Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). - Николой Костомаров

Права, которыми пользовались иерархи по уставам Владимира и Ярослава, способствовали расширению их власти. Эти права, если и существовали в других местах Руси, то в Новгороде по своей приложимости должны были явиться значительнее. Грамота Всеволода о церковных судах, вероятно, не была первым действующим памятником этого рода. В отношении судов, это — сколок с грамоты Владимира. Вероятно, грамота Всеволода была подтверждением того, что существовало прежде как старый обычай, может быть уже неоднократно и до того времени выражаемый грамотами, до нас не дошедшими. Значительно было влияние, приобретенное владыками посредством суда на множество обстоятельств семейной жизни; не малое дело был надзор над важнейшим отправлением экономического быта — торговлей, все это давало им возможность показывать силу и власть помимо одной чисто духовной сферы. А все, что имело в Новгороде власть, силу и влияние, окончательно, по исконному народному понятию, надлежало исходить из народной воли. И отсюда необходимость избрания владыки на вече.

Об Аркадии, преемнике Нифонта, положительно говорится, что он был избран на вече в 1156 г., прежде чем получил посвящение от митрополита. Его преемником был знаменитый Иоанн. Половина XII века русской истории есть та эпоха, когда ослабело начало, связующее политический состав русского мира и вместе с тем расширялась и укреплялась самобытность земель и более всего Новгорода. Иоанн был духовным защитником местной самобытности. Не даром, поэтому, и память его облеклась у новгородцев такими лучами славы. Личность его сделалась эпической; в народном предании он стал покровителем Новгорода и его свободы. При духовной силе его молитвы совершилось чудо Знаменской Богоматери над суздальцами, — событие, которое и в последующие века оставалось живительным воспоминанием о древней народной славе и чести, вековечным свидетельством небесного благоволения к Великому Новгороду.

Это событие вместе с тем возвышало и достоинство владык вообще; потому что Иоанн содействовал славному чуду не только как лицо богоугодной жизни; молитва его была услышана и потому, что он носил владычный сан; и в последующие века верили, что молитва и благословение владыки поддерживают независимость и благополучие Новгорода. После Иоанна не было примера, чтобы в Новгороде кто-нибудь занимал место владыки не по воле новгородской. По смерти Иоанна избран был его брат, потом Мартирий из Русы. После своего избрания они были посвящаемы митрополитом. После Мартирия был избран в 1201 г. Митрофан. Тотчас после избрания он был введен во владычество и правил духовными делами, прежде чем митрополит, пригласив его для посвящения, бесспорно утвердил народный выбор. В 1211 г. новгородцы изгнали этого владыку и избрали другого, Антония. Но потом составилось у них две партии, — одна за старого, другая за нового владыку; спор предоставили разрешению митрополита, и первопрестольник русской Церкви решил очевидно в пользу (Митрофана) того, за кого было большинство (1220 г.). В Новгороде образовалось две партии; одна клонилась к перевесу монархического принципа в Церкви: она толковала о подчинении митрополиту; другая хотела, чтоб церковное управление сообразовалось с местной гражданской свободой и независимостью. Когда в 1229 г. стали выбирать архиепископа, некоторые выразились так: "кого даст нам митрополит, тот нам и отец". Однако, все-таки взяла верх партия народная; митрополиту не предоставили назначать архиепископа по своему усмотрению, и митрополитом посвящен тот, кто был избран по жребию на вече.

После татарского завоевания Новгород оставался в гораздо большей независимости от завоевателей, чем другие земли. При таком положении и достоинство его местной Церкви возвысилось. Когда сами митрополиты и архиереи других земель не раз ездили к ханам в Орду испрашивать милостей и покровительства сильных нехристей, новгородские владыки ни разу не испытали на себе этой необходимости. Их ограждала самостоятельность политического тела, где они правили духовной сферой. Достоинство архиепископа так поднялось, что вместо того, чтобы владыкам по делам ездить к митрополиту, митрополиты сами приезжали в Новгород. Так после смерти владыки Спиридона, для посвящения Далмата, в 1251 г. митрополит Кирилл сам приехал в Новгород. Это повторилось в 1300 г.: митрополит Максим приезжал в Новгород для посвящения архиепископа Феоктиста. Впрочем, эти посещения митрополитов для новгородцев были тягостны и убыточны: надобно было содержать их многочисленную свиту и дарить; а потому новгородцы не настаивали на этой чести, и после того предпочитали отправлять новоизбранного владыку для посвящения туда, где находился митрополит. Так митрополит Феогност в 1341 г. посетил Новгород, и летописец заметил, что это посещение было тягостно для Новгорода. Поездки нареченных владык к митрополиту совершались только ради одного посвящения, а не для получения права быть владыками: нареченный правил епархией еще до посвящения, со дня своего избрания на вече.

