Последний Завет - Филипп Ле Руа

Закругляюсь, потому что слышу какой-то странный звук в комнате. Недоумеваю, что бы это могло быть.

Неужели за мной следят от самого Фэрбэнкса? Ладно, посылаю е-мэйл и иду проверить, не заразилась ли от вас паранойей. До скорого.

Ваш друг Кейт

138

Под напором этих открытий рассудок Натана чуть не взорвался. Письмо Кейт выстраивало цепочку фактов исключительной важности: Кейт была неравнодушна к нему, Карла убила собственного мужа, подставив Коченка, и в тот самый момент, когда эскимоска отправляла свое послание, в ее комнате находился убийца.

Натан встал. Мысль о том, что Карла сама могла устранить своего мужа, никогда не приходила ему в голову. Он влюбился в нее и сразу же сделал из нее невинную союзницу. Натан вспомнил вспышки образов, возникшие у него во время путешествия по северу Аляски. У него было видение, в котором Шомон лил бензин на свои горящие ноги. Иллюзия. Наоборот, француз пытался погасить полыхавший вокруг него огонь. Как это могло случиться? Оставшись на паковом льду, он вдруг выяснил, что в его канистрах… вода! Чтобы согреться, он был вынужден поджечь собственное снаряжение. Огонь случайно перекинулся на ноги, и Шомон, чтобы не сгореть заживо, пытался залить их водой. Той самой водой, что стала причиной его гибели. Занимаясь подготовкой экспедиции, Карла обрекла своего мужа на смерть от холода, просто подменив бензин водой!

Что касается мотива, то Натан видел только один. Этьен бил свою жену. Карла больше не могла выносить ни его отлучек, ни вспышек ярости. Он вспомнил намеки старого Маттео на трагическую судьбу любовников своей дочери. Модестино Карджези, отец Леа, был убит на каком-то пустыре. Вполне возможно, что двенадцать лет назад Карла была вынуждена отправиться в изгнание как раз из-за того, что уготовила тому итальянцу. Натан испытал горечь. Неужели она цеплялась за него только для того, чтобы оказаться поближе к расследованию, которое могло усадить ее на скамью подсудимых? Она изрядно поводила его за нос, заставив взвалить убийство Этьена на Коченка! Правда, в конце концов тот тоже ею воспользовался. Но если Карла убивала всех обидевших ее мужчин, то ему самому теперь надо опасаться за свою жизнь, после того как он оставил ее в соборе Святого Петра за несколько дней до свадьбы.

Друживший с Этьеном Клайд знал о бурных отношениях француза с женой. Равно как и Женевьева Шомон, чьи обвинения в адрес невестки никто не принимал всерьез. Внезапное исчезновение исследователя заставило их обоих заподозрить Карлу. Специальный агент потому так и упорствовал в поисках тела своего друга, что хотел получить доказательство виновности его жены. Пока не сообразил, что трупом Этьена можно воспользоваться не только для ареста заурядной преступницы. Братство Драготти было гораздо более крупной дичью, чем Карла Шомон.

Лав стер послание Кейт и засунул в рюкзак полученные от Драготти наличные деньги, портативный компьютер и скульптурную головку Мелани. Вытянулся на матраце, положенном прямо на пол. Но что-то мешало ему заснуть. Какой-то запах, доносившийся из подвала. Он пошел взглянуть на своих пленников. Четверка покалеченных была в глубоком обмороке и не шевелилась. В нос бил явно запах разложения. После беглого осмотра, подтвердившего, что охотники за наградой все еще живы, он направился к металлическому шкафу для инструментов. Открыл. К нему на руки вывалилась Алексия Гровен. Натан оттолкнул ее, как прокаженную. Синюшное тело в кровоподтеках и порезах качнулось, согнулось и упало обратно в шкаф. Супруга доктора Гровена умерла уже много дней назад, вытерпев целую серию пыток. Подарочек от Уолдона. Мерзавец мучил вдову, чтобы вырвать у нее секрет проекта «Лазарь». Напрасно, поскольку муж ее в свои дела не посвящал. Тогда альбинос и его люди притащили труп сюда, чтобы навесить убийство на Натана. Еще одно.

Он с отвращением закрыл за собой люк, вышел на террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и забросил ключ от подвала в волны. Зловоние рассеялось, но что-то нехорошее по-прежнему витало вокруг. Неосязаемая угроза. Беспросветная ночь и шум океана мешали зрению и слуху. Приходилось полагаться на другие чувства, особенно на шестое. Опасность исходила с левой стороны, от дюны. Он прижался к стене как раз в тот момент, когда раздался выстрел. Потом два других, но Натан был уже внутри. Он вышел через заднюю дверь и побежал по тропинке, огибавшей холм. Треск мотора и удаляющийся свет фары. Мотоцикл.

Этой ночью он пустился в обратный путь, в Сан-Франциско, так и не поспав.

