Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

— А может, он не назвал его нарочно.

— Зачем?

— Не знаю. А что мы вообще знаем об этом Эдварде Стратерне, кроме того, что, по собственному признанию, он, как и все, был в ту ночь у постели принцессы? Я уверен, что Ральф Монтегю был там. Ведь именно он, когда вернулся в Лондон, сообщил королю о смерти Генриетты Анны и передал ему ее последние слова.

— Вы уверены?

— Конечно уверен. Я пять с лишним лет занимаюсь этим периодом. Монтегю сообщил королю, что последние слова Генриетты Анны были о Карле, что «ей жаль только одного — покидать своего возлюбленного брата». Я где-то об этом читал.

— Монтегю проделал весь путь от Парижа до Лондона, чтобы только сообщить королю о том, что Генриетта Анна умерла?

— Да.

— Тогда все должно быть так, как сказал Эдвард: Монтегю частенько проделывал этот путь между Англией и Францией. И он вполне мог убить отца Анны и всех остальных.

— Да, пожалуй. — Эндрю понизил голос, — Мне кажется, что как раз эту версию и разрабатывал Дерек: Ральф Монтегю был серийный убийца. Черт возьми, захватывающая история. Хватит на целую книгу, и, я бы сказал, с неплохим финалом. Чем больше я думаю об этом, тем более он кажется вероятным.

— А что вы знаете о Ральфе Монтегю?

— Во времена, когда честность, целомудрие, добродетель и забота о благе ближнего почти вышли из употребления, Монтегю…

— Являл собой яркий пример добродетели? — продолжила его мысль Клер.

— Боюсь, как раз наоборот. Скорее яркий пример того, как низко способен пасть человек. Он никогда не был ни честен, ни милосерден, а главное — и это уж совершенно точно — целомудрен. Ради ближнего он бы и пальцем не пошевелил, не узнав прежде, какую от этого получит выгоду. Даже в самом начале периода Реставрации, когда люди, подобные Монтегю, процветали, трудно было найти более жалкого интригана, чем он.

— А вот Анна так не считала.

— У нее просто не было преимущества, которое есть у нас, — она не могла заглянуть в прошлое. Когда Ральф Монтегю обнаружил, что на взятках в должности придворного кастеляна заработать сколько надо не получается, он нашел богатую невесту, некую Элизабет Райо-тесли. Их брак с самого начала можно назвать во всех отношениях неудачным. Он свободно тратил ее деньги, обращался с ней отвратительно, она терпела и была несчастна, пока в тысяча шестьсот девяностом году не умерла. Потом, считая, что он все еще не столь богат, как бы ему хотелось, Монтегю стал ухаживать за дочерью герцога Ньюкасла, сказочно богатой вдовой герцога Албемарлского. Правда, существовала одна проблема: герцогиня Албемарлская была сумасшедшей. Она вбила себе в голову, что еще раз выйдет замуж только за человека королевской крови. Тогда Монтегю достал какой-то совершенно экзотический наряд и явился к ней в дом, представившись китайским императором.

— Неплохо, сразу видно, человек находчивый, — улыбнулась Клер, — Смелость города берет.

— И самое удивительное, что он действительно взял этот город. Герцогиня за него вышла, и все ее состояние скоро куда-то исчезло — как песок сквозь пальцы. Зато по проекту Роберта Гука он построил на Блумсбери великолепный дом. Примерно шестьдесят лет спустя правительство купило этот дом, чтобы разместить в нем коллекцию древностей, а еще позже в нем обосновался Британский музей. Уже женатый на герцогине, он имел столько любовниц, что точное их число не знает никто. Проживая одно время в Париже, он спал одновременно с бывшей любовницей короля Карла графиней Каслмейн и с ее дочерью от короля. Он занимался шантажом, активно участвовал в коварных политических заговорах, удачно оклеветал графа Дэнби в злодеянии, в котором повинен был сам, и вообще, где бы ни появлялся, везде сеял раздор и плел интриги. Если бы он был жив сейчас, его назвали бы «социопатом», человеком, опасным для общества.

