Конан из Киммерии - Роберт Говард

— Не слышу звона мечей, — удивился он, протирая глаза, словно пытаясь сорвать с них мешавшую пелену.

— Тут никого нет, Конан.

Он на ощупь нашел край чаши фонтана, наклонился, погрузил лицо в чистую, прозрачную жидкость и пил, пил, пил, не в силах оторваться. Когда варвар поднял голову, Натала увидела, что безумие уже покинуло его глаза. Он облегченно вытянулся на полу рядом с фонтаном, но выражение чуткой озабоченности не покинуло его изуродованного лица, а сабля так и осталась торчать в крепко сжатом кулаке.

Она омыла его рваные раны и перевязала самые глубокие из них бинтами из разорванной на широкие полосы шелковой занавески. Занимаясь этой работой, Натала ни на секунду не прерывала лихорадочных раздумий над тем, что им следует делать дальше. Если они останутся во дворце, их рано или поздно найдут, — в этом она не сомневалась. Правда, не исключено, что ксуталийцы уже не ищут их, а давно спят где-нибудь в своих потайных комнатах, отправив души в бесконечные лотосовые скитания.

Закончив перевязывать раны, Натала подняла голову — и оторопела. В алькове, стоявшем в нише, поначалу незамеченной ею, кто-то был — сквозь щель в пологе высовывалась мертвенно-белая человеческая рука. Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не тревожить киммерийца, девушка, держа кинжал наготове, подкралась к алькову. Умоляя сердце биться тише, она медленно отодвинула полог. На возвышении, похожем на ложе катафалка, покоилось нагое тело женщины с желтоватой кожей, рядом с ним, на уровне ее плеча, стоял нефритовый сосуд с золотистой жидкостью. Вероятно, это был тот самый чудесный эликсир, о котором говорила Талис. Натала осторожно наклонилась над спящей, чуть ли не касаясь ее груди кончиком кинжала, и схватила сосуд.

Прижав к себе кувшин с драгоценной жидкостью, она пару секунд раздумывала над тем, не стоит ли ей превратить лотосовый сон желтолицей женщины в сон вечный, — но так и не смогла заставить себя воткнуть кинжал в беззащитное тело, вновь задернула полог и вернулась к мирно посапывавшему в полузабытьи Конану.

Присев рядом, она поднесла сосуд к губам варвара. Тот послушно глотнул пару раз, затем странно оживился, сел и выхватил кувшин из рук девушки.

— Клянусь Кромом, — сказал он, — это то самое чудесное вино. Откуда оно у тебя?

— Стояло там в алькове, — показала она рукой. — Там же спит какая-то женщина.

Конан припал губами к краю кувшина и осушил его несколькими огромными, жадными глотками.

— О Кром! — выдохнул он с облегчением, — Я чувствую животворный огонь в жилах! Оно придало мне новые силы!

Конан вскочил на ноги.

— Вернемся, Конан, вернемся в тот коридор, пересидим там, пока ты не поправишься!

— Ни за что! — воскликнул варвар, — Мы что, крысы, чтобы прятаться по норам? Мы уйдем из этого проклятого города, и пусть хоть кто-нибудь попытается нам в этом помешать!

— А твои раны?

— Да не чувствую я никаких ран, — бодро сказал он, — Может, я захмелел немного, и в этом все дело, но я не чувствую больше боли!

Он подошел к окну, тоже укрывшемуся было от глаз Наталы. Она посмотрела через его плечо. За окном чернело бархатное небо, усыпанное множеством звезд. Внизу серым бесконечным ковром расстилалась пустыня.

— Талис говорила, что весь этот город — одно-единственное огромное здание, — вспомнил Конан, — значит, комнаты и залы в крепостных башнях тоже соединяются со всеми остальными. Нам повезло.

— Что ты задумал? — спросила она с опаской в голосе.

— Там на столе хрустальный кувшин, — сказал он вместо ответа. — Наполни его водой и привяжи к нему ручку из этой вот ткани. Я тоже немного поработаю.

Она повиновалась, а когда, закончив с порученным делом, подняла голову, то увидела, что Конан связывает туго скрученные шелковые ленты, оторванные от полога, в длинную веревку, один конец которой уже был привязан к ножке массивного столика из слоновой кости, стоявшего в алькове.

— Попытаем счастья в пустыне, — пояснил варвар. — Талис говорила, что в дне пути отсюда — оазис, в двух — второй. Там мы и переждем, пока затянутся мои раны. Нет, воистину это вино творит чудеса! Только что я был полутрупом, а сейчас мог бы гору свернуть. Эй, прикройся же наконец чем-нибудь!

Натала совсем забыла, что на ней нет ни клочка одежды — впрочем, ее это нимало не смущало, — но, вспомнив о жаре и палящем солнце, которыми встретит их пустыня, она поспешила набросить на себя шелковую накидку. Киммериец тем временем подошел к окну и, презрительно сплюнув, без труда выломал решетку, выкованную из какого-то золотистого металла. Опоясав бедра Наталы веревкой, он затянул петлю, перенес девушку за зеленоватый парапет и осторожно спустил ее на веревке вниз. Когда она высвободилась из петли, он втащил веревку наверх и привязал к ней кувшин с водой. Когда кувшин оказался у девушки, по веревке быстро съехал сам киммериец.

