Ефрейтор Икс - Сергей Лексутов

При свете луны Павел разглядывал бандита. По виду молодой, младше Павла, огромный мужичина. Лицо спокойное и как бы отрешенное; ни страха, ни ненависти, и еще бесконечная усталость в выражении лица, во всей скорченной фигуре. Левая половина лица уже распухла от жестокого удара прикладом, ухо оттопырилось и размером стало раза в два больше обычного. Непрошеная жалость коснулась сердца Павла.

Разлепив спекшиеся губы, бандит хрипло выговорил:

– Ну, чего ждешь? Кончай быстрей…

– Куда торопиться? Успеется… – протянул Павел, постепенно осознавая, что у него нет иного выхода, кроме как убить этого человека. И бандит осознал это первым.

– Это точно… – криво ухмыльнулся бандит. – Вместе подыхать придется. Не доползешь ты до жилухи. Кровью истекешь… Стреляй, что ли… Чего изгаляешься?

– Я не изгаляюсь. Просто, интересно узнать, чего это вы на меня охоту устроили?

– Не ясно, что ль? У тебя деньги, документы…

– Да-а… Денег у меня – вагон и маленькая тележка… – усмехнулся Павел. – Издалека топаете? Что-то не припомню здесь поблизости лагерей…

– Издалека-а…

Павел уже чувствовал, что не сможет убить этого человека. Не надо было затевать разговор. Хотя иного выхода у него не было. Он опасен. Он черт знает как опасен! Стоит только пойти дальше, он в момент освободится от веревок, и в два счета нагонит… Похоже, бандит и сам желал поскорее отправиться на тот свет. Он даже не пытался заискивать, клянчить жизнь, чего-то обещать. Он просто сидел и ждал. Победитель пожелал поговорить? Можно и поговорить…

– За что сидели-то? – как можно равнодушнее спросил Павел, чтобы набрать злости, которой ему явно не хватит, чтобы надавить на тугой спуск.

– Этот, – указал кивком головы на молодого, с отвислыми губами, – девчонку изнасиловал, потом облил бензином и поджег…

С Павла, будто разом всю кожу содрали. Он чуть не нажал на спуск от боли и ненависти. Но палец не подчинился импульсу. А бандит продолжал:

– Тот вон, с автоматом, многих замочил. Сколько, не знаю. Может, и калеками многих оставил. Ночами с мешочком дроби промышлял. Шапки, шарфы, сапоги, дубленки снимал с оглоушенных. Многие, поди, в беспамятстве лежа, обмораживались… Тот вон, сзади тебя, сам никого не убил. Однако из всех самый страшный человек. Все норовил чужими руками…

Бандит замолчал.

– Ну, а ты?.. – поторопил его Павел.

– Я?.. Я, паря, сидел за то, что пушнину налево сплавлял. А когда в побег пошли, прапорщика зарезал. Так что, кончай быстрей, да топай до жилухи. Можа и доберешься…

– Я не тороплюсь… Почему в побег пошли?

– Почему, почему… По воле соскучились… – он помолчал, о чем-то раздумывая, затем договорил: – Вон у того, который сзади тебя, камешки в воротнике зашиты. Дорогие камешки…

Протянув руку, Павел ощупал заскорузлый от крови воротник бушлата. Там, действительно, были какие-то скользкие твердые горошины. Вытащив нож, он отхватил оба уголка и высыпал содержимое на ладонь. В лунном свете призрачно поблескивали крупные, окатанные стекляшки. Он поднял голову, посмотрел на бандита. Тот сидел скорчившись, прикрыв глаза и, казалось, был равнодушен ко всему на свете. "Зачем он сказал про камни?" – подумал Павел. – "Откупиться хочет?"

– Не сомневайся, настоящие… – усмехнулся бандит, открывая один глаз, второй не открывался, заплыл кровоподтеком. – Ну, понял теперь? Одному из нас отсюда тропы нет.

Вдруг, извернувшись, он одним махом вскочил на ноги, и бросился на Павла. Но Вагай был начеку. Вцепившись в штаны, он одним рывком свалил бандита на землю, укусил за лицо, и, поставив лапы ему на грудь, свирепо зарычал. И тут Павел понял, что бандит сознательно провоцирует его на выстрел.

– Вагай, ко мне!

Пес нехотя подошел к Павлу, вильнул хвостом, сел рядом.

– Сволочь ты! Чего измываешься? – в голосе верзилы слышались слезы.

Павел набрал в грудь побольше воздуха, и что было сил даванул на спуск, ожидая мягкого толчка в руку. Но ничего не произошло, даже боек не щелкнул, а палец аж судорогой свело.

Бандит снова зашевелился, сел, сказал:

– Ну и зверюга у тебя… Один медведя держит?

– Не знаю, не пробовал… – рассеянно обронил Павел.

Творилась какая-то мистика; палец не смог нажать на спуск.

Бандит проговорил без злости, несмотря на то, что из разорванной щеки капала кровь:

– С такой собакой доберешься… Пятьдесят верст всего… Говорил я этим дуракам, нечего шалить в тайге. Хоть и длинные в ней дороги, но мало их, и шибко редко пересекаются, и на любом пересечении своего знакомца запросто встретить можно…

Павел сунул камни в нагрудный кармашек рубашки, застегнул, да еще и булавкой заколол. Дополз до бандита с автоматом. Уперев приклад автомата в землю, выпустил оставшиеся в рожке патроны в небо. Запасного рожка не оказалось. Потом пополз к верзиле. Когда отстегивал его патронташ, бандит тихо, потрясенно сказал:

– Ну и дурак же ты, парень…

– Может, это не самая большая дурость в жизни, кого-нибудь не убить, кого следовало бы по всем статьям… – хмуро пробурчал Павел.

Смутно надеясь, что такую частую стрельбу кто-нибудь услышит и заподозрит неладное, Павел расстрелял и все ружейные патроны в небо.

Павлу не хотелось ждать рассвета на этой прогалине, воняющей пороховой гарью, кровью и смертью. Срубить на костыль березку, спасшую его от смерти, рука не поднялась, и он ползком дополз до леса, и уже там, еле разглядев при свете луны, срубил ножом тоненькую осинку, с развилкой.

Он брел в лесную темень, Вагай тащился следом, поминутно оглядываясь, скаля клыки и топорща шерсть на загривке.

На рассвете Павел вышел к тому проклятому ложку…

Вот оно! Он из той давешней истории не помнил, что верзила ему признался, что зарезал прапорщика… Тьфу ты… Тут же помрачнел Павел. Зачем же волок тогда на себе? Рисковал, что загребет какой-нибудь сельский Аниськин, увидя побитую физиономию и порванную собакой щеку… А главное, почему камни не забрал?

Сидела какая-то заноза, беспокоила Павла, но он никак не мог сообразить, или вспомнить, что именно его беспокоило.

– Ладно, надо ждать Гонтарев ход… – пробормотал Павел, вылезая из шезлонга.

Ольга уже ушла, завтрак ждал Павла на столе. Павел ел с расчетливой поспешностью, чтобы успеть к приходу милиции. Но они все не шли и не шли. Он напился чаю и уже подумывал, а не засесть ли за стол? Когда послышался телефонный звонок. Взяв трубку, он нейтрально сказал:

– Алло-о?..

– Пашка? Ты? – послышался жизнерадостный голос Димыча.

– А кто ж еще тут может быть, если я в командировки не езжу?

– Дурак ты, Пашка! – серьезно выговорил Димыч. – И шутки у тебя дурацкие…