Вечный колокол - Ольга Денисова

— Да чего уж сложного… — проворчал кто-то.

— Вы погубите себя и товарищей. Вас рассеют и перебьют поодиночке, если каждый станет действовать так, как считает нужным. И геройства в этом не будет — только глупость. Нас очень мало, и жизни наши еще пригодятся. Поэтому каждый держится за своего десятника, а десятники держатся за меня.

Млад долго убеждал их в своей правоте, да они в ней и не сомневались. На словах они прекрасно понимали, что такое война, и что такое приказ. Но их сущность все равно не могла примириться с этим в одночасье — их воспитывали по-другому. Их учили спорить и думать, а не слепо выполнять команды, и они впитали в себя эту науку. Они не были предназначены для войны. Младу казалось, он убивает в них то, что с таким трудом взращивал своими руками. Он им так и сказал, и, наверное, убедил их этим лучше всего: откровенность рождает доверие. Они пообещали. Они торжественно пообещали, перед лицом друг друга, что каждое его слово будет услышано, и каждый приказ выполнен без промедления.

Млад им все равно не поверил.

Новгородское ополчение вышло на Изборск по прямой наезженной дороге, псковское — на два часа раньше двинулось окольными путями. Шли без обозов и пушек, быстро и тихо. Университет замыкал строй — их задачей было прикрыть отход изборян. И первое, что услышал Млад, когда объявил об этом своей сотне: а почему именно мы? Млад хотел пуститься в объяснения, но вовремя одумался и зло ответил, что так решил князь.

Впрочем, мнение князя студенты не считали заслуживающим доверия — они кривили носы до тех пор, пока не вышли на построение и не увидели юного Волота. Млад и сам удивился произошедшей в нем перемене: в Псков их вел испуганный мальчик, а теперь перед войском появился Князь. Он смотрел поверх голов, и взгляд его, казалось, своей силой пробьет любое укрепление. Он не говорил напутственных слов, не призывал к отваге — взгляд его сулил не столько победу ополчению, сколько неминучую беду врагам. И Млад вспомнил Бориса, которому не требовались волхвы, чтоб отправить войско вперед, вспомнил упоение, с которым сам мчался на врага без страха, сжимая зубы от ненависти. Волот был достойным сыном своего отца — только одно слово он выкрикнул, оказавшись впереди войска:

— Вперед!

И это слово всколыхнуло ополчение.

По дороге кто-то из студентов спросил Млада, что произошло с князем, и откуда в нем взялась эта сила.

— Его ведут боги, — ответил Млад.

Его слова удивленным ропотом разлетелись по рядам студентов — им не доводилось идти в бой под началом князя Бориса, они в первый раз на себе ощущали священный трепет идущих на смерть, когда пустая похвальба вдруг обретает смысл и становится твоей сутью. Горе врагам… И тридцать верст до Изборска войско преодолело чуть больше чем за пять часов.

Луна вышла из-за туч, когда оба войска остановились на холмах и готовились к нападению на ливонский лагерь, будто боги нарочно осветили им поле битвы. Крепость стояла высоко, очень высоко, и Млад перестал удивляться, почему немцы не захотели ее штурмовать — осадой взять ее было проще. Слева от крепости чернели пожарища посада, вокруг нее, понизу, шли три ряда вражеских укреплений, а перед ними — один из их лагерей: ничем не прикрытый, в низине — очень удобно для удара снаружи.

Настораживала только тишина, обычная зимняя тишина: никто не протрубил тревогу. Словно лагерь внизу вымер, и, если бы не горящие костры и далекое ржание коней, можно было подумать, что он пуст, брошен. Неужели немцы не видят войска русичей, освещенного луной? Ведь светло, как днем.

Млад оглянулся и махнул студентам рукой, призывая взглянуть на залитый лунным светом восток:

— Там — вся Русь, — сказал он, — мы в самой западной ее точке, отсюда она начинается.

Неожиданно из передних рядов, стоящих на склоне холма, к студентам двинулась дружина князя. Ополчение заволновалось: все, наверное, знали, что конница должна ударить по лагерю противника, в то время, пока пеший строй прорывает вражеские укрепления. На соседнем холме князь Тальгерт сделал то же самое — его дружина, обходя ополчение, двигалась назад.

— Что случилось? — спросил Тихомиров, когда с ним поравнялись ратники.

— Князь велел прикрыть вас. Не знаю, что на него нашло, — ответил кто-то, — может, ждет чего-то. И князь Тальгерт, смотри-ка, его послушал!

— А ты попробуй его сейчас не послушать! — сказал другой дружинник, — Мне привиделось, будто это Борис вернулся.

— Тишина — вот он и ждет окружения, — вздохнул Тихомиров и всмотрелся в лес, покрывающий холмы с южной стороны, — конницы там нет, и то хорошо. Но она из-за крепости за четверть часа сюда доберется.

Он махнул рукой, собирая сотников, чтоб не кричать.

— Не сходите с холма, пока не начнется отступление. Снизу им будет тяжелей вас брать. На конных не лезьте — дружина разберется. Впереди изборян пойдет их пешая дружина, ваша задача — прикрыть их движение с юга, а не прокладывать им путь к Пскову, даже если нас возьмут в кольцо. И… нас действительно ведут боги… Это наша земля… Сколько бы их ни было — это наша земля.

Млад едва успел вернуться к своей сотне, когда над холмами взревели трубы, объявляя о начале наступления. Передовые ряды и псковичей, и новгородцев побежали с холма вниз, и почти одновременно громыхнул взрыв под стеной крепости, образуя широкий пролом: через минуту оттуда высыпала изборская дружина, нанося удар по укреплениям врага изнутри.

Их ждали. Лагерь оказался пуст, зато из-за валов навстречу ополчению поднялись тысячи кнехтов — их плоские черные шлемы с широкими полями матово блестели под луной, длинные пики торчали далеко вперед непреодолимым заслоном, и узкие лезвия тонкими лунными лучами прорезали черноту над разрытой землей. Стрелы взлетели над головами нападавших и обрушились на врага — кнехты легкая добыча для лучников.

На башне грохнули пушки, и, словно эхо, с севера и с юга им ответили пушки врага — их было много больше, чугунные ядра полетели в плотный строй новгородцев, сминая его: крики долетели до вершины холма, и университет ахнул единым вздохом.

— Сомкнуть ряды! — хрипло гаркнул Тихомиров, — не туда смотрите, щенки!

Млад повернул голову и едва не попятился: из леса в низине, с южной стороны холма, выкатывался полк ландскнехтов