Равные звездам - Евгений Лотош

Она спустила ноги с лежанки, встала и потянулась. Чувствовала она себя отлично — в теле не замечалось и следа вчерашней противной слабости, неприятное сосущее ощущение в груди исчезло. Зверски хотелось есть. Похоже, она полностью оправилась от ломки. Как-то подозрительно быстро — но, с другой стороны, она и настоящим наркоманом стать не успела.

Что-то пощекотало ягодицу, и она, ойкнув, хлопнула по задетому месту ладонью. Неужто блохи? Судя по ощущениям — что-то довольно крупное. Она выскользнула из своей изрядно замызганной кубалы, вытянула ее вперед на руках и быстро просмотрела сквозь сканер. Что на самом деле представляли собой черные органические пятнышки, медленно перемещающиеся по одежде, она даже разбираться не стала: один взмах манипулятора — и вся живность крупнее бактерии перешла в мертвое состояния. Бактерий, к сожалению, просто так не достать: наноманипулятор потратит на полную чистку ткани минимум полчаса, а фокус, который она проделала вчера с водой, превратит ткань в расползающийся под пальцами кисель. Не срочно. Впрочем, показательная казнь нескромных насекомых не помогла: тело начало чесаться в новых местах. Похоже, ей просто давно следовало бы принять душ. Или просто выкупаться в реке.

Зашелестели шаги, и в хижину вошла вчерашняя женщина, Тамша. В руках она несла большой и, вероятно, тяжелый глиняный кувшин, а на голове — что-то вроде высокой и широкой глиняной же миски. Чтобы не сшибить миску притолокой, в дверном проеме она присела и скользнула вперед так грациозно, что Карина невольно почувствовала зависть.

— Балай ша, сама! — сказала она, опуская кувшин на пол и ставя миску на край лежанки. Взгляд она почему-то отвела в сторону. — Кушать. Каша из джугара. Сан Мамай тоже говорит тебе утренний слово: балай ша.

— Доброе утро, госпожа Тамша, — сказала Карина, бросая свою кубалу на лежанку рядом с миской. — Балай ша, правильно?

— Балай ша, — согласилась женщина. — Надеть кубала, сама Карина. Надеть. — Она потыкала пальцем в платье. — Нельзя голая.

— Почему? — удивилась Карина. — Здесь же нет мужчин.

— Нельзя голая, — повторила Тамша. Она подобрала платье с лежанки и протянула его Карине. — Мужчина входить — стыдно.

— Мне не стыдно, — пожала та плечами. Пусть и немного прохладно, но все лучше, чем опостылевшее прикосновение засалившейся и откровенно пованивающей потом и рвотой ткани. — У нас не стесняются своего тела.

— Надеть, надеть! — Тамша настойчиво потрясла кубалой. Вздохнув, Карина приняла ее и нехотя натянула. Вдруг у них здесь какое-то местное табу есть?

Тамша, однако, не успокоилась. Она распустила шнурки на своем платье, полностью открыв лицо, и настойчиво подергала за свисающие на спину Карины обрывки капюшона кубалы.

— Надеть, надеть! — снова пробормотала она, делая движение, словно накидывая капюшон себе на голову. — Мужчина видеть — стыдно.

— Ну уж нет! — решительно заявила Карина. — Голову я кутать не стану. Госпожа Тамша, хватит!

Она склонилась к лежанке и потрясла Цукку за плечо. Та, словно и не спала вовсе, мгновенно открыла глаза, в которых плескался ужас.

— Где?!. — выдохнула она. — Ох, Кара! Мне показалось, что пришел Шай со своим мечом. Чуть сердце не оборвалось.

Она поморгала, протерла глаза и медленно села.

— Балай ша, сама, — сказала ей Тамша. — Кушать есть.

— Кушать — это замечательно, — пробормотала Цукка. — Кара, где у них здесь туалет, не выясняла? Так хочется, что аж спасу нет…

После допроса служанки, которая поначалу не понимала, чего от нее хотят, в хижине откуда-то появился большой глиняный сосуд с характерным запахом. Из ломаных объяснений Тамши следовало, что раз в день по деревне проходят золотари и собирают их содержимое, а потом вывозят куда-то на плантации в качестве удобрения. На завтрак оказалась холодная безвкусная каша, которую Тамша назвала «джугара», а также стерилизованная Кариной вода. Закончив есть, женщины переглянулись.

— Все тело чешется, — пожаловалась Цукка. — Искупаться бы…

— Тут еще и насекомые водятся. Когда ты из своей тряпки вылезешь, я ее почищу. Но выкупаться стоит, верно. От меня пахнет, и от тебя тоже. И платья вонючие, выстирать надо, пусть и без мыла. Теперь, Цу, мы с тобой первобытные люди. Придется учиться обходиться одной шкурой медведя в год.

— В местных краях можно перебиться туникой из листьев, — хихикнула Цукка. — Да и то в сильные морозы. Понять не могу, чего местные так кутаются? Тамша, надо купаться. Мыться. Вода? Много воды? Речка, пруд?

— Речка! — кивнула Тамша. — Речка, имя Зума. Купаться, стирать — там.

Она ткнула пальцем куда-то в стену хижины.

— Веди! — решительно сказала Карина. — Время для водных процедур.

Вновь затянувшая шнурки на кубале Тамша повела их извилистой тропкой, сначала петлявшей между хижин, но быстро нырнувшей в лес. Людей не наблюдалось, только в некоторых местах из хижин блестели любопытные детские глаза да в пыли возле входа сосредоточенно ковырялись голые младенцы. В лесу — точнее, в настоящих джунглях — на них обрушилась целая какофония звуков: скрежет, треск, свист, трели, какие-то далекие заунывные вопли… Какое-то особо наглое насекомое тут же спикировало Карине на щеку, и та машинально прихлопнула его.

— Госпожа Тамша, далеко идти? — спросила она, отмахиваясь от собратьев прибитого, подозрительно напоминающих огромных, едва не в кулак, комаров.

— Близко, — откликнулась та, оглядываясь. — Сто шагов два раза. Большие мусика не кусают, не бояться их, — она ловко ухватила комара в воздухе в кулак и показала спутницам. — Кушать цветы.

— Цветы пусть кушают, — пробормотала Цукка. — А нас не надо. Ох, чувствую я, намучаемся мы еще с местной фауной…

До речки и в самом деле оказалось недалеко. Быстрый прозрачный поток стремительно несся вниз по склону, образуя, однако, в одном месте широкую и относительно тихую заводь. В ней вода тоже текла довольно быстро, но не угрожала унести с собой. Между джунглями и водой виднелась узкая полоска чистого песка.

— Женское место, — Тамша показала себе под ноги. — Мужское место, — она махнула вверх по течению, где в заводь вдавалась длинная коса, поросшая деревьями, создающая естественный барьер для взгляда. — Здесь купаться, стирать. Мужчины нет.

— Да пусть хоть стадами бродят, лишь бы не кидались… — Карина сбросила опостылевшую кубалу и с наслаждением опустилась в мелкую и на удивление приятную воду. — Хорошо-то как, кто бы знал!

— Теплая… — удивленно констатировала Цукка, опускаясь рядом. — Я думала, что раз горная речка, значит, ледяная.