139

Томми с криком пробежал по палубе, перелез через леерное ограждение и прыгнул за борт. Тело подростка повисло над Индийским океаном, пойманное за ногу. Натан потянул изо всех сил, втащил его обратно и уложил хуком справа.

– Беги за успокоительным; – приказал он Джесси, которая присутствовала при сцене.

– Мо-о-о-оре-е-е!.. – простонал юный аутист.

– Нельзя играть с морем, Томми, это привлекает призраков.

Подросток заерзал, замотал головой и срыгнул свой завтрак. Натан сдавил шею крепыша, продолжая удерживать его правую руку своей левой. Затем раздвинул ноги и сжал ему ребра коленями, чтобы тот не дергался из стороны в сторону. Хон-геза-гатаме. Томми продолжал извиваться, но от палубы оторваться не мог.

Плавание на «Синей звезде» оказалось для подростка настоящим адом. Хотя начиналось все хорошо. Оставив родителей на причале, Натан тайком поднялся на борт грузового судна вместе с детьми. Капитан Сол Блестер уступил им свою каюту, но Томми с ней так и не свыкся. Пришлось истребить все запасы транквилизаторов и опустошить корабельную аптечку, чтобы поддерживать аутиста в состоянии отупения, заставлявшем его беспрестанно раскачиваться. Подросток даже чуть не покалечил себя, чего с ним не случалось уже несколько лет. Джесси и Натан каждый день посменно дежурили у его койки, чтобы капитан не пожалел о том, что взял на борт троих безбилетных и не совсем обычных пассажиров.

Натан вкатил Томми последнюю дозу успокаивающего из взятых с собой запасов и отнес его в каюту.

– Мы приплывем когда-нибудь? – спросила Джесси в тысячный раз.

– Скоро.

– Когда «скоро»?

Ее уже не удовлетворял этот ответ, терявший смысл с каждым днем. Однако на сей раз Натан не лгал. Порт Коломбо был уже близко.

– Посиди тут, я схожу к капитану.

Сол Блестер знал мир так же хорошо, как большинство людей знает свой родной город. И был неистощим, браня африканцев, – по его мнению, лодырей и воров, азиатов – плутов и лжецов, арабов – трусов и фанатиков, европейцев – мелочных и крайне эгоистичных, американцев – нахалов и шовинистов.

– Желтые нас сожрут, они не дураки, да к тому же у них численное превосходство! – предвещал капитан, глядя на горизонт с капитанского мостика, где его и нашел Натан.

– Если они не дураки, им незачем пользоваться своим численным превосходством.

– Когда-нибудь все это рванет. Из-за мусульман или китайцев.

– Знаете, что говорится в наших легендах и преданиях?

– Японских или индейских?

– Индейских.

– Слышал от вашего отца время от времени.

– Древние предрекали, что как только мы начнем ненавидеть нашего соседа, обкрадывать его или обманывать, перестанем возделывать землю, променяем свободу на пропитание, то нарушится равновесие и гармония исчезнет.

– Мы до этого и докатились. Потому вы и пошли в ФБР? Чтобы восстановить гармонию?

– Вы проницательны.

– Ладно, чего там.

– Сол, я дал Томми последнюю дозу успокоительного.

– У меня больше ничего не осталось, кроме текилы. Но во второй половине дня мы уже будем у причала, если вы это хотели узнать.

Натан оставил Блестера у штурвала и вернулся к Джесси. Она стояла на носу корабля, лицом к ветру, прижимая к себе Пенни, куклу, с которой она ни на минуту не разлучалась.

– Томми спит, – сказала она.

За время этого каторжного плавания он зауважал девчушку. Обычно мало чему можно научиться у детей этого возраста, уже утративших естественность, но еще недостаточно поживших, чтобы вырастить в себе интересную личность. Случай Джесси был иной. В ней оставались чистота, сила, ки и врожденные способности, которые частое посещение мира Томми позволило ей не только сохранить, но даже развить. Она умела противостоять наихудшим невзгодам, поскольку не давала им поглотить себя, была способна почти на отрешенность. Она как бы стояла на перекрестке многих вселенных, многих обманчивых видимостей – вселенной своего брата, вселенной куклы Пенни, вселенной взрослых. И путешествовала от одной к другой с поразительной непринужденностью. Натан попытался описать ей и свою, более близкую, чем другие, к истине. Но оказалось нелегко растолковать девочке, что каждый человек видит вещи по-своему, иначе, чем другие, и что все лишь иллюзия. До того вечера на прошлой неделе. Когда они оба любовались луной и ее отражением в черном как смоль океане, он спросил ее, что она видит. Джесси сперва банально ответила: «луну» – и только потом сообразила, что это небесное тело для Томми не существует, что для рыб она всего лишь отсвет и что марсиане называют ее по-другому. Вот так Джесси бросила свой камешек в море видимостей.