Совьетика - Ирина Маленко

Кто там у нас завидовал темнокожим и их «Мерседесам»?…

В понедельник Николай отвез нас в музей, к которому нас прикрепили- прямо с вещами- и передал нас в голландские руки. Нас встретил симпатичный серьезный дяденька по имени Йос. Нам рассказали, в чем будет заключаться наша работа: музей готовил выставку по истории отношений двух стран, и надо было помочь в ее подготовке. Но нас ожидали еще осенью, а к тому моменту, когда мы приехали, работа над выставкой оказалась почти закончена! Нам оставалось какие-то мелочи перевести на русский, походить по музеям, архивам и тому подобным заведениям. Размещали нас в голландских семьях, которым организаторы визита выдавали деньги на то, чтобы те кормили нас завтраком. Нам же выдавали по 1000 гульденов в месяц (небольшими суммами, каждые две недели, чтобы мы не потратили сразу все) на карманные расходы – в то время неплохие деньги, особенно если учесть, что нам не надо было платить ни за жилье, ни за электричество, ни за воду, ни даже за транспорт (все билеты на транспорт нам потом задним числом оплачивались). Получились, если честно, своего рода каникулы, оплачиваеные чужим дядей. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, гласит народная мудрость. Но в чем именно она заключалась, я поняла только спустя несколько лет…

Руслана определили в семью, увлекающуюся классической музыкой: их дочь была оперной певицей. Пусти козла в огород….О таком он мог только мечтать! Уже через неделю он с гордостью называл хозяев «мои ван дер Берги», а они водили его на оперные спектакли чуть ли не раз в неделю – за свой, разумеется, счет, так что о ценах на билеты Руслан не имел понятия.

Девочкам повезло несколько меньше – в том плане, что их поселили у студентки, с которой у них не сложились отношения. Дело в том, что уже в первую неделю они съели за завтраком ее месячный запас варенья и масла. Студентка пришла в ужас, но и девочки наши тоже в ужас пришли:

– Видела бы ты, Жень, как она эти бутерброды намазывает! Слой масла тонюсенький, прозрачный – как будто украла у кого! Ну и жадина! А когда мы в душе моемся, она чуть не под дверью с часами стоит: воду экономит…

Хотя все мы изучали в институте по философии диалектический и исторический материализм, никто из нас не подумал о том, что бытие определяет сознание, а не наоборот. Мы просто физически не могли себе представить необходимости экономить на собственной чистоте и уж тем более – на еде. Любой самый захудалый студент у нас в стране клал по утрам масло на бутерброд толстыми кусками. О варенье я уж и не говорю: его мы съедали за чаем по полбанки за вечер, ложкой.

Бюджет голландской студентки не оправился от нанесенного ему нашими соотечественницами удара даже после возмещения стоимости съеденного ими голландской стороной, и она взмолилась к работникам музея, чтобы с нее сняли такую непосильную для нее ношу. После чего девочек переселили в роскошный особняк работника музея – наследника семьи одной из крупнейших в Голландии сетей магазинов. Мы постоянно видели в городе его фамилию на магазинных вывесках. Его дом был настоящим дворцом, масла с вареньем здесь можно было есть сколько влезет. И мыться тоже.

Меня поселили в еврейскую семью – это я поняла сразу по фамилии хозяйки. А уж когда я ее увидела, у меня совершенно не осталось никаких в том сомнений. Ой, как интересно! После войны евреев в Амстердаме осталось мало. Хозяйка- тоже работница музея-, Мариэтта, была еврейка по отцу, а ее муж, компьютерщик и математик Ханс, -евреем на четверть. Когда-то в 50-е годы, еще будучи ребенком, Мариэтта бывала у нас в СССР: коммунистом был ее папа-журналист. Но все, что она из этих поездок запомнила – это как родители нелегально провозили обратно в Голландию излишек спиртного, засунув бутылки в ее детский ранец… Сама Мариэтта коммунисткой никогда не была, хотя считала себя левой: они с Хансом были из перебесившегося в молодости “flower-power generation ”, которое, осев, оставило в прошлом собственное бунтарство и стало обыкновенными буржуазными бюргерами. Жили они на тихой улочке довольно далеко от центра, в западной части города, в трехэтажном доме: у Ханса было свое, отдельное жилье на первом этаже, Мариэтта занимала второй – с отдельной входной дверью, а в мезонине жили две их дочки, 13 и 11 лет, и была отведенная мне комната. Подвал дома тоже был жилым, и они его кому-то сдавали.