— Если бы он был преподавателем, сказали бы «еще тот жук».

Эндрю только хмыкнул в ответ.

— Я одного в этом во всем не могу понять, — сказала Клер, — почему в городе с таким высоким уровнем преступности у Анны в дневнике нет ни слова о полиции. Похоже, даже королевская стража не очень-то заботится о поддержании закона и порядка.

— В то время полиции как таковой еще не существовало. Английский народ не хотел ее — поддержание общественного порядка с помощью особых полицейских сил ассоциировалось у них с французами и с тиранией. Существовали ночные сторожа, но обычно это были старики, незаинтересованные в том, чтобы подставлять свою грудь опасности; были еще констебли, обычно три или четыре на церковный приход, но и они, по правде говоря, с преступностью не боролись, хотя, если видели, как совершается преступление, могли выступать свидетелями в суде. Королевская стража служила только королю и обычно занималась делами о предательстве и измене.

— Кажется, я поняла, зачем Дереку Гудмену был нужен этот дневник, — продолжила свою мысль Клер, — Он считал, что открытие, связанное с разоблачением Ральфа Монтегю, может лечь в основу книги. Но это не дает ответа на вопрос, в чем смысл его приписки. Джейн Констейбл тоже не вписывается в историю, которую излагает Анна. Какая-то побочная сюжетная линия, эпизодическая роль.

— И мне это непонятно.

— Стойте-стойте, — сказала Клер, — у меня мелькнула одна мысль. Дерек Гудмен нанес на карту точки, где были совершены убийства, обозначив их в хронологическом порядке: первым был доктор Брискоу, вторым — Роджер Осборн, третьим — сэр Генри Рейнольдс, а четвертым — сэр Грэнвилл Хейнс.

Она поставила бокал и заглянула Эндрю в глаза.

— А что, если пятой и шестой жертвами окажутся Анна и Эдвард?

— О господи, — простонал Эндрю, когда до него дошло. — Сколько вам надо, чтобы расшифровать все остальное?

Клер встала и положила салфетку на стол.

— Пойду прямо сейчас. Утром жду вас у себя.

ГЛАВА 44

18 декабря 1672 года

Поездка в Корпорацию врачей на Уорвик-лейн из-за проливного дождя, да еще и аварии на Флит-стрит длится ужасно долго. Анна едет туда одна в наемной карете, она смотрит в окно, где разыгралась непогода, но почти ничего не замечает: мысли ее заняты совсем другим. У нее из головы не выходит случившееся два дня назад. Даже теперь, когда она узнала ужасную новость, Анна не может не думать об этом. А случилось как раз то, что она всеми силами пыталась предотвратить: она влюбилась в человека, который не может жениться на ней, и причина тому — деньги, положение в обществе и обязанности перед семейством. Не может или не хочет? Что, если Эдвард просто не желает менять своих привычек, своего образа жизни? А может быть, теперь, когда она отдалась ему, он считает, что она станет его любовницей? Если это так, он ошибается. Эдвард не похож на человека, который ищет с ней отношений такого рода. Но ведь он ни намеком не дал ей понять, что готов разорвать свою помолвку. За последние два дня он прислал ей три письма, она их прочитала, но отвечать не стала: чтобы выразить свои страстные чувства, он потратил много слов, но ни в одном из них она не увидела для себя твердой надежды. Разум шепчет ей, что Эдварду нужно время, он должен подумать, прежде чем отважиться на столь драматичный шаг. Она и сама не хочет, чтобы он принял решение второпях, а потом пожалел об этом. И все же, когда той ночью стало понятно, что они любят друг друга, когда любовь их была подкреплена столь осязаемо, она страстно желала видеть его перед собой на коленях с предложением руки и сердца, слышать из собственных его уст признание в вечной любви и преданности. Если бы она могла посмеяться над собой сегодня — если бы она вообще могла сейчас смеяться, — ее позабавили бы эти чувства. Что и говорить, она во многом такая же женщина, как и другие, ничем не лучше.