Когда в XIV веке стали возвышаться московские князья, митрополиты, помогавшие всеми силами своего духовного призвания этому возвышению, стали в то же время покушаться на подчинение своей власти новгородских владык. В качестве верховных правителей всей русской Церкви митрополиты домогались иметь за собой право апелляционного суда в духовных делах над новгородскими владыками; со своей стороны новгородские владыки старались удержать свою независимость и выхлопотать себе от константинопольского патриарха ограждение вообще от таких покушений митрополитов. В православной Церкви внешние знаки всегда были важны для внутреннего значения по своему символическому смыслу; тут являются у новгородских владык два отличия: крестчатые ризы и белый клобук. К сожалению, известия об этих отличиях очень сбивчивы и противоречивы. По одному летописному известию, владыка Моисей в 1353 г. посылал к патриарху пожаловаться на митрополита и получил от него грамоту за златой печатью и крестчатые ризы. Мы не знаем обстоятельно, что заключалось в патриаршей грамоте; летопись говорит только, что в ней были постановления о посвящении владык, об издержках по этому поводу и пр. Важно, что крестчатые ризы и грамота даны были новгородскому владыке именно после того, как он жаловался на митрополита: по-видимому крестчатые ризы, означая почетное отличие, имели связь с делом ограждения свободы новгородской Церкви от домогательств митрополита вмешиваться во внутреннее управление и суд; а золотая печать при грамоте означала всегда, что грамота дарует какие-нибудь преимущества; и уже одно то, что патриаршая грамота была с золотой печатью, заставляет предполагать, что в ней заключались благоприятные для владык правила, при которых они до известной степени выигрывали перед судом патриарха свое спорное дело с митрополитом. Но с другой стороны, о крестчатых ризах, которых значение соединяется как-то тесно с грамотой патриарха и со свободой новгородской Церкви, представляется в тех же летописях противоречие и недоразумение: говорится, что крестчатые ризы даны в первый раз новгородским владыкам — не Моисею, от патриарха Филофея, а митрополитом Феогностом предшественнику Моисея, архиепископу Василию в 1346 г. Что касается до белого клобука, то известие о нем еще более исполнено недоразумений. Оно сохранилось не в древних летописях, а в особой повести, которая дошла до нас уже по поздней редакции и самый древнейший известный нам состав ее относится к концу XV века. Сообразно этой повести, белый клобук дан патриархом Филофеем владыке Василию и с тех пор сделался почетным отличием одежды новгородских архипастырей [144].

Но ни эти отличия, ни временные успехи владык перед патриархами не доставили однако полной независимости новгородской Церкви. По духу, господствующему в православии, патриархи держались за старину и не решились нарушать древнего единства русской Церкви. Отделить епархию, прежде зависевшую от другой старейшей, без важных причин, было бы фактом, нарушающим принцип иерархичекой подчиненности, которая составляла сущность порядка церковного строения. Вслед за Моисеем, преемнику его Алексию патриарх Филофей (который после отсылки крестчатых риз успел потерять, а потом снова приобресть свой сан) писал, что знак отличия, данный Моисею, касается только лица этого архиепископа, а не составляет вообще преимущества сана новгородских владык.

Причины, побуждавшие владык искать устранения новгородской Церкви от власти московских митрополитов, зависели от политических отношений Великого Новгорода к московским князьям. Новгородская Церковь охотно и всегда готова была признать над собой первенство митрополита, если только он не станет вмешиваться в управление, так как и Великий Новгород охотно и сознательно готов был признать над собой первенство великого князя — верховного главы русских земель, — с тем, чтобы великий князь оставил ему старую свободу. Но владыки, как новгородцы по происхождению, постоянно были участниками политических дел, и поэтому должны были сочувствовать всякому патриотическому движению своего края, благоприятствовать его самобытности; а между тем, митрополиты московские явно благоприятствовали стремлению великих князей подчинить единству верховной власти самостоятельность всех частей древней удельновечевой федерации. Когда Великий Новгород находился в хороших отношениях с великими князьями, — ив церковном отношении между владыкой и митрополитом согласие не нарушалось. Так, например, когда Великий Новгород был в союзе с великим князем Димитрием Ивановичем, и митрополит Алексий ладил с новгородцами, тогда избранный в Западной России в митрополиты Киприан присылал к ним послов с тем, чтобы после смерти Алексия быть ему единым первопре-стольником в России. Новгородцы отвечали, что они признают митрополитом того, кого признает великий князь московский.