Наверх уводили узкие лестницы – закрученные в такую лихую спираль, что у меня при их виде в первый раз закружилась голова. Голландские дома были узкими, узкими были в них и двери, и лестницы, а новая мебель в случае нужды заносилась через окно: над ним специально для этого был прибит снаружи особый крюк, через который пропускали для этого толстую веревку…

Когда мне навстречу выбежала младшая из девочек, я, признаюсь, струхнула: ой, у них есть дети… Я совершенно не знала, как себя с детьми вести, и потому обычно их немного побаивалась. Но с Эстер и Марицей мы нашли общий язык на удивление быстро. Девочки говорили по-английски и немного хуже- по-французски. Сами хозяева – свободно на обоих этих языках и на немецком. Марица обожала Мадонну и своего хомячка, который жил в одном большом стеклянном ящике вместе с кроликом Эстер.

– Hou je mond !- кричала Марица на сестру. И тут же, завидев меня, переводила: – Keep quiet !

Хозяйские дочки занимались балетом и брали уроки игры на арфе. Исходя из своего советского опыта жизни, с нашими бесплатными музыкальными школами и кружками, я не видела в этом ничего необычного. И потому решила, что в Голландии все живут так, как мои новые хозяева: работают по 4 дня в неделю, а один им дается «для интеллектуального развития», ездят отдыхать по 2-3 раза в год, обедают в ресторане не реже раза в неделю, обсуждают новейшие литературные опусы с такими же, как они сами, интеллектуальными друзьями за бокалом хорошего вина, ходят на выставки… То есть, что жизнь здесь примерно такая же, как у нас, только с лучшими жилищными условиями и большим количеством бытовых удобств. Это была наша первая кардинальная ошибка – и именно такую мысль и хотели внушить нам наши собственные «маленькие рейганы». Чтобы мы вернувшись, рассказывали об этом всем. Чтобы «больше демократии, да здравствуют кооперативы!» в наших затуманенных мозгах означало все преимущества социализма в сочетании с западным уровнем потребления. Что в реальной жизни несочитаемо. «Или я веду ее в загс, или она меня – к прокурору »… Мы забыли другую народную мудрость: нельзя и на липку влезть, и попку не ободрать. А вскоре нас лишили и самой возможности выбора, влезать нам на ту липку или нет…

Сейчас у нас принято смеяться над тем, что иностранцев в СССР водили посещать только «особые семьи». Ха, неужели вы думаете, что в Голландии нас поселили у первых встречных и среднестатистических людей?…

У моих хозяев в доме, например, собирались снимать кино! Мариэтта была на дружеской ноге с семьей балетмейстера национального балета (югославкой). Один раз она повела меня в гости к подруге- театральному режиссеру, у которой мы засиделись допоздна. Когда уже стемнело, домой вернулся подругин муж – жизнерадостный, веселый блондин. Увидев, что дома нечего есть, он безропотно начал чистить себе на ужин на кухне картошку и, припеваыа и подтанцовывая, жарил ее на сковородке… Через неделю я увидела этого блондина-кулинара по телевидению. Это был известный в Голландии солист рок-группы… Кроме этого он еще был поэтом, актером и «антикапиталистом» .

Я заметила, что этим людям нравится называть себя антикапиталистами, хотя капитализм вообще-то их вполне устраивает, а для борьбы с ним, очевидно, достаточно жарить самому себе картошку. Семья Мариэтты была такая же: они гордились тем, что ездят на работу на велосипедах, а не на машине. Что ж, это прекрасно… Но до такой степени раздувать значение такой мелочи? Этим чуть ли не выражалась их солидарность с бедняками. Мариэтта гордилась и тем, что позволяла убираться у себя дома раз в неделю марокканской многодетной матери, платив ей за это 50 гульденов и даже сажая после уборки вместе с собой за стол выпить чашку кофе…Да, это почти подвиг!

Переводы для выставки делала свободно говорящая по-русски тихая голландка с кроличьими зубами и седой косой. Специалистом по русскому языку были и ее папа, и ее супруг, который выглядел намного моложе своей жены. Это была про-диссидентская и про-солженицынская славистская шатья-братья, которая всю жизнь кормилась вокруг создания ореола мучеников советским «инакомыслящим». В «свободном мире» изучать Советский Союз и получать за это приличную зарплату можно было только с определенных позиций: ведь кто платит, тот и заказывает музыку… С особыми фанфарами нас отвели на экскурсию в известный своими антисоветскими трудами Институт социальной истории, сотрудники которого тоже пытались ознакомить нас со всяческими своими исследованиями.