнив, отчего она заболела:
— Я, когда от матери-то вчера приехала, молока холодного из погреба выпила. Ты не ругай меня…
Сказала и успокоилась. Потом встрепенулась, притянула Петра за шею и шепнула ему на ухо:
— Петр, а я ведь беременная… Под сердцем у меня твой ребенок…
На другой день, когда выглянуло солнце, она скончалась в больнице.
Как с солнцем начинается новый день, так и Олюк только начинала жить. Начала, да закончила не вовремя.
* * *
Петр чуть не сошел с ума. Пролежал плашмя двое суток. Перед глазами — Олюк с ребенком на руках. Младенец смеется, а Олюк тихо и радостно улыбается. С самого дня свадьбы Петр мечтал о ребенке. И до вчерашнего дня он только и ждал, когда же жена скажет, что беременна. И дождался-таки. Только ребенка она с собой в могилу унесла.
Петр как во сне протягивал к видению руки, но Олюк, крепко прижимая к груди ребенка, уходила. Смеялась и уходила, Петр за ней было, но не может сделать ни шагу.
Пролежав два дня, Петр встал и начал искать крепкую веревку. Хорошо еще мать дома оказалась — веревку отобрала и стала присматривать за ним.
Петр забросил работу. Одно дело у него теперь: целыми днями бродит всюду, как тень, ищет Олюк. И не найдя ее нигде, сидит неподвижно в укромном месте, опустив голову.
Прошла неделя. За это время у него во рту маковой росинки не было. Страшно похудел — кожа да кости.
Поля опустели, хлеба убрали, не слышны стали песни птиц, и только вороны сидели на телеграфных столбах.
Однажды ноги сами понесли ею на кладбище. Смотрит он — а перед ним могила Олюк. Крест покосился, холмик осел.
Петр очнулся, начал поправлять крест, обдирая руки до крови, таскал землю, наращивая холмик. Потом встал на колени.
— Олюк моя, ты не ругай, что я не мог прийти к тебе раньше. Вот пришел, когда позвала… Боялся я приходить — все время живой мне казалась, а ты, оказывается, и вправду умерла. Теперь я буду часто приходить к тебе, приносить что-нибудь…
И после этого дня Петр стал все время ходить на кладбище. Однажды, возвращаясь от Олюк, увидел он у реки на мостках молодую женщину, полоскавшую белье. Женщина как женщина, но что-то заставило Петра остановиться, сесть на пожелтевшую траву и пристально посмотреть на нее. На одном берегу Петр, на другом — молодая женщина.
Поначалу она не замечала его. Потом, вдруг увидев, опустила подол, прикрыв голые колени.
«Кто она такая, интересно? — спрашивал себя Петр. — Почему я ее не знаю? Может, не местная?»
«Чего он так долго сидит? — раздумывала женщина. Потом начала сердиться. — Сидит и сидит. Голых ног, что ли, никогда не видел?»
— Чего вылупился? — выпрямилась женщина, прикрыв рукой глаза от солнца. Она сказалась высокой, статной, черные волосы ее были коротко подстрижены, на животе платье было вздернуто, обнажились крепкие круглые колени.
Петр не ответил.
— Чего уставился-то, спрашиваю? Или женщин никогда не видел? — развеселилась она. — Ну, отвечай! Или ты язык проглотил? — и она задорно рассмеялась.
Промолчал Петр. Сорвав сухой стебелек, покусывал его, но с женщины глаз не сводил. И не на лицо ее смотрит, а на вздувшийся живот. Когда увидел он эту беременную женщину, сознание у него помутилось, Петр ее за Олюк принял.
Тем временем женщина закончила полоскать и, даже не обернувшись, поднялась на берег, повесив белье на коромысло. Шла плавно, переваливаясь, как утка.
Петр долго смотрел ей вслед, но она ни разу не обернулась.
Дома Петр попросил у матери поесть. Съел две тарелки супа, полчугунка картошки на свином сале. Что с сыном случилось — мать не надивится. Если человек есть просит, значит, он выздоровел, не пропал.
Наутро Петр пошел на работу, а из головы все вчерашняя встреча не идет. Женщина эта видится. Вернее, не сама она, а ее живот. «Как ее найти? Где она работает? Может, в гости к кому приезжала?» — мучался Петр.
Решил искать. Заглянул в медпункт, зашел в парикмахерскую. Нет ее нигде. Оставался еще быткомбинат. Но под каким предлогом он туда пойдет?
Так ничего и не придумав, решил идти на авось. Открыл одну дверь — там женщины отмеривают и режут ножницами тонкие ткани — черные, белые, синие, алые. Открыл другую — там шьют, звонко стучат швейные машинки.
Вот она сидит! Прямо перед дверью.
Обрадовавшись, что наконец нашел ее, Петр пристроился в коридоре, чуть-чуть приоткрыв дверь, чтобы в щелку видеть ее.
Женщина почувствовала, что на нее смотрят. Увидела Петра, покраснела, еще быстрей закрутила ручку машинки. Нахмурилась, встала и закрыла дверь.
Подошла приемщица, местная, из Кораксолы. Петр знает ее — Зоя, жена Микале.
— Петр! — удивилась Зоя. — Ты чего тут?
— А что, нельзя?
— Да что ты! Мы каждому клиенту рады. План ведь надо выполнять… Что-нибудь хочешь заказать?
— А что заказывать?
— Ну-у… да что хочешь. Брюки, рубашку, пальто, свитер… Вот я тебя все время с непокрытой головой вижу. Может, берет сошьем? Знаешь, такой красивый, с пуговкой посередине. Ты блондин, тебе синий пойдет. Представляешь, каким женихом будешь!
Слушая ее болтовню, Петр оживился и решил сразу же сделать заказ. Потом вспомнил:
— Э, ничего не получится. У меня денег с собой нет.
— Ну и что. Ерунда, — отмахнулась Зоя. — Разве я тебя не знаю? В другой раз принесешь.
Зоя выписала квитанцию и повела Петра в примерочный цех. — После примерки Петр снова вернулся в коридор, стал глядеть в щелку. Видит — женщина на своем месте. Волосы под косынку убрала. Может, и не для него красоту наводила, но все равно обрадовался.
Из примерочной вышла Зоя.
— Зоя, — тихо попросил Петр. — Берет пусть она сошьет.
— Кто? — удивилась Зоя.
— Да вот сидит, напротив…
— Нина, что ли?
— Да-да… — «Значит, ее Ниной зовут».
Зоя понимающе улыбнулась, пошла в примерочный цех, оттуда в швейный. Подошла к Нине, наклонилась, что-то
