Варяжский сокол - Сергей Шведов

– А что я могу? – растерянно развел руками Богдан. – Все боготуры горой стоят за Владислава, а того не понимают, чем это может обернуться для радимецкой земли.

– Сочувствую тебе, дядя, – покачал головой Карочей и залпом осушил здравную чашу.

Если судить по столу, заставленному посудой, в княжеском тереме пировали. И этот пир, начавшийся с вечера, затянулся далеко за полночь. Иные из гостей уже не вязали лыка, иные просто спали, уронив головы на стол, усыпанный объедками, а бодрость духа сохранял пока только великий князь. Впрочем, для того чтобы свалить этого быка, откормленного на благодатной радимецкой земле, понадобилась бы целая бочка крепчайшего вина. Богдан еще и потому так обрадовался приезду сестричада, что обрел в его лице сразу и тонкого знатока чужеземных вин, и благодарного слушателя.

– Вчера боготур Яромир так схватил за грудки князя Горазда, что едва до крови дело не дошло.

– Какой еще боготур Яромир? – не понял Карочей.

– Старший сын боготура Торусы. Свет еще не видел подобного разбойника. А ведь он родной брат тишайшей и нежнейшей Милицы. Они ведь и родились в один день. А его младший брат Драгутин, мало что молоко на губах не обсохло, прямо пригрозил изменникам смертью.

– Каким еще изменникам?

– Так старшине радимецкой, из коей многие выразили сомнение насчет поддержки Русалании и предлагали склониться пред каганом Обадией. Чтобы подсластить ганам и боярам горечь обиды, я пригласил их к себе на пир.

Ган Карочей окинул взглядом пиршественный зал и усмехнулся. Дядька Богдан оставался верен себе и споил-таки родовых старейшин, часть из которых не нашла в себе силы, чтобы уползти подальше от гостеприимного великого князя. Если бы радимецкие вожди проявляли себя на поле брани столь же доблестно, как и за столом, то по меньшей мере половина Ойкумены была бы сейчас у них в руках.

– Ты ведь слышал, что я просватал своего старшего сына Владислава за дочь Торусы Милицу? Свадьба состоится через седмицу, так что у тебя, сестричад, будет возможность смочить усы в сладком меду.

Богдан захохотал, довольный впечатлением, произведенным на скифа. А Карочей с трудом сдержался, чтобы не запустить в эту рожу, побуревшую от пьянства, кубком, заполненным почти до краев вином. Вино он выпил залпом, а кубок поспешно отставил в сторону. Все-таки людям, имеющим такого союзника, как великий князь Богдан, никаких врагов не надо. И куда только смотрел князь Горазд? В конце концов, его затем и приставили к Богдану, чтобы он не позволил ему натворить глупостей.

Выспавшись на дядькиных пуховиках, Карочей рано поутру отправился к Горазду. Бывший берестеньский князь, в отличие от своего соправителя, блистал трезвостью. Сухое лицо его было совершенно спокойно, а на упреки скифа он лишь удивленно вскинул брови:

– Но я ведь уже обо всем договорился с беком Езекией, разве он не пересылал мои письма Ицхаку?

Карочея этот вопрос поразил едва ли не в самое сердце. То, что Езекия не любит каган-бека Жучина, тайной для него не являлось. Но одно дело не любить, а другое дело – скрывать от правой руки кагана очень важные сведения. Конечно, Езекия мог бы сослаться на то, что каган-бека долгое время не было в Итиле, но ведь он и отцу ничего не сообщил. Очень честолюбивый молодой человек, надо признать. Но своим упрямством сын кагана поставил Карочея и Горазда в очень непростое положение. Сообщив о проделках Езекии Жучину, они наверняка нажили бы в его лице врага. Сын кагана, будучи человеком злопамятным, чего доброго, начал бы сводить с ними счеты. Кроме того, до свадьбы княжича Владислава с дочерью Торусы оставалось всего несколько дней, а следовательно, обращаться за помощью в Итиль было уже поздно. Обидно только, что Езекия ничего не сказал беку Карочею о больших переменах, намечающихся в Радимецких землях.

