Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

Не убивать. Не жечь пламенем Чаши, не слепить — только светить. Не в глаза — в души. Да сотворит ли Чаша такое чудо для него? А разве он, царь росов, умеет только убивать? Или столько племён покорились ему лишь из страха перед всесожигающим пламенем Огненной Чаши? Что он, страшнее Сауаспа? Нет. И его, и Чашу уважают. Ведь не только смерть они несут людям, но и Огненную Правду. И разве Колаксаева Чаша — оружие? Из трёх золотых даров один должен давать своему народу мужество и победу, второй — трудолюбие и богатство. У сколотов это — секира и плуг. А вот третий несёт мудрость и справедливость. Это и есть Огненная Чаша. И жжёт она только тех, кто глух ко всякой Правде, кто мудрость видит в том, чтобы узнать побольше вредоносных чар. Если же есть в душе добрый свет — он потянется к свету Солнечной Чаши.

Так думал царь росов, а вокруг него ревели, бросались и падали под ударами обычного и священного оружия бесовские твари. Но вот впереди поднялся в свете Чаши крутой глинистый склон, увенчанный дубовым частоколом. Из-за него выглядывали рыжие головы марийцев, а над ними вставали три громадные, расплывчатые фигуры в белых одеждах. Марийцы яростно кричали, ругались по-своему, махали копьями и топорами. Стрелы летели всё гуще, и некоторые, видно заговорённые, прорывались сквозь волшебный заслон.

Росы стали карабкаться вверх по склону. Удержаться на нём было не за что. Приходилось всаживать в глину акинаки и затем подтягиваются. Волхвиням было всё труднее взбираться наверх и при этом удерживать завесу, и стрелы всё чаще ударяли в доспехи. Ардагунда, не добравшись и до середины склона, остановилась и села, чтобы и дальше освещать путь русальцам и амазонкам.

А Зореславич, помогая себе акинаком и высоко поднимая Чашу, упорно лез наверх. И вместе с золотистым светом лился вперёд поток дружественной мысли: «Люди, я, Ардагаст, царь росов, пришёл к вам с добром и правдой. Мне не нужно от вас ни дани, ни рабов. Не нужно побед, трупов, сожжённых городков. Только будьте людьми, людьми, а не бешеными кровожадными зверями! Не я пришёл забрать у вас свободу, а тёмный колдун и разбойники-полумедведи. Я могу обратить в пепел ваш городок, но не стану, потому что мои враги — не вы, а они, что наслали на вас безумие Керемегя! Если не можете их изгнать — хотя бы не мешайте нам».

Он мысленно говорил по-сарматски, не зная, многие ли из марийцев понимают этот язык. И всё же мысль его пробивалась к ним сквозь туман безумия, звучала знакомыми словами. Вот уже тише стали крики из-за частокола, потом и вовсе смолкли. Перестали лететь стрелы. Вишвамитра и Сигвульф первыми взобрались наверх и разом вывернули два заточенных бревна, потом ещё и ещё. Показались марийцы, стоявшие с опущенным оружием. Потом они подались в стороны, и в проходе встали три громадных белых призрака. Теперь было хорошо видно, что это — женщина средних лет, девушка и мальчик-подросток. Все были в белой вышитой одежде, но почти без украшений. На кистях грозно воздетых рук светились синие огни. Трое не произносили ни слова, но в сознании росских воинов разом зазвучали голоса: «Уходите чужие. Мы не пустим вас. Уходите — или умрёте».

— Саскавий, Вечка, Аказ! Возвращайтесь в землю, мы с росским волхвом освободим вас. И простите меня, глупого старика, что не помешал тогда Эпанаю убить вас. Лучше бы меня постиг гнев Тюштеня! Идите же или погибнете во второй раз, не телом — душой! — Голос Вардая дрожал, но рука твёрдо сжимала светящуюся секиру с орлом и волком.

А чистый золотой свет Колаксаевой Чаши лился на призрачных стражей, просветляя их, очищая от власти тёмных чар. И призраки безмолвно, безропотно ушли в землю — туда, где лежали их тела. Лишь в глазах их застыл упрёк — не Вардаю, но всем, кто тогда согласился послать их на смерть ради племени. Только не племени эта смерть послужила, а колдуну-предателю.

Ардагаст с Ларишкой первыми вошли в городок. Следом ринулись остальные росы. А навстречу им уже бежали от ворот воины Медведичей. Зореславич широко водил рукой с Чашей, и марийцы, враз успокоившись, отступали. Но просветить озверевшие души Чёрных Медведей не могла даже Огненная Чаша. Их-то никто не зачаровывал, сами избрали долю «защитников леса». А «защищать» для них означало — убивать, мучить, грабить в лесу всех, не согласных с ними. Кто не хочет кормить их, истребителей росов, — тот сам рос. Пусть его мясо послужит лесным воинам священной пищей, избавляющей от страха и жалости!

С диким рёвом бросались Чёрные Медведи на росов, но звериная злоба и ярость не могли превзойти воинского искусства русальцев и амазонок. Кривой меч Ларишки на лету сбивал стрелы. Луки поляниц не уступали в меткости оружию лесовиков. Топоры и копья «защитников» тщетно скользили по доспехам, а длинные мечи росов тем временем быстро добирались до тела врага. Тяжёлая кханда индийца в щепки разносила палицы, рассекала копейные древки. Не сражались лишь Зореславич с сестрой. Их дело было — светить, рассеивать волшебным светом серый туман. Иначе пришлось бы сражаться вслепую против тех, кому этот туман видеть вовсе не мешал.

За спинами «защитников», в укромном уголке между изб, стоял Эпанай и плёл паутину своих чар. Он бы уже вполовину обессилил ненавистных пришельцев, если бы эту паутину не рвали две упорные и сильные росские ведьмы. Даже туман приходилось поддерживать самому, без помощи духов-хранителей. Немного помогала ему одна лишь Лаума. Только бы продержаться до темноты! Тогда керемети разом набросятся на его врагов, а Саскавий с детьми поднимутся из земли могучими упырями, во всём послушными его воле. Тьма — вот где он был хозяином, грозным, всеведущим и неодолимым! И он уже чувствовал, чувствовал всем телом, как сгущающаяся тьма наполняет его, придаёт всё большую силу и уверенность...

А за спинами росов, под шум боя Вышата с Вардаем делали своё дело. С помощью разрыв-травы они вскрыли могилу Хранителей. Вдова и её дети лежали, словно вчера погребённые. Волхвы принесли в жертву трёх петухов, у каждого из мертвецов на груди развели костёр и бросили в него петуха. Птица Солнца, сгорая, наполняла солнечной силой пламя, и оно изгоняло тёмную силу из сердца зачарованного мертвеца. Неопытный волхв обошёлся бы осиновым колом, но ведь здесь были не обычные упыри.

Тюштень, прислушиваясь к звукам боя, доносившимся из-за вала, теребил повод и ругался в бороду. Они с Волхом были бы рады сейчас броситься туда, даже сквозь туман, но нельзя же было подставлять своих бойцов под стрелы невидимого врага. Ни царю, ни князю такое не прощается. Вдруг над окутанным туманом городком появилась удивительной красоты птица с пышным золотым хвостом. «Ангепатяй! Прилетела, матушка!» — радостно зашумели эрзяне. А из-за деревьев выглянул белый всадник на белом коне. Нуры приободрились: волчий бог с ними! А осеннее небо всё больше темнело...