Дублинцы. Улисс (сборник) - Джеймс Джойс

Близ бронзы из близи близ злата из дали звонкими бокалами чокнулись они все, сверкая отважно взорами, перед бронзовой Лидии искусительной розой, последней розою лета, розой Кастилии. Первый Лид, Де, Кау, Кер, Долл пятый: Лидуэлл, Сай Дедал, Боб Каули, Кернан и Большой Бен Доллард.

Тук. Входит юноша в зал «Ормонда» пустой.

Блум смотрел на портрет отважного героя в витрине Лионеля Маркса. Последние слова Роберта Эммета. Семь последних слов. Мейербера.

– Честные граждане, как и ты.

– Вот-вот, Бен.

– Бокал твой поднимут с нами.

Они подняли.

Динь. Дон.

Ток. Незрячий юноша стоял на пороге. Он не видел бронзы. Не видел злата. Ни Бена ни Боба ни Тома ни Сая ни Джорджа ни кружек ни Ричи ни Пэта. Хи-хи-хи-хи. Не видел ни зги.

Волноблум, сальноблум смотрел на последние слова. Ну, полегоньку. Когда моя страна займет свое место среди.

Пуррр.

Не иначе как бур.

Пффф! Ох. Перр.

Наций нашей планеты. Позади никого. Она прошла. Вот тогда, но не прежде, чем тогда. Трамвай. Гром гром гром. Очень кста. Подъезжает. Гррамгромгром. Совершенно точно это бургон. Так. Раз-два. Пусть будет написана моя. Дзи-дзи-дзи-и-инь. Эпитафия. Я закон.

Пурррпупупуррпффф.

Чил.

12

Я, значит, загораю на уголку Арбор-хилл с папашей Троем из ДГП,[193] как вдруг откуда-то прет окаянный трубочист и своей метлой акурат норовит заехать мне в глаз. Оборачиваюсь, чтобы передать ему свои чувства, и тут вижу, кто ж это топает по Стони-баттер, не иначе Джо Хайнс.

– Ха, никак Джо, – говорю. – Как живешь-дышишь? Видал, мне этот рассукин трубочист чуть-чуть глаз не высадил?

– Сажа к счастью, – это он мне. – А что это за старый мудила, с которым ты тут?

– Папаша Трой, – говорю, – в полиции служил раньше. Я вот думаю, может, мне привлечь этого очумелого за то, что он создает помехи движению своими метлами да лестницами.

– А чего тебя занесло в эти края? – он мне.

– Так, – говорю, – ерунда. Тут один жулик, бестия, за гарнизонной часовней живет, на углу Чикен-лейн – папаша Трой как раз мне кой-чего шепчет насчет него – наплел, будто у него богатая ферма в графстве Даун, и под этим видом нагреб чертову пропасть чаю и сахару, как бы в рассрочку по три шиллинга в неделю, у одного плюгавого коротышки по прозванию Моше Герцог, вон там, около Хейтсбери-стрит.

– Обрезанный! – замечает Джо.

– Точно, – говорю. – Этак малость с верхушки. Лудильщик по фамилии Герати. Две недели за ним гоняюсь и не могу вытрясти ни пенса.

– Так это и есть твой промысел? – Джо смекает.

– Точно, – говорю. – Как пали сильные! Взыскание злостных и оспариваемых долгов. Но уж этот – самый отпетый бандюга, какого свет видывал, рожа вся в оспинах, хоть дождь в нее собирай. Передайте ему, говорит, чтобы он остерегся, говорит, и дважды бы остерегся, вас еще сюда посылать, а если пошлет, то я, говорит, его привлеку к суду за торговлю без патента, пусть так и знает. А сам за его счет так набил брюхо, что, гляди, лопнет. Я со смеху сдох, как тот еврейчик на себе волосы рвал. Он зе пивает моего цаю. И он зе кусает моего сахару. Таки цего зе он не отдавает мне мои деньги?

За нескоропортящийся товар, закупленный у Герцога Моисея, торговца, место жительства Дублин, Сент-Кевин-пэрейд, 13, квартал Вуд-куэй, впредь именуемого «продавец», проданный и доставленный Герати Майклу Э., эсквайру, место жительства Дублин, Арбор-хилл, 29, квартал Арран-куэй, впредь именуемому «покупатель», а именно, чай высшего качества, в количестве пяти фунтов торгового веса, стоимостью по три шиллинга ноль пенсов за фунт торгового веса, и сахар-песок, в количестве сорока двух фунтов торгового веса, стоимостью по три пенса за фунт торгового веса, означенный покупатель обязан уплатить означенному продавцу один фунт стерлингов, пять шиллингов и шесть пенсов, составляющие стоимость товара, каковая сумма означенным покупателем должна выплачиваться означенному продавцу посредством еженедельных взносов, а именно, три шиллинга ноль пенсов каждые семь календарных дней. Означенный нескоропортящийся товар не подлежит употреблению в качестве заклада или залога, равно как не подлежит перепродаже либо иным видам отчуждения со стороны означенного покупателя, но должен пребывать и оставаться и содержаться в исключительной и всецелой собственности означенного продавца, каковой может располагать им по своей воле и усмотрению, покуда означенная сумма не будет полностью выплачена означенным покупателем означенному продавцу согласно вышеустановленному порядку, как о том условлено сего числа между означенным продавцом, его наследниками, преемниками, поверенными и душеприказчиками, с одной стороны, и означенным покупателем, его наследниками, преемниками, поверенными и душеприказчиками, с другой стороны.

