Лев Гумилев: Судьба и идеи - Сергей Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У В. И. Вернадского были весьма примечательные, с точки зрения Л.Н., наблюдения. Так он писал как будто бы о пассионарности: «Взрывы научного творчества, повторяющиеся через столетия, указывают... на то, что ... повторяются периоды, когда скопляются в одном или нескольких поколениях, в одной или многих странах богато одаренные личности, те, умы которых создают силу, меняющую биосферу. Их нарождение есть реальный факт, теснейшим образом связанный со структурой человека, выраженной в аспекте природного явления» (выделено мною. — С. Л.)1075. Поразительное совпадение мыслей! У В. И. Вернадского Л.Н. взял то, что ему было нужно, то, что могло объяснить эти толчки, эти кривые, именно такой ход этногенеза.
Теперь перейдем к самой важной теме: откуда же взялся первоначальный толчок? Л.Н. обратился к наследию классиков естествознания. «Великий ученый XX века В. И. Вернадский, — писал Гумилев, — читая в 1908 году заметку во французской газете о перелете саранчи из Африки в Аравию, обратил внимание на то, что масса скопища насекомых была больше, чем запасы всех месторождений меди, цинка и олова на всей Земле. Он был гений и потому задумался о том, какова энергия, которая подняла этих насекомых и бросила их из цветущих долин Эфиопии в Аравийскую пустыню, на верную смерть»1076.
Л.Н. опускает дальнейший ход рассуждений автора и переходит к выводу: биогеохимическая энергия живого вещества биосферы — совсем не мистическая, а обыкновенная, аналогичная электромагнитной, тепловой, гравитационной и механической. Большей частью она находится в гомеостазе — неустойчивом равновесии, но иногда наблюдаются флуктуации — резкие подъемы и спады. «Тогда саранча летит навстречу гибели, муравьи ползут, уничтожая все на своем пути, и тоже гибнут, крысы... из глубин Азии достигают берегов Атлантического океана...»1077 Понятно, что это еще не объяснение, а скорее, уход в сторону, замена анализа причины ярким и «доходчивым» примером.
Из трех гипотез энергетического импульса Л.Н. отбрасывал две: солярную и подземную (радиораспад)1078 и оставил одну — космическое облучение. Лишь очень легковесные критики Гумилева (особо из гуманитариев) могли упрекать его в фантазиях насчет пассионарности и «толчков» из космоса. Упрекать надо было предшественников-евразийцев. Ведь Г. Вернадский в главе «Ритмы истории» писал, что «ритмическая периодичность в истории человечества зависит от действия космических, биологических, психических, географических, политических, экономических и социальных сил»1079. Обратите внимание: космические силы стоят на первом месте!
В этой связи весьма интересны мнения, высказанные в дискуссии, развернувшейся среди ученых на «Гумилевских чтениях» в Москве в 1998 г. Там обсуждались и другие механизмы пассионарных «толчков» в зонах разломов, рифтов, краев континентов, которые «с хода» были отброшены Л.Н.1080. В одном из выступлений указывалось, что эндогенные источники находятся в непосредственной близости к биосфере (87% на глубине до 60–150 км). В другом докладе правдоподобной причиной «толчков» называлось резкое, стремительное изменение климата1081.
Согласно взглядам Е. В. Максимова, «чистого» естественника, из девяти пассионарных «толчков» Л. Гумилева пять более или менее совпадают с переломными моментами 1850-летнего ритма, а два — показали отклонения в 150–250 лет. Вывод ученого состоит в следующем: «Переломным моментам 1850-летнего ритма отвечают общециркуляционные перестройки, образование «озоновых трещин» и, как следствие, возникновение пассионарных зон»1082. Максимов делает еще более широкий (пусть спорный, но, безусловно, интересный) вывод: «Этническая история человечества определяется совместным действием трех причин: 1850-летним ритмом А. В. Шнитникова, волнами цивилизаций в плане О. Шпенглера и пассионарными толчками Л. Н. Гумилева»1083.
Парадоксально, что естественники всерьез воспринимают «выход» Л.Н. в их науки1084, а гуманитарии спорят, не хотят воспринимать то, в чем они совсем не специалисты...
Сам Л.Н. в серьезной книге (в статьях и интервью он менее скромен) довольно пессимистичен, но зато абсолютно честен относительно своих толчков. Он пишет, что гипотеза «пока не может быть строго доказана, но зато... не встречает фактов, ей противоречащих»1085. К более критичной оценке склоняется М. И. Чемерисская, опубликовавшая статью в журнале «Восток» в 1993 г. Там она, подводя итог своим рассуждениям, пишет: «Так что же, Л. Н. Гумилев действительно создал всеобъемлющую теорию, объясняющую законы исторического развития народов? Думается, что все-таки нет. Пассионарность и комплиментарность — одна из попыток объяснить необъяснимое, не более убедительная, чем производительные силы и производственные отношения»1086.
Академик А. М. Панченко оценивает вклад Л.Н. выше. «Удалась ли Л. Н. Гумилеву та вожделенная «мера», — пишет он, — о которой говорил Аристотель? На мой взгляд, удалась. Во всяком случае, в нынешнем историософском запасе нет идей, которые могли бы конкурировать с теорией этногенеза. Никто не отважится сказать, откуда берутся и куда деваются этносы (если угодно, нации, народы, народности), — никто, кроме Л. Н. Гумилева. А ведь они берутся и деваются»1087.
Был ли сам автор «теории этногенеза» пассионарием? Л.Н. считал, что этого точно определить нельзя. Где-то в 80-х гг. наши психологи все-таки задались целью найти подобный критерий; они составили гигантский вопросник — 128 вопросов! Получил его и Л.Н. и честно ответил. Результат был неожиданным. Вывод по «сырым данным», сделанный психологом Михаилом Коваленко, был таков: «Отклонений от популяционных данных нет».
Неужели же Л.Н. не был пассионарием? Думается, что-то неладно в методике опроса. Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых» говорил о «потребности познания». Для Л.Н., возможно, именно эта потребность была ведущей пассионарной чертой, побудившей его работать в любых условиях, в самых нечеловеческих условиях пытаться творить. Человек, бывший вместе с ним в лагере, вспоминал, что все отбывали срок наказания, день за днем, неделя за неделей, год за годом, а Л.Н. работал «над пассионарной теорией все семь лет день в день нашей совместной жизни в лагере»; «окружающая обстановка — решетки на окнах бараков, конвоиры с собаками, забор с колючей проволокой — его не беспокоила... Все это относилось к мелочам жизни»1088.
Вспомним письмо из Омлага к матери, письма к В. Абросову; в них страдание почти везде на втором плане, а на первом — ожидание нужных книг, проверка идей, а итог — чемоданчик с рукописью в поезде Омск — Ленинград.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});