Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Платов ничего этого еще не знал. Четыре дня дрался он с вице-королем Итальянским Евгением Богарне, загнал того в Духовщину[151], измочалив прежде, и теперь сам встал на отдых.

От такого перепада Божьей Милости дух захватывало. Казалось, что ниже уже не сидеть в дыре. Ан глядь… Ох и нагляделся Матвей Иванович за эти дни!.. Не выдерживала душа. Состоянии этой, с Ольховой слободы, вновь стал Матвей Иванович пить.

По-пьяному низко кланялся Кутузову: «Ваша Светлость. Ура! Милостью Божию, храбростью российских воинов и по повелениям Вашей Светлости всякий день и всякий час четырехдневное поражение неприятеля — ура!» Писал Платов, что пленных не счесть, что взял он 101 пушку и еще на сто пошел, непременно отберет. «Моя единственная цель, хотя и при слабости здоровья моего, исполнять долг службы и повеления Вашей Светлости, по которым руководствуюсь… Желаю Вашей Светлости от всей души моей дальнейшего здоровья, имею честь пребывать всегда с особеннейшим и непременным к Вам почтением моим и честнейшей преданности Светлейшего князя, Милостивый Государь, Вашего Сиятельства…» — подписывался…

В знак особого расположения назначил Кайсарова, кутузовского адъютанта, командовать Атаманским полком.

Впереди лежал Смоленск, а за ним — Литва, которую сами казаки летом старательно выжигали. Какая тут война? Тут дай Бог людей живыми сохранить от голода да от холода. Бонапарт и так обречен, невооруженным глазом сие видно. Победа!..

Французы в Смоленске задержались, собирались, видно, зимовать, но русские стали обходить их с южной стороны всей армией, и Бонапарт, оставив в Смоленске арьергард, побежал дальше.

Маршал Ней, командовавший арьергардом, удерживал город три дня, а потом узнал, что русские под Красным перерезали дорогу Великой армии, что идет сражение, — и, взорвав склады и укрепления, поспешил на соединение с Бонапартом.

Платов особо не напирал. Крепость вроде Смоленска с легкими пушками донской артиллерии не возьмешь. Так, попугали французов…

Меж тем под Красным битва разгорелась знатная. Как ни хворал Кутузов поясницею, как ни удерживал взбодренных генералов, чтоб не давали в трату солдат, но сам вынужден был выехать к рвущимся вперед войскам. Набили обмороженных французов великие тысячи. Еще больше в плен взяли. Бонапарт с гвардией, однако, ушел невредим.

Платов к сражению не успел, Неем чересчур увлекся, но и Нея потерял. Нарвался тот на перерезавших дорогу русских и ушел проселками с остатками корпуса.

В русской армии праздновали победу. Склоняли перед Кутузовым французские знамена с орлами на навершиях. Кутузов расчувствовался, стал вспоминать: «Я думаю, здесь есть еще люди, которые помнят молодого Кутузова…» Рассказал, как после Измаила представлялся царице: «Я ничего не видел, кроме небесных голубых очей, кроме царского взора Екатерины. Вот была награда…»

После сражения армия надолго остановилась в селе Добром, отдыхала. За Бонапартом послали легкие отряды лихих партизан и специально сформированный авангард Ермолова.

Платов тоже завеселился. 7 ноября доставил ему курьер царское поздравление с графским титулом. В селе Герасимово устроили донцы застолье.

Пока праздновали, вышел прямо на них заблудившийся в лесах маршал Ней с остатками арьергарда. Вскочили, забегали:

— По коням!

— Пушки разворачивай!

Платов широким жестом указал Кайсарову, новому командиру Атаманского полка:

— Бери всех, кого хочешь. Приведи ко мне этого Нея на аркане.

Кто-то по-пьяному добродушно посоветовал вслед:

— Будет упираться, скажи, что без него за стол не сядем…

Весело были настроены казаки, душевно.

— А что, Матвей Иванович, если посадить вас с этим Неем, кто кого перепьет?

— Это смотря что пить…

— Я — его! — твердо сказал Матвей Иванович. — Как граф Российской империи…

— Ну, по-графски… Твое здоровье, Ваше Сиятельство!

Ней на уговоры не поддался. И близко Кайсарова не подпустил. Выждал, когда тот кинулся его обходить, к реке прижимать, и одним рывком по бездорожью вышел со своими людьми на освободившуюся, никем не охраняемую дорогу. А здесь и погладить не давался, отбился, ушел к Бонапарту в Оршу.

Кутузов с армией оставался за Днепром. Послал вперед, к Платову, Ермолова, а сам ушел в город Копыс, чтобы хоть какое-то продовольствие для армии иметь. Вскоре пришло от него запоздалое поздравление:

«Милостивый Государь мой, граф Матвей Иванович!

Чего мне желалось, то Бог и Государь исполнили, я Вас вижу графом Российской империи; ежели бы подвиги Ваши, начав от 6-го октября по сей час, и не были так блистательны, тогда скорое прибытие с Дону 26-ти полков, которые в разбитии неприятеля столько участия имели, могло сделать достаточно признательным всемилостивейшего Государя. Дружба моя с Вами от 73-го году никогда не изменялась, и все то, что ныне и впредь Вам случится приятного, я в том участвую…

Остаюсь в совершенной преданности Вашего сиятельства верный и всепокорный слуга князь Михаил Г.-Кутузов».

Платов прочитал, протер глаза, протянул Лазареву:

— Давай, громко…

Вслушивался, тер подбородок:

— Чего он там наплел? Если б не подвиги, то за ополчение б дали… Так, что ли? — потер занывший затылок. — Водки!

Без вины унижали, обвиняли… Теперь за ополчение, собранное Адрианом Денисовым, ему, Платову, дали графский титул. Чудны дела твои, Господи!

— Нет, что-то не то. Читай опять…

Прибыл Ермолов.

— Фельдмаршал до сих пор Бонапарта боится. Мне велено остановиться и ждать здесь всю армию. Но я боюсь, упустим Бонапарта. Давай-ка, Матвей Иванович, пойдем вперед. Там, у Борисова, на Березине его Чичагов поджидает, а от Петербурга Витгенштейн подходит. Если с трех сторон навалиться разом, самого Бонапарта можем поймать…

Платов задумался. Славное б дело! Но не было надежды, что удастся. Не поддержат регулярными. Кутузов все хочет казачьими руками делать. Орлов-Денисов на что в гвардии свой человек, и то в отставку грозился уйти. Сколько ж можно: казаки да казаки!

— Решайся, Матвей Иванович! — подбивал Ермолов. — Налетим, всех заберем.

— Всех не заберем, — вздыхал Платов. — Будут драться, станут в каре. Нагляделся я на такие дела. Вон, прислали ко мне Сеславина с отрядом. Спроси у него, какая у Бонапарта гвардия… Что ж ты думаешь, я их обогнать не могу? Нет уж, нехай сами дохнут. Иди тихочко, подбирай их по дороге. Раньше, бывало за эту пушку сколько народу клали, чтоб отбить! А теперь — вот они! — стоят на дороге. Никому не нужны… А это еще и зима не начиналась. Сколько отсель до этой самой Франции? Пока дотащатся, сами передохнут, а мы остатки подберем. Чего ж зря казаков тратить?