– Ты у нас как, строго непьющий? – Джо спрашивает.

– Промеж двумя рюмками в рот ни капли, – говорю.

– Тогда, может, навестим друга жаждущих? – снова Джо.

– Какого бы? – говорю. – Может, уж он у Убогого Джона с психами, спятил малость, бедняга.

– От собственного зелья? – это Джо.

– Вот-вот, – говорю. – Виски с содовой ударило в голову.

– Заглянем к Барни Кирнану, – это Джо. – Мне бы надо повидать Гражданина.

– Идет, давай к душке Барни, – говорю. – А чего завлекательного на свете слышно?

– Ничем таким и не пахнет, – это Джо. – Я вот на заседании был в «Городском гербе».

– Это еще о чем? – говорю.

– Скотопромышленники волнуются насчет ящура, – говорит Джо. – Хочу об этом донести Гражданину суровую правду.

И таким манером, болтая о том о сем, огибаем мы с ним казармы Линенхолл и бредем задами мимо суда. Славный он малый, этот Джо, когда у него в кармане звенит, только голову на отсечение, что такого с ним не бывает. Да, думаю, не вышло у меня проучить гнусного пройдоху Герати. Грабит средь бела дня. За торговлю без патента, чего придумал.

В стране прекрасной Инисфайл один есть край. То дивный край, земля святого Мичена. Там высится сторожевая башня, всем путникам видна издалека. Могучие покойники там спят, как бы во сне живые пребывая, прославленные воины, князья. Отрадно там журчанье вод, привольных и рыбообильных, где резвятся маслюк и пикша, лиманда и палтус, камбала обыкновенная и калкановая, плотва, сайда и тинда, резвится без разбору всяческое рыбье простонародье, резвятся и прочие обитатели водного царства, числа коих никому не исчислить. Под дуновеньем ласкающих зефиров с запада и с востока могучие деревья колышут свое первосортное лиственное убранство, кедры ливанстии и благовонные сикоморы, платан вознесшийся и целительный евкалипт, и прочие украшения древесного мира, коими земля эта щедро наделена. Там прелестные девы, усевшись у подножия прелестных дерев, напевают прелестнейшие мелодии, забавляясь всяческими прелестными вещицами, как-то: золотыми слитками и серебряными рыбками, бочками сельди и полными неводами угрей, корзинами мальков трески и лосося, багряными дарами моря и шаловливыми букашками. И славные рыцари стремятся со всех концов искать их взаимности, от Эбланы до Сливмарги, несравненные принцы из непокоренного Мунстера и Коннахта праведного, с шелковых равнин Лейнстера, из страны Круахана и из Армаха великолепного и из благородного округа Бойл, принцы, королевские сыновья.

И высится там роскошный дворец, хрустальный купол которого, сияющий тысячами огней, отвсюду заметен морякам, что бороздят просторы морей в ладьях, нарочно для этого построенных, и стекаются туда все стада и скот тучный и первые плоды той земли, и О’Коннелл Фицсаймон взимает с них дань, вождь и потомок вождей. На исполинских колесницах туда подвозят плоды полей, мешки капусты, полные отборных кочнов простой, и цветной, и брюссельской, и капусты кольраби, вороха шпината, консервированные ананасы, рангунские бобы, горы помидоров, связки фиг, груды брюквы, корзины грибов, кабачки, репу, вику, ячмень, и округлые картофелины, и с радужным отливом луковицы, сии перлы земли, и красные зеленые желтые смуглые розовые сладкие крупные кислые зрелые покрытые пушком яблоки и лукошки земляники и сита крыжовника, сочного и мохнатого, и земляники, достойной принцев, и малины прямо с куста.

– Пускай он остережется, говорит, и дважды остережется. А ну-ка, вылезай сюда, Герати, ты, отпетый бандюга с большой дороги!

И туда же устремляются бесчисленные стада племенных овец и могучих баранов с бубенцами, и ягнят, и ярочек, впервые остриженных, и серых гусей, и молодых бычков, и запаленных кобыл, комолых телят, мериносов, овец на откорм, стельных коров от Каффа, отбракованных недомерков, свиноматок и беконных свиней и самых отборных свиней всех прочих разнообразнейших разновидностей свиного рода, телочек из графства Энгус и племенных бычков с безупречной родословной, мясных быков и удойных коров-рекордисток; и никогда там не молкнут топот и гогот, ржанье и блеянье, мычанье и рев и хрюканье и чавканье свиных, овечьих, коровьих орд, пришедших тяжкою поступью с бескрайних пастбищ Ласка и Раша и Каррикмайнза с пойменных лугов Томонда и неприступных хребтов Макгил-ликадди-Рикс, с берегов величавого глубоководного Шаннона и с приветливых склонов страны рода Кир, вымена их набухли от преизбытка молока, и там же громоздятся бочонки и кадки масла, головы сыру, бараньи туши, меры и меры зерна, сотни и тысячи яиц, всевозможных размеров, продолговатой формы, цвета агата и мела.