Атаман царского Спецназа - Юрий Корчевский

– Кто же не хочет? – криво ухмыльнулась хозяйка. – Чего от меня надо?

– Оружие где хозяин прятал? Свое или шайки разбойничьей – мне без разницы.

– Зачем тебе оно? Все равно из избы уйти не сможешь, их много.

– Это мы еще поглядим. Так где оружие?

Хозяйка отвела глаза в сторону и замолчала.

– Не хочешь отвечать? Тогда так и сдохнешь тут, в подвале.

Я взялся за кляп, собираясь затолкать его ей в рот.

– Подожди, поклянись, что не убьешь!

– Хотел бы – убил давно. В подвал посадил, чтобы дверь ночью не открыла дружкам своим. Приходили ночью, только двоих я убил, один на лошади ускакал.

– Кого порешил?

Я задумался, вспоминая.

– Одного ихний старший Митяем назвал, второй – Рваное Ухо.

Хозяйка охнула:

– Это же сродственник мой дальний, с Рязани он.

– Извиняй, хозяйка. Кабы работал честно – был бы жив, а коли с дубиной да ножом на большую дорогу вышел разбойничать, конец все равно раньше или позже одинаковый – Али от меча охранника, или в петле на суку умереть. Не живут разбойники долго, а мне их не жаль. Ладно, кончай пустой разговор. Где оружие?

– За моей постелью, напротив печки, дверь там потайная есть. В изголовье там деревяшечка. Поверни ее.

– Посмотрим. Сиди пока тихо, рот кляпом затыкать не буду. Когда уходить станем – развяжу, а как дальше жить будешь – дело твое.

Я выбрался из подвала, захлопнул лаз. Так, постель ее – матрас, подушка пуховая. Я отодвинул топчан в сторону. Ага, вот вроде планки. Я потянул ее на себя – ничего, попробовал опустить вниз – не двигается. Лишь когда поднял правый конец вверх, в стене что-то щелкнуло, и часть стены в виде узкого лаза приоткрылась. Забавно, раньше о таком я только в рыцарских романах читал. Запалив масляный светильник, открыл дверцу и вошел.

Мать твою, вот почему хозяйка не хотела говорить о схроне. Это была очень узкая комната, по левую сторону – оружие, среди которого я, к своей радости, обнаружил испанский мушкетон, но самое главное – полки справа ломились от награбленных богатств – золотые и серебряные ложки, кубки, ендовы, связки мехов и много чего еще – рассматривать времени не было.

Я осмотрел мушкетон. Это был кавалерийский образец с коротким, чуть больше локтя, латунным стволом с широким раструбом на конце, чтобы было удобнее на скаку засыпать в ствол порох и дробь. Замок допотопный, кремневый, но щелкал исправно, высекая сноп искр. Ценное прибретение. Я шарил по полкам и нашел искомое – мешочки с порохом, пулями и картечью. Вот повезло! Интересно, почему разбойники не таскают его с собой? При умелом выстреле картечью – два-три человека, коли близко друг от друга стоят, на небеса отправить можно. Вероятнее всего – боятся. Даже в городах Руси дружинники и стрельцы неохотно пользовались огненным боем, а уж в муромской глуши…

Я засыпал в ствол порох, забил пыж, сыпанул картечь и прибил пыжом. Открыл крышку замка, подсыпал пороху. Все, теперь можно взводить курок и стрелять. Холодное оружие в схроне тоже было, но мечи, ножи, копья меня не интересовали. Сабля в бою лучше, легче и удобнее. Мечом можно только рубить, а саблей и рубить, и колоть, к тому же сабля значительно легче меча, и рука не так устает.

Раздался громкой стук в дверь и окно. Я понял – всадники добрались до избы и окружили ее.

– Открывай! Лучше будет, коли сам откроешь. Мы тебя быстро зарежем – даже больно не будет!

Я осторожно выглянул из окна.

– А если не открою?

– Двери топором разобьем, пожалеешь, что на свет родился. Можем на кол посадить, можем к лошади привязать и по полю потаскать. Ну, так как?

– Я любознательный, может, хочу помучиться!

– Это ты храбрый, потому как за стенами, но это ненадолго!

Разбойники отошли в сторону, встали кучкой. Момент очень удобный. Я взвел курок мушкетона, прицелился через слюдяное оконце и спустил курок. Грянул выстрел. Мама моя, мне показалось, что я выстрелил из гаубицы. Грохот и сноп пламени были просто неописуемыми, а такой отдачи приклада в плечо я просто не ожидал. Комнату затянуло сизым дымом, но через разбитое оконце тянуло свежим воздухом, и было неплохо видно. Какой выстрел! Я никогда раньше не стрелял из мушкетона, может, многовато пороха положил или картечи, но результат превзошел мои ожидания. Трое разбойников уже никогда не встанут, их тулупы изрешечены, торчит мех. На снегу – дымящиеся на утреннем морозце лужи крови. Еще один зажимает рану на ноге и пытается отползти под защиту крыльца. Жаль, что показал врагу, что у меня есть ружье, но этот выстрел стоил того. Одним зарядом я уполовинил отряд. Теперь остальные поостерегутся.

