Соперница королевы - Виктория Холт

А если бы Лестер совершил то, на что осмелился Эссекс? Но он никогда не пошел бы на это. Лестер не был глуп. Бедный Эссекс! Его карьера пестрила губительными для него поступками, и теперь его уже ничто не могло спасти.

Или могло?

Мои муж и сын были приговорены к смерти. Я была ее родственницей. Быть может, она сжалится надо мной? Если бы только она согласилась принять меня.

Я подумала, что она может принять Франческу. Королева всегда тепло отзывалась о своем Мавре, а она была его дочерью. Более того, о супружеской неверности Эссекса было известно всем без исключения, и, возможно, королева сочувствовала его жене. Это не могло не загладить обиду, которую Эссекс нанес ей своей женитьбой.

Бедная Франческа, она была безутешна. Она очень сильно его любила и оставалась рядом все время до его ареста. Я спрашивала себя, был ли он с ней ласков в эти последние часы его свободы. Я надеялась, что был.

— Франческа, — обратилась я к ней, — иди к королеве. Плачь и проси для меня аудиенции. Скажи ей, что я умоляю ее оказать эту милость женщине, которая дважды овдовела и готовится стать вдовой в третий раз. Взывай к ее милосердию. Скажи ей, что мне известно, какое доброе сердце скрывается под суровой внешностью королевы, и что если она согласится принять меня сейчас, я буду благословлять ее до конца своих дней.

Франческа получила аудиенцию, во время которой королева выразила ей свои соболезнования и отметила, что она понесла тяжелую утрату в лице Филиппа Сидни, после чего вышла замуж за предателя.

К моему удивлению, мне также была пожалована аудиенция.

И вот я опять предстала перед ней. Но в этот раз на коленях, умоляя сохранить жизнь моему сыну. Елизавета была одета в черное платье (траур по Эссексу? — спрашивала я себя), усыпанное, впрочем, жемчугом. Она держала голову высоко над богато украшенным кружевным воротником, а ее лицо на фоне слишком рыжих локонов парика казалось очень бледным.

Она протянула мне руку для поцелуя и произнесла:

— Леттис!

И мы взглянули друг на друга. Я пыталась взять себя в руки, но чувствовала, что мои глаза наполняются слезами.

— Бог ты мой! — вымолвила она. — Какой же глупец твой сын!

Я склонила голову.

— И он сам довел себя до этого, — продолжала она. — Я ему этого не желала.

— Мадам, он ни за что не поднял бы на вас руку.

— Вне всякого сомнения, он предоставил бы это право своим друзьям.

— Нет, нет, он вас любит.

Она покачала головой.

— Он всего лишь использовал меня для продвижения по службе. Впрочем, как и все они.

Она сделала знак, чтобы я встала с коленей, и я повиновалась со словами:

— Вы великая королева, Ваше Величество, и весь мир об этом знает.

Она внимательно посмотрела на меня и недовольным тоном заметила:

— Ты все еще сохранила остатки красоты. В молодости ты была очень хороша собой.

— Никто не мог сравниться с вами.

Как ни странно, я говорила вполне искренне. У нее было нечто большее, чем красота, и это нечто оставалось с ней и в старости.

— Корона способна украсить кого угодно, кузина.

— Но не все, кто ее носит, ее достойны. Мадам, вам она к лицу.

— Ты пришла просить меня пощадить их, — произнесла она. — Сначала я не хотела тебя видеть. Нам не о чем говорить.

— Я думала, мы могли бы утешить друг друга.

Она высокомерно посмотрела на меня, и я смело заявила:

— Мадам, он мой сын.

— И ты его очень любишь?

Я кивнула.

— Я не думала, что ты способна любить кого-нибудь кроме себя.

— Иногда мне и самой так казалось, но теперь я знаю, что это не так. Я люблю своего сына.

— В таком случае тебе, как и мне, следует подготовиться к тому, что он скоро нас покинет.

— И его ничто не может спасти?

Она покачала головой.

— Ты просишь за сына, — заметила она. — Не за мужа.

— Я прошу за них обоих, мадам.

— Ты не любишь этого молодого человека.

— Наша совместная жизнь была приятной.

— Я слышала, что ты предпочла его…

— Люди любят распускать слухи, мадам.

— Я никогда не верила в то, что ты могла предпочесть ему другого мужчину, — медленно произнесла она. — Если бы он сейчас был с нами… — она покачала головой, — все было бы совсем иначе.

Я подумала о Лестере, который давно умер. Я подумала о своем сыне, приговоренном к смерти. И я забыла обо всем, кроме необходимости спасти его.

Я опять бросилась на колени. Я чувствовала, что по моему лицу катятся слезы, но остановить их было выше моих сил.

— Вы не позволите ему умереть, — рыдала я. — Вы этого не допустите.

Она отвернулась от меня.

— Это дело зашло слишком далеко, — пробормотала она.

— Вы можете его спасти. О мадам, забудьте о нашей вражде. Она в прошлом, с ней покончено… ведь нам обеим осталось недолго жить.

Она поморщилась. Она, как и прежде, не выносила ссылок на ее возраст. Мне не следовало об этом забывать. Горе лишило меня здравого смысла.

— Как бы сильно вы ни ненавидели меня в прошлом, — продолжала я, — я умоляю вас забыть об этом. Он умер… наш возлюбленный Лестер… мертв, его не вернуть. Если бы он был сегодня здесь, он стоял бы на коленях рядом со мной.

— Замолчи! — вскричала она. — Как ты вообще смела сюда прийти… ты, Волчица! Ты заманила его в сети своими блудливыми штучками. Ты захватила лучшего мужчину в мире. Он попался на твою удочку… а теперь этот твой сын-мятежник не заслуживает ничего, кроме топора. А ты… ты еще смеешь приходить ко мне и просить меня помиловать предателя.

— Если вы позволите ему умереть, вы об этом никогда не забудете, — выкрикнула я, забыв об осторожности в последней отчаянной попытке спасти сына.

Некоторое время она молчала, и я видела, что ее проницательные желтые глаза блестят. Она была тронута. «Она его любит», — подумала я. Или любила когда-то.

Я пылко поцеловала ее руку, но она ее отняла, хотя и не резко, а почти нежно.

— Вы его спасете, — опять взмолилась я.

Однако эмоциональную женщину, на мгновение появившуюся передо мной, уже сменила королева.

Она медленно произнесла:

— Я приняла тебя, Леттис, ради Лестера. Он желал бы этого. Но даже если бы он сам встал сейчас передо мной на колени и просил бы меня об этом, я была бы вынуждена ему отказать. Ничто не может спасти твоего сына… и твоего мужа… теперь. Они зашли слишком далеко. Я не смогла бы отменить сейчас их казнь, даже если бы очень захотела. Бывают времена, когда можно идти только вперед. Оглядываться назад нельзя. Эссекс пошел на это в трезвом уме и с осознанным стремлением себя уничтожить. Я вынуждена подписать его смертный приговор, а мы с тобой должны навеки попрощаться с этим безрассудным мальчишкой.