Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Дарья Онисимовна рассказывает хозяйке квартиры и Подростку всю печальную историю их унижений: дошли до полной нищеты, дочь дала объявление в газетах, начали поступать гнусные предложения, и вот всё закончилось петлёй…
В дальнейшем Дарья Онисимовна (особенно в третьей части романа, став уже по недосмотру автора и издателей Настасьей Егоровной) принимает самое активное участие в развитии действия, играя роль посредника и информатора. Она коротко сошлась с Анной Андреевной Версиловой, Татьяной Павловной Прутковой, Лизой Долгоруковой, самим Подростком и многими другими героями романа, вплоть до Ламберта, становится нянькой ребёнка Лидии Ахмаковой (от князя Сергея Петровича Сокольского), которого взял на содержание Версилов.
Дворник-татарин
«Хозяйка»
Дворник в доме, где проживал Мурин. «Дворник был молодой малый, лет двадцати пяти, с чрезвычайно старообразным лицом, сморщенный, маленький, татарин породою…» Дворник гривенники от Ордынова принимал, но на расспросы его о Мурине и Катерине отвечал уклончиво и загадками, так что оставил о себе неприятное впечатление: «Дворник показался ему мошенником и наглецом первой руки…» В финале выяснилось, что хозяин этого дома держал разбойничий притон, так что, скорее всего, татарин-дворник был одним из участников шайки, но, правда, судя по всему, остался пока на свободе. Бывший полицейский чиновник Ярослав Ильич, рассказывая Ордынову, что Мурин не мог быть в этой шайке, потому что «за три недели он уехал с женой к себе, в своё место», добавляет: «Я от дворника узнал… этот татарчонок, помните?»
Двугрошовая
«Записки из Мёртвого дома»
Одна из двух городских проституток (вместе с Чекундой), обслуживающая обитателей острога, о которой сказано, что даже по сравнению с «наигрязнейшей» подругой своей эта «уже была вне всякого описания».
Девочка
«Сон смешного человека»
В мрачный ноябрьский вечер Смешной человек возвращался домой из гостей, решив убить себя в эту ночь, и вдруг его схватила за локоть эта девочка. «Девочка была лет восьми, в платочке и в одном платьишке, вся мокрая, но я запомнил особенно её мокрые разорванные башмаки…» Девочка плакала, звала куда-то Смешного человека, кричала отчаянно: «Мамочка! Мамочка!..» Смешной человек её прогнал, даже не вникнув в то, о чём она просила. И вот уже после всего, что с ним произошло в эту фантастическую ночь, когда он побывал на другой планете и вернулся на Землю обогащённый Истиной, первое, что он сделал, прежде чем идти проповедовать эту Истину — исправил ту свою ошибку: «А ту маленькую девочку я отыскал…»
Девочка с приданным
«Ёлка и свадьба»
Маленькая гостья детского бала — предмет вожделения Юлиана Мастаковича, ставшая впоследствии его женой. «Особенно хорош был один мальчик, черноглазый, в кудряшках, который всё хотел меня застрелить из своего деревянного ружья. Но всех более обратила на себя внимание его сестра, девочка лет одиннадцати, прелестная, как амурчик, тихонькая, задумчивая, бледная, с большими задумчивыми глазами навыкате. Её как-то обидели дети, и потому она ушла в ту самую гостиную, где сидел я, и занялась в уголку — с своей куклой. Гости с уважением указывали на одного богатого откупщика, её родителя, и кое-кто замечал шёпотом, что за ней уже отложено на приданое триста тысяч рублей…» Вероятно, у девочки, как и у брата, тоже были чёрные глаза и кудрявые волосы. Сластолюбивый Юлиан Мастакович своими назойливыми ухаживаниями-приставаниями на детской ёлке её напугал, однако ж от родителей девочки с 300-тысячным приданным он таки получил приглашение бывать в их доме. И вот через пять лет рассказчик (Неизвестный) случайно становится свидетелем свадьбы и обратил внимание на невесту: «Я протеснился сквозь толпу и увидел чудную красавицу, для которой едва настала первая весна. Но красавица была бледна и грустна. Она смотрела рассеянно; мне показалось даже, что глаза её были красны от недавних слёз. Античная строгость каждой черты лица её придавала какую-то важность и торжественность её красоте. Но сквозь эту строгость и важность, сквозь эту грусть просвечивал ещё первый детский, невинный облик; сказывалось что-то донельзя наивное, неустановившееся, юное и, казалось, без просьб само за себя молившее о пощаде.
Говорили, что ей едва минуло шестнадцать лет. Взглянув внимательно на жениха, я вдруг узнал в нём Юлиана Мастаковича, которого не видел ровно пять лет. Я поглядел на неё… Боже мой! Я стал протесняться скорее из церкви. В толпе толковали, что невеста богата, что у невесты пятьсот тысяч приданого… и на сколько-то тряпками…»
Девочка-невеста
«Преступление и наказание»
Об этом гнусном своём проекте Свидригайлов не раз упоминал, а затем и подробно рассказал Раскольникову во время встречи в трактире перед своим свиданием с его сестрой Авдотьей Романовной Раскольниковой: «Вы эту Ресслих знаете? Вот эту самую Ресслих, у которой я теперь живу, — а? <…> Ну, так она мне всё это состряпала; тебе, говорит, как-то скучно, развлекись время. <…> А Ресслих эта шельма, я вам скажу, она ведь что в уме держит: я наскучу, жену-то брошу и уеду, а жена ей достанется, она её и пустит в оборот; в нашем слою то есть, да повыше. Есть, говорит, один такой расслабленный отец, отставной чиновник, в кресле сидит и третий год ногами не двигается. Есть, говорит, и мать, дама рассудительная, мамаша-то. Сын где-то в губернии служит, не помогает. Дочь вышла замуж и не навещает, а на руках два маленьких племянника (своих-то мало), да взяли, не кончив курса, из гимназии девочку, дочь свою последнюю, через месяц только что шестнадцать лет минет, значит, через месяц её и выдавать можно. Это за меня-то. Мы поехали; как это у них смешно; представляюсь: помещик, вдовец, известной фамилии, с такими-то связями, с капиталом, — ну что ж, что мне пятьдесят, а той и шестнадцати нет?