– Он что же, сам собирается возглавить рать? – спросил Карочей у Горазда.

– Вероятно, – пожал плечами князь. – Я просил у кагана пятнадцать тысяч хазар. По моим прикидкам, этого будет достаточно, чтобы сровнять с землей Торусин горд. Но я никак не предполагал, что Езекия не поставит в известность о моей просьбе ни отца, ни Ицхака Жучина. В конце концов, тот же Ицхак прямо приказал мне все сведения переправлять в Итиль через Сарай.

– Твоей вины здесь нет, – успокоил Горазда Карочей. – Просто бек Езекия метит в полководцы и хочет доказать отцу, что в Хазарии может быть более удачливый каган-бек, чем Ицхак Жучин. А ты уверен, что тебе хватит пятнадцати тысяч хазар?

– На моей стороне многие радимецкие удельные князья и ганы, – спокойно отозвался Горазд. – Объединив их дружины, мы получим еще пятнадцать тысяч мечников. Боготуры в лучшем случае способны выставить десять тысяч человек.

– Ты забыл о русаланах, – покачал головой Карочей. – Искар Урс уже прислал в Берестень пятьсот ротариев, и твой шурин принял их с честью.

– И правильно сделал, – усмехнулся Горазд. – Я ведь не собираюсь воевать, Карочей. И пятнадцать тысяч хазар мне нужны только для прикрытия.

– А почему ты не воспрепятствовал этой свадьбе?

– Я как мог оттягивал время свадьбы, но ты забыл, что Владислав не мой сын. К тому же княжич в радимецком раскладе лишний. Он мне мешает, Карочей. Я считаю, что пришла пора решительных действий. Кагану Обадии никогда не утвердиться на этих землях, пока здесь первенствуют ближники Велеса.

– Ты собрался, воспользовавшись случаем, покончить с боготурами?

– А почему бы и нет, Карочей? – пожал плечами Горазд. – Неужели в Итиле думают иначе?

– В Итиле думают сходно с тобой, князь, но мы никак не предполагали, что вы здесь зашли в своих намерениях так далеко.

Карочей уже лет семь не видел Владислава и помыслить не мог, что из ничем не примечательного отрока вырастет столь надменный добрый молодец, не уступающий в силе своему отцу, зато значительно превосходящий его умом. Княжичу Владиславу пестуны уже не требовались, и он недвусмысленно дал это понять сначала князю Горазду, а потом беку Карочею, сунувшемуся было к нему с родственными советами. Скорее всего, он действительно любил свою невесту, которая, к слову сказать, отличалась просто-таки неземной красотой, но не это было для него главным. Княжич Владислав явно рассчитывал с помощью тестя Торусы и первого ближника Велеса Мстимира утвердиться на великом столе, сначала соправителем отца, а потом полноценным великим князем. К сожалению, в этом раскладе не хватало места для гана Горазда, что никак не могло устроить его могущественных итильских покровителей. Бек Карочей с интересом присматривался к кипящей в тереме великого князя Богдана жизни. Здесь почти полновластно хозяйничали молодые боготуры, оттеснив родовых старейшин и удельных князей в сторону. Неудивительно, что радимецким вождям это не понравилось. Скиф успел уже познакомиться с братом-близнецом прекрасной Милицы, боготуром Яромиром, названным так в честь деда, великого киевского князя, – очень симпатичным молодым человеком с насмешливыми голубыми глазами и приветливым улыбчивым лицом. А также с младшим братом невесты, тоже очень достойным отроком, который только-только выдержал боготурские испытания и теперь готовился с честью пронести по жизни свой рогатый шлем. В отличие от спокойного старшего брата, Драгутин был горяч, задирист и вечно попадал в какие-то истории. Беку Карочею он без обиняков сказал, что не любит хазар и что если у скифа найдется свободное время для нешуточного разговора, то он готов обменяться с ним ударами, хоть мечей, хоть секир. Карочей поблагодарил отрока за оказанную честь и пообещал лично снести ему голову в первой же битве, которая состоится между радимичами и хазарами.