Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

съехались на клич казаки-фронтовики. Щурились на пустовавшую дощатую трибуну: скоро ль покажется заглавный из красных казаков, Дорошев?

Братья приткнулись к частоколу реального училища — в здании этом размещается окружной исполком. Не пошли на солнцепек. Трибуна, правда, далековато, не все услышишь. Задерживаться Борис не думал. Покосился на то-поля, прикрывавшие солнце.

— Через часок, пожалуй, двигать нам… Засветло чтобы к Супруну попасть, в экономию. Там пехота моя.

На трибуну взошел человек.

— Дорошев, — шепнул Григорий.

Борис кинул быстрый взгляд поверх застывших голов. Казак как казак. Простая окопная гимнастерка, шаровары. Горячо пламенели на полуденном солнце околыш и лампасы. Поправил портупею, снял фуражку. Вздел кулак над головой — пали первые слова:

— Товарищи донцы!

Ветерок будто завернул в лощину, зашелестел старю-кой-бурьяном, примял майскую зеленку — гомон усилился и опал. Замерла площадь.

— К вам я обращаю слово. Веками нас обманывали и направляли на расправу с рабочим классом и трудовым крестьянством, которых давило своей тяжелой крышкой самодержавие. А теперь черные вороны слетелись на Дон и хотят… вашими руками терзать и уничтожать ваших братьев по труду и не дать установить трудовую власть — власть Советов! Исполнительный комитет Донской республики прислал вам группу агитаторов, донских казаков, лучших и преданных делу революции, славных сынов нашего Дона. Они горячим словом расскажут вам, кто настоящие враги рабочего класса, трудового крестьянства и трудового казачества и на чью сторону надо становиться казакам!

Сорвались с колокольни голуби; у самых тополей взмыли ввысь. Борис даже папаху ухватил — провожал их взглядом. Поймал ухом оборванный край горячей речи. Охарактеризовав тяжелую обстановку на Дону, оратор закончил призывом:

— Донцы, на коня! Все силы на разгром контрреволюции!

Глухой рокот покатился по площади.

Прослушав еще двоих из приезжих агитаторов-казаков — они тоже призывали донцов сесть в седло и в братском содружестве с иногородним крестьянством пойти в смертельные схватки с врагами революции, — Борис за рукав вытянул Григория из толпы.

— Жаль, пропадут зазря такие добрые слова… — Переняв недоумевающий взгляд брата, пояснил — Раньше нужно было их высказывать. Добровольцы могли бы прибавиться. А когда грохот пушек за Манычем… Кто хотел, тот давно уже защищает Советы.

— Ты вчера то же самое пророчил, — ответил Григорий неодобрительно.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

1

На другой день после митинга к штабу обороны на своих строевых конях с полной амуницией стали подъезжать казаки-великокняжевцы. С восходом солнца уже явились братья Фоминечевы, Дмитрий с Иваном, Лем-люкины, Иван да Павел, казаки Плетневы, Хохлачевы… Народ все бывалый, нюхавший не только пороха, но и газов; по глаза сыт кровавым хлебовом государя-батюшки.

К самому военному комиссару посовестились — ввалились гурьбой к помощнику, Илюшке Засорину.

— Тут в красные казаки записуют… Валяй, Илько, — за всех высказался Черепахин Иван. Терзая за лакированный козырек фуражку, смущенно добавил — Оно и не торопко вроде, зато в самый раз. На раздумку времени не выпадает: только и осталось, что шашку из ножон выдернуть…

Из-за спины поддержали осипшим смешливым голосом:

— Красное яичко дорого к великодню.

Ровным рядком уставились в графленый лист конторской книги фамилии: Власов, Галушкин, Кобызев, Бирюков, Войнов, Давыдов, Гудов, Федоров…

К полудню подъехали с хуторов. Не богато, правда, ожидали поболе: неполная сотня набралась. Решили подождать еще денек-другой, — гляди, агитаторы разгребут волосатыедремучие казачьи души, доберутся до живого…

И второй, и третий день, даже неделя ничего не принесли: хвост в списке добровольцев так и остался куцым. Не всколыхнулись в общей массе сальские казаки, не отозвались на жгучие призывы Донской республики. Не встали донцы на защиту красного Дона. Понял и сам Дорошев: затея их с «добровольством» лопнула, как прелая дратва. Собираясь в Сальский округ, гнал прочь всякие мысли о мобилизации. Выходит, гнал преждевременно.

Крупно вышагивал Дорошев. Табачный дым, освещенный вечерним светом, метался по комнате. Тяжелые сапоги сдирали несточенными подковками крашеный пол; на столе вызванивал стакан, шапкой надетый на порожний графин. Остановился у окна; сжимая за спиной руки, с тоской глядел на синие бугры, куда вот-вот должно уйти на покой солнце. К своим неполадкам, неудаче приме-нивалось острое ощущение тревоги за судьбу экспедиции Федора Подтелкова. Как он там сумеет пробиться сквозь взбесившиеся низовые станицы. Исполком Донской республики поручил им возглавить экспедиции: ему, Дорошеву, в Сальский округ, а Подтелкову поднять казаков северных округов по Медведице и Хопру.

Опять шагал военком. Чмокал обметанными губами, щурил красновекие от бессонницы глаза. «Что ж, добровольцев нет… Поглядим, что принесет воинская повинность. На молодежь нажимать. Из неподошедшего теста лучше печь хлебы — дойдут в форме. А с перестоявшим, выбродившимся — морока…»

Вчера на совместном заседании Сальского окриспол-кома и исполкома Донской республики решили провести мобилизацию казачьего населения. По предварительным наметкам — спискам, представленным хуторскими и станичными уполномоченными, — сотен до десятка набирается. А нынче уже поступили тревожные вести: добрая половина призывников не является на пункты. Скрываются. Вместе со строевыми лошадьми, оружием. Куда? В плавни, то ли напрямки, через бугор… Колобродит по хуторам офицерье. Коль пойдет и дальше так призыв — беда. Снять голову… Но кто они? Не всех же офицеров подряд, без разбору ставить к стенке? Есть заводилы…