Легион. Психопат - Уильям Питер Блэтти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор Стейнер говорит, что такие случаи вовсе не так уж редки, особенно если имеется изначально нестабильная личность, наподобие Нормана. А горе, которое он испытал при виде мертвой матери, было чем-то вроде последней капли. Его скорбь была так безутешна, что никому и в голову не пришло сомневаться в достоверности истории с самоубийством. Так что и Конси- дайн, и мать Бейтса покоились на кладбище задолго до того, как Нормана выписали из больницы.
— И как только вышел, он сразу выкопал ее из могилы? — спросила Лила.
— Да, очевидно, он сделал это самое большее через несколько месяцев после возвращения. Он давно увлекался изготовлением чучел и знал, что надо сделать.
— Но я не понимаю. Если Бейтс думал, что он — его мать, как тогда…
— Все не так уж просто. По мнению Стейнера, Бейтс теперь не просто «раздвоился», у него было по меньшей мере три личины. Он существовал одновременно как три разных личности. Во-первых, НОРМАН — маленький мальчик, который жить не мог без любимой мамы и ненавидел каждого, кто мог встать между ними. Потом, — НОРМА — мать, она должна была вечно жить рядом с Норманом. Третьего можно назвать НОРМАЛЬНЫЙ — взрослый мужчина Норман Бейтс, которому приходилось ежедневно делать то, что делают обычные люди, поддерживать свое существование и скрывать от мира существование остальных. Конечно, эти трое не были самостоятельными личностями, они переплетались, и каждая содержала в себе какие-то элементы другой. Доктор Стейнер назвал такую ситуацию «адской троицей».
Но все же «взрослый» аспект Нормана достаточно твердо контролировал ситуацию, и Бейтс смог выйти из больницы. Он вернулся к себе и стал управлять мотелем. Вот когда он впервые ощутил лишившее его покоя напряжение. «Взрослого» Бейтса в первую очередь угнетало сознание того, что матери больше нет и он виновен в ее смерти. Сохранять в неприкосновенности ее комнату было явно недостаточным. Он хотел точно так же сохранить и ее, навсегда сохранить ее тело: иллюзия того, что она живет вместе с ним, заглушит чувство вины.
Так он перенес ее обратно в дом, можно сказать, вытащил из могилы и вдохнул в мать вторую жизнь. Ночью укладывал в кровать, днем одевал и выносил в гостиную. Естественно, Бейтс скрывал это все от посторонних, и вполне успешно. Должно быть, Арбогаст тогда действительно увидел мумию, посаженную возле окна, но, пс-моему, за все прошедшие годы он был единственным, кто что-то заметил.
— Тогда, значит, ужас скрывался не в доме, — прошептала Лила. — Этот ужас был у него в голове.
— Стейнер говорит, что все было примерно так, как у чревовещателя, когда он говорит за свою куклу. Мать и маленький Норман, очевидно, подолгу беседовали друг с другом. А взрослый Норман скорее всего пытался рационально объяснить возникшую ситуацию. Он был способен притворяться нормальным человеком. Кто знает, какими знаниями он обладал? Бейтс увлекался оккультизмом и мистикой. Очевидно, верил в спиритуализм так же крепко, как и в волшебные презервирую- щие возможности искусства набивки чучел. Кроме всего прочего, он не мог отвергнуть или попытаться уничтожить другие части своего «я», тогда он уничтожил бы самого себя. Он одновременно жил тремя различными жизнями.
— Ему удавалось сохранять равновесие и скрывать свою тайну от окружающих. Все шло хорошо, пока не…
Сэм умолк, не зная, как сказать это, но Лила продолжила за него.
— Пока не появилась Мери. Что-то произошло, и он убил ее.
— НОРМА убила твою сестру, — поправил Сэм. — Ее убила Мама. Невозможно с точностью воссоздать, как все происходило, но доктор Стейнер уверен, что каждый раз, когда возникали трудности, доминирующей личностью становилась НОРМА. Бейтс начинал пить, затем терял сознание, и в это мгновение главной становилась она. Естественно, когда он находился в таком состоянии, он надевал на себя ее платье. Потом прятал мумию, потому что был убежден, что настоящая убийца — она. Значит, надо обеспечить безопасность Мамы.
— Так, значит, Стейнер убежден, что Бейтс не отвечает за свои поступки, что он — сумасшедший?
— Психопат, — он употребил именно это слово. Да, боюсь, что так. Он собирается в своем заключении рекомендовать, чтобы Бейтса поместили для лечения в Госпиталь штата. Там он пробудет скорее всего до самой смерти.
— Тогда никакого суда не будет?
— Я как раз пришел сообщить тебе об этсм. Да, суд не состоится. — Сэм тяжело вздохнул. — Мне очень жаль. Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь…
— Я довольна, — медленно произнесла Лила. — Так будет лучше. Странно, как это получается в жизни. Никто из нас не знал настоящей правды, мы просто брели вслепую, и в конце концов добрались до истины, хотя шли неверным путем. А теперь я даже не испытываю ненависти к Бейтсу за то, что он совершил. Должно быть, он сам страдал больше, чем любой из нас. Мне кажется, в чем-то я почти понимаю его. Во всех нас таится что-то темное, что может в любой момент вырваться наружу.
Сэм поднялся, и она прешла с ним до двери.
— Что ж, теперь уже все позади, и я попытаюсь забыть. Просто забыть все, что связано с этим делом.
— Все? — еле слышно произнес Сэм. Он не смел взглянуть ей в глаза.
Так закончилась эта история.
Точнее, почти закончилась.
17
Подлинный конец наступил, когда пришла тишина.
Тишина пришла в маленькую изолированную от мира комнату, где, так долго смешиваясь, сливаясь, бормотали разные голоса: мужской голос, женский голос, голос ребенка.
Что-то вызывало их к жизни, и голова словно по сигналу расщеплялась натрое, взрываясь этими голосами. Но теперь каким-то чудом все слилось воедино.
Оставался лишь один голос. Так и должно быть, ведь в комнате сидел один человек. Остальных никогда не существовало, все это просто грезы.
Теперь она твердо знала это.
Она знала это и радовалась своему знанию.
Так жить несравнимо лучше; сознавать себя целиком и полностью такой, какая ты есть на самом деле. Безмятежно упиваться собственной силой, уверенностью в себе, чувством полной безопасности.
Она теперь могла смотреть на прошлое как на дурной сон. Да ведь это и был просто дурной сон, населенный призраками.
Там, в том сне, был плохой мальчик; мальчик, который убил ее возлюбленного и попытался отравить ее. Где-то в темной пучине сна возникали посиневшие лица, руки, судорожно сжимавшие горло, задыхающиеся стоны,
