Соперница королевы - Виктория Холт

— Чем дольше ты отсутствуешь, тем больше она ожесточается, — произнес Маунтджой.

— Ей сейчас не до меня, — ответил Эссекс. — Все, что я от нее услышу, так это, каким хорошим человеком был Берли. Как он никогда ей не перечил. У них бывали разногласия, но он никогда не забывал о том, что является ее подданным. Нет, у меня нет ни малейшего желания являться ко двору, чтобы послушать панегирики добродетелям Берли.

Мы тщетно пытались убедить его осознать собственную выгоду. Его упрямая гордость не позволяла ему услышать нас. Она должна пригласить его, и тогда он, возможно, вернется.

Мой сын не отдавал себе отчета в собственных действиях, и мне было очень страшно за него.

Маунтджой сообщил мне, что королева оплакивает Берли и позабыла об Эссексе. Со своими приближенными она говорила только об «этом хорошем человеке», которого она называла своим Духом.

— Он никогда не подводил меня, — повторяла она.

Она вспоминала о соперничестве между двумя мужчинами, которыми так дорожила, Лестером и Берли.

— Оба они были для меня незаменимы, — произносила она и опять принималась плакать.

Она потеряла их обоих, свои Глаза и свой Дух. Современным мужчинам до них далеко! И королева опять принималась расписывать достоинства Берли. Он был хорошим отцом своим детям. Посмотрите, как он поддерживал Роберта, ее Гномика. Конечно, Роберт очень умен, и Берли это знал. Он не пытался обратить внимание королевы на своего старшего сына, ставшего теперь лордом Берли, поскольку знал, что у того недостаточно ума, чтобы служить ей. Нет, он привел к ней горбуна Роберта, косолапого Гномика, потому что был уверен в его талантах. Но как же ей не хватает ее милого, милого Духа!

И так продолжалось день за днем, без малейшего сожаления об отсутствии Эссекса.

— Я не могу соперничать с мертвецом за сердце сентиментальной женщины, — пожимал плечами он.

Его высказывания становились все более неосторожными, и мы все за него боялись. Даже Пенелопа, которая, как мне казалось, побуждала его к еще большим безрассудствам. Тем не менее мы все сходились во мнении, что он должен попытаться помириться с королевой.

Такая возможность представилась, когда было назначено заседание Совета, на котором он, как его член, должен был присутствовать. Но он высокомерно заявил, что не собирается являться на заседание, если ему вначале не будет предоставлена аудиенция у королевы. Королева не обратила на это заявление никакого внимания, и он не явился на Совет, а вместо этого отправился предаваться меланхолии в Уонстед.

Из Ирландии приходили тревожные новости. Ирландский граф Тирон поднял восстание и угрожал англичанам не только в Ольстере, но и в других провинциях Ирландии. Английская армия под командованием сэра Генри Багнала терпела поражение за поражением. Было ясно, что если не предпринять немедленные меры, Ирландия будет утрачена для английской короны.

Эссекс спешно покинул Уонстед и явился на заседание Совета. Он заявил, что лучше других разбирается в ирландском вопросе, и, учитывая опасность, попросил у королевы аудиенции. Она отказала, вызвав у него новый прилив злости.

От ярости и отчаяния он заболел. Мне об этом сообщила Пенелопа. Он слег от своей перемежающейся лихорадки. В бреду он неистовствовал и проклинал королеву. Мы с Кристофером и Пенелопой отправились в Уонстед, чтобы ухаживать за ним и оградить его от тех, кто мог донести на него Елизавете.

Как я его любила! Наверное, больше, чем когда-либо. Он был так молод и так беззащитен, и все мои материнские чувства всколыхнулись от тревоги за него. Мне никогда не забыть разметавшихся по подушке прекрасных волос и безумного выражения его глаз. Мне хотелось убить королеву за то, что она довела его до такого состояния, хотя в душе я осознавала, что во всем виноват только он сам.

Я спрашивала себя, неужели он никогда не научится извлекать уроки из собственного опыта. Если бы Лестер был жив, он мог бы с ним поговорить. Но когда Эссекс кого-либо слушал? Мой брат Уильям и Маунтджой, отношения которого с Пенелопой делали его практически моим сыном, постоянно пытались его образумить. Что касается Кристофера, то он слепо обожал моего сына, и ни одно его действие не подвергал сомнению.

Королева, прослышав о болезни Эссекса, изменила свое отношение к нему. Возможно, после смерти Берли она чувствовала себя одинокой, кто знает? Они все умерли: Глаза, Дух, Мавр и Барашек. У нее оставался только этот своенравный, отчаянный, но удивительно интересный юноша, сын ее врага.

Она прислала к нему своего врача с требованием немедленно сообщить ей о его состоянии. Она также распорядилась, чтобы Эссекс прибыл к ней, как только сможет путешествовать, но ни в коем случае не раньше.

Это было примирение, и Эссекс быстро оправился. Кристофер был в восторге.

— На него никто не может долго сердиться, — повторял он.

Однако мой рассудительный брат Уильям был настроен менее оптимистично.

После аудиенции у королевы Эссекс заехал повидаться со мной. Она приняла его тепло и выразила радость по поводу его возвращения ко двору. Он считал, что все вернулось на круги своя, и втайне гордился тем, что мог позволить себе такие неслыханные вещи и не лишиться ее расположения. На балу Двенадцатой ночи все обратили внимание на то, как он танцевал с королевой и как счастлива была Елизавета тому, что он опять с ней.

И все же я была настороже и по-прежнему возмущалась (разумеется, про себя) своим положением изгнанницы.

Эссекс сообщил, что едет в Ирландию. Он намеревался проучить Тирона. Он знал об ирландской проблеме больше всех остальных и считал, что с его отцом обошлись несправедливо. Уолтер Девере всего себя отдал службе на благо своей страны. Но он умер, не доведя дело до конца, и о нем стали говорить как о неудачнике. Эссекс намеревался восстановить справедливость. Граф Эссекс умер в Ирландии, так и не добившись успеха. Теперь сын Эссекса собирался продолжить дело своего отца. Он обязательно добьется успеха, и каждый раз при упоминании Ирландии все с глубоким уважением будут вспоминать его имя.

Он строил поистине грандиозные планы. Королева с присущей ей ехидцей заметила, что раз уж его так волнуют дела отца, не мешало бы ему вспомнить и о его до сих пор неоплаченных долгах.

Это упоминание долгов моего первого мужа ужаснуло всю семью. Я опасалась, что от меня могут потребовать их уплаты, а Эссекс заявил, что если после всего, что он сделал для королевы, она будет продолжать демонстрировать подобную ненасытность, он навсегда покинет ее двор. Это были пустые угрозы, так как он знал не хуже всех остальных, что его надежды на будущее неразрывно связаны с двором.