Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов

Келли медленно развернулся и подошел к винтажному деревянному комоду за его спиной. Выдвинув верхний ящик, он вытащил изнутри сначала Антирадиационый щит, а потом скипетр.

– Даже не в сейфе? – удивленно спросил я, повернувшись к Боссу.

– Вся эта комната была сейфом, – мрачно ответил тот.

Так же плавно, избегая резких движений, Келли повернулся и пошел ко мне.

Приблизившись, он подал мне Антирадиационый щит, и когда я потянулся, чтобы взять его, мой бывший друг ткнул в мою руку скипетром.

Мир погас. Все чувства выключились. Даже проприоцепция – ощущение собственного тела. Я оказался в беспроглядной тьме, лишенной верха и низа.

«Он меня заморозил!» – запоздало сообразил я. Невероятно! Келли опять смог обмануть меня, даже когда я ему не верил!

И как же глупо я проиграл!

Не стоило его недооценивать. Не стоило расслабляться.

А что теперь? Таэды должны выполнить приказ. Убьют Босса и Келли? Возможно. А как они потом вернутся на корабль? Просто пойдут по улицам? На это быстро обратит внимание полиция, а потом и Спецконтроль. Их остановят. Попытаются. Будет бойня. Сколько людей погибнет при этом… Господи помилуй! Сколько смертей окажется на моей совести… Но даже если таэды и смогли бы вернуться на корабль незамеченными, они не умеют им управлять…

А как же Лира? Спецконтроль возьмет «Отчаянный» штурмом, таэды погибнут или будут захвачены в плен. Это плохо, но ученые Спецконтроля найдут Лиру, разморозят и окажут медицинскую помощь. Они спасут ее…

Стоп. Если Келли будет убит, а мы с Лирой в заморозке, то на всей территории человеческой цивилизации не останется никого, кто объяснил бы ученым, как управлять скипетром! Они будут изучать артефакт, ставить эксперименты, но так и не поймут, как им пользоваться…

Значит, я застрял здесь навсегда? И Лира? Только не это!

Я попытался что-то сделать. Напрячься. Вырваться из этого плена. Но мне не на что было воздействовать и нечем. Я стал бесплотным духом или голой мыслью, застывшей посреди кромешной тьмы.

«Гемелл! Гемелл, очнись, пожалуйста! Ты мне нужен, это серьезно!»

Я долго звал его, но не было ответа. Может быть, он не пережил заморозки, и я теперь остался навсегда один? Эта мысль ужасала.

А потом я разозлился. Я проклинал Келли и себя самого за эту авантюру. Но больше всего – Келли. Земной выродок дважды предал меня! После того, как я его спас! Неблагодарная тварь!

Я выплевывал во тьму ругательства, пока не устал.

Потом задумался. Мои органы чувств отключились, но сейчас меня терзали эмоции. Почему? Я же принял ферусен? Ах да, препарат ведь циркулировал в моей крови и воздействовал на мозг. Теперь моя кровь больше не циркулирует. Я отрезан от своего тела и одновременно заперт в нем. Вот почему эмоции вернулись.

Мысли об этом отвлекли меня и помогли успокоиться.

И тогда я наконец смог посмотреть правде в глаза.

Дело не только в Келли. Дело во мне. Как это ни тяжело признавать, в его словах есть доля правды. Как я мог быть таким слепым? Как не рассмотрел обиду, которая отравляла его сердце? Если бы я был чуть внимательнее, ничего бы не произошло. Лира осталась бы жива и здорова. Герби был бы с нами. Келли остался бы моим другом. Пусть даже наши пути бы разошлись. Не было бы этого ужасного штурма и изуродованных по моему приказу людей…

Не то чтобы это все лишь моя вина. Вина Келли тоже есть. Решение предать принял он. Но я мог все предотвратить. И это не потребовало бы особых усилий. Просто побольше с ним говорить. Побольше слушать. Побольше задаваться вопросом, как все выглядит с его стороны. Но я был слишком занят собой. Жил так, словно мир вращается вокруг меня, и все принимал как должное.

Сколько времени прошло? Сколько я уже в этой тьме? Час? Или год? А может, век? Что, если мое тело давно выставлено как экспонат в каком-нибудь музее? Или стоит в секретной лаборатории, увешанное датчиками?

Пожалуй, вряд ли прошел век. И все же кажется, что я здесь давно… Хотя, быть может, это всего лишь дисторсия – психологическое искажение в восприятии времени.

Бессмысленно гадать. Важно другое.

Если есть моя вина во всем, что случилось, то, выходит, я это заслужил? Может, это наказание от Бога? Идеальная тюрьма. Вспомнился Гемелл. Я знал, что он сейчас сказал бы мне.

Я долго собирался с силами, прежде чем решиться. Не было свидетелей, но все равно… Нужно было переступить через свою гордость, чтобы сделать это. Как тогда, в бункере…

Все это время, прошедшее с прошлой молитвы, я убегал от Него, и вот круг замкнулся. Однако вправе ли я просить за себя после всего, что наделал? Почему Бог должен разгребать мой беспорядок? Он разве чем-то мне обязан?

И все же я снова перед Ним. Единственным, кто может меня услышать отсюда.

«Господи! Я заслужил то, что со мной случилось, и не смею просить ничего для себя. Но, пожалуйста, спаси Лиру! Пусть ее разморозят, пусть ее вылечат, пусть она живет! Я больше не обвиняю Тебя за то, что случилось с моим отцом… Прости мне мои глупость и упрямство. Но умоляю, позаботься о ней…»

Я висел среди чернильно-черной пустоты.

Ничего не происходило.

Вот, значит, что ощущал Келли во время заморозки. И Иши. Что, если меня тоже вернут к жизни сотни лет спустя и я окажусь в совершенно чужом мире? Хотя бы так… Это все равно лучше, чем застрять здесь навечно. Словно муха в янтаре…

И вдруг мир обрушился на меня. Я судорожно вздохнул, пытаясь сориентироваться в массиве информации, подаваемой органами чувств.

Я по-прежнему в комнате Босса. Слева от меня Оаэа со скипетром в руке. Прямо передо мной на полу сидит Келли, ошарашенно прижимая к себе обрубок правой руки. Отрезанная кисть лежит рядом. А правее валяется диск Антирадиационного щита.

Я осмотрелся. Остальные таэды стояли на своих местах, как и Босс, глядевший на меня широко распахнутыми глазами. Кровь с разбавленным в ней ферусеном опять циркулировала по моим венам, и я ощутил, как эмоции гаснут.

Видимо, я провел в заморозке не больше минуты. А то и несколько секунд. Сразу после атаки Келли Оаэа отрезал ему руку, державшую скипетр, потом взял артефакт и вернул меня.

Нагнувшись, я подобрал с пола Антирадиационный щит. Положил его в карман. Потом взял скипетр у Оаэа. Шагнул к Келли, и он вздрогнул, глядя на меня.

Я присел,