Я принялся заряжать мушкетон, но пороха и картечи положил меньше. Не дай бог разорвет ствол самого покалечит. От окна снова раздался голос:

– Эй, храбрец, давай договоримся – ты с девками уходишь, мы тебе мешать не будем и мирно разойдемся.

Я посмотрел на разбитое оконце. Никого видно не было. Ага, опасаются, говорящий явно стоял сбоку, боясь выстрела.

– Я же вас предупреждал, а вы сразу пугать – на кол посадить пообещали.

– Погорячились! А теперь давай миром разойдемся.

– Теперь не разойдемся, я выйду из избы, когда последнего разбойника убью.

– Экий ты кровожадный. Зачем тебе эти девки, давай возьмем у купца выкуп, поделим пополам.

– Ты не запамятовал? Я дружинник княжий, а не разбойник.

– Эка невидаль, дружинник. И много ли тебе князь платит, что ты жизнью своей рискуешь? А мы тебе честно половину отдадим.

– Дешево же ты меня ценишь. За деньги я не продаюсь. Знаешь поговорку: «Сердце отдам любимой, службу – государю, честь – никому».

– А ну как мы тебя, осерчав, спалим вместе с девками и избой?

– Никак ты про злато-серебро, что в схроне лежат, забыл?

Стоящий за окном заматерился, потом тише кому-то в сторону:

– Он про тайник знает.

– Знаю, знаю, – подтвердил я. – Вот ухлопаю вас всех, заберу ценности и уйду с девками. Никакого выкупа и не надо будет.

– Ах ты, собака поганая, да мы тебя голыми руками на части порвем!

– Опять горячишься, а за слова твои паскудные ты у меня первым умрешь.

Я рискнул, просунул сквозь стену верхнюю часть тела рядом с окном и проткнул саблей говорившего. Мгновенно убрался обратно. В оконце было видно, как, схватившись руками за грудь, разбойник упал рядом с завалинкой, еще что-то пытаясь говорить, но изо рта хлынула кровь, и он испустил дух. Я крикнул в оконце:

– Ну, кто еще хочет мне пожелать смерти? Вас всего двое осталось, и проживете вы не дольше полудня. Это я вам обещаю.

Сначала стояла тишина, потом сбоку от окна проговорили:

– Твоя взяла. Уходи с девками, бери лошадей и уходи. Преследовать не будем. Только из схрона ничего не бери.

– Не верю я вам, разбойнички. Сначала обещаете отпустить, потом грозите на кол посадить, потом голыми руками порвать. И что? Я цел и невредим, а из вашей ватажки только двое и осталось. Но ничего, я постараюсь и вас живота лишить.

– Дружинник, уходи с миром, мы тебя не трогали.

– Как не трогали? Я купца подрядился в целости в Муром доставить, в сохранности товар и людей обоза привести. Тому порукою было мое слово, по рукам при свидетелях ударили. Людишек обозных вы побили, дочку со служанкой украли.

– Остынь, дружинник, ты наших людей уже больше убил, так что счет равный, успокойся.

– Я успокоюсь, когда последний из вас дышать перестанет, в том слово твердое даю.

За оконцем замолчали.

– Чего молчите, тати? У меня в избе тепло, а замерзну – печь затоплю, продуктов – полный подвал, так что сидеть я могу долго – вам меня не пересидеть. Идите с Богом, уйдете – останетесь живы.

– Ты послушай, Артем, он нас милостиво отпускает. Ты нахал, дружинник.

– Юрием меня зовут, запомни и другим передай, если живым сможешь уйти. Как услышат мое имя – пусть лучше по норам своим прячутся, коли жизнь их никчемная им дорога.

– Сволочь ты первостатейная, дружинник!

За окном – снова тишина. Видно – отошли подальше, обсуждают – что делать. Избу сжечь можно, только и ценности их, которые всей бандой собирали, сгинут. Если в банде еще людишки остались – могут и не простить. Но и меня отпустить – покрыть себя позором. Я решил от обороны перейти в наступление. Не век же мне сидеть в этой избе? Я осмотрел через оконце пространство перед избой – никого не видно. Ну, была не была. Прошел сквозь бревенчатую стену, взвел курок мушкетона. Верная сабля пока покоилась в ножнах. Тихий разговор доносился из-за угла. Я обежал избу и зашел к ним в тыл, осторожно выглянул. Их было не двое, как я думал, а четверо. Трое уцелевших бандитов и один, раненный в ногу, которого они вытащили из-за крыльца и отнесли в безопасное, с их точки зрения, место. Нет, мужики, где я, безопасного места для вас не будет.

Я прицелился и спустил курок. На открытом воздухе бабахнуло не так сильно, как в первый раз, а может быть, пороха я положил в меру. Но результат был почти тот же. Двое упали сразу, третий закричал, схватился за бок. Я бережно опустил мушкетон на землю – понравился он мне, вытащил саблю и пошел к разбойникам.