Как только он ступил на землю, Натала вздохнула с облегчением. Они стояли у подножия городской стены под бархатным куполом звездного неба, лицом к безбрежной пустыне. Девушка понятия не имела об опасностях, подстерегавших их далее, но сердце ее пело от радости, ибо они покинули наконец этот чуть было не убивший их город.

— Если найдут веревку, могут отправить за нами погоню, — буркнул Конан, забрасывая за плечо кувшин, — хотя мне кажется, что они теперь и шагу ступить из города побоятся. Ладно, юг там. Идем.

Конан с нежностью, совершенно не характерной для него, взял Наталу за руку, и они направились в пустыню, не оглядываясь на холодно поблескивавшую за их спинами стену Ксутала.

— Скажи, Конан, — осмелилась спросить Натала, — ты там, в черном коридоре, нигде не видел Талис?

— Было темно, я вообще ничего не видел, но ощупывал путь перед собой и знаю, что там никого не было.

— Хотя она чуть было не замучила меня насмерть, — шепнула девушка, — но мне жаль ее.

— Это так все принимают гостей в этом проклятом городе! — воскликнул гневно варвар, но тут же успокоился, — Ничего, нас они надолго запомнят. Их кишки и мозги размазаны чуть ли не по всему городу, а этому их Тогу, думаю, досталось похуже даже, чем мне. В конце-то концов мы не так уж и плохо выпутались из всей этой истории. Есть вода, знаем, где искать оазис. Меня, правда, изрядно исполосовали, да и у тебя на спине сплошь рубцы от бича…

— Это ты виноват! — вспыхнула бритунка. — Если бы ты не пялился, разинув рот, на эту стигийскую кошку…

— О Кром! — проворчал варвар. — Надо, чтобы небо на голову обрушилось, лишь тогда заставишь женщину забыть о ревности. Я, что ли, виноват, что стигийка в меня влюбилась? Все вы, женщины, такие…

Колодец черных демонов

(рассказ, перевод А. Кононова)

Оставив за спиной Ксутал, Конан продолжил свой путь по южным равнинам Черных королевств. А поскольку чернокожие народы прекрасно помнили Амру-Льва (они знали Конана под этим именем), ему было нетрудно достичь берега, который он в прошлые времена разорял вместе с Белит. Там случайно оказался корабль пиратов с Барахских островов, что лежат к юго-западу от Зингары. Морские разбойники охотно приняли опытного воина в свои ряды.

Долгое время он плавал и сражался вместе с ними. Однако ему, послужившему в огромных, спаянных железной дисциплиной хайборийских армиях, барахские ватаги кажутся слишком слабыми, чтобы достичь с их помощью своей главной цели. Вдобавок в Картахе он ухитряется испортить отношения с атаманами сразу нескольких шаек и вынужден бежать посреди ночи…

1

Тонкие губы кордавской красавицы полураскрылись в зевке, вытянулись длинные изящные ноги. Санча устраивалась поудобнее на шали с горностаевой оторочкой. Та шаль была расстелена на юте каракки — сплошь позолоченное эбеновое дерево и узорчатые кхитайские шелка с золотой бахромой.

Санча уже давно пребывала в блаженной праздности. Она вполне отдавала себе отчет, что вся команда каракки, от бушприта до рулевого весла, не сводит с единственной девушки на борту судна налитых багровым вожделением глаз; точно так же она вполне отдавала себе отчет, что от этих похотливых взоров тут нигде не спрячешься, они прямо-таки прожигают ее недлинное шелковое платье, стремясь добраться до восхитительно нежной кожи и потрясающе плавных линий роскошного женского тела.

Ну да и пусть смотрят! Девушка с пренебрежительной, дерзкой улыбкой повела глазами в ответ — мол, что уж тут, вас, морских бродяг, не переделать, — и грустно вздохнула: золотой солнечный блин уже высоко поднялся над линией горизонта, припекает все сильнее, и скоро придется уйти в тень.

Звуки, не похожие ни на скрип такелажа и рангоутного дерева, ни на плеск волн о борта, достигли ее ушей в следующее мгновение. Санча поднялась на ноги и устремила недоуменный взор на фальшборт — через него перебрался мокрый до нитки человек, с его одежды на палубу ручьями стекала морская вода. Снова полураскрылись прелестные коралловые губки, но на этот раз не в зевке, а в возгласе изумления; а заодно с ними распахнулись миндалевидные черные очи. Он был совершенно незнаком ей, этот мужчина, столь бесцеремонно нарушивший ее покой. Водяные струйки сбегали по косой сажени его плеч и могучим рукам прирожденного бойца. Из одежды на нем были только шаровары из красного шелка и широченный златотканый кушак. На этом кушаке висел меч в ножнах, и с ножен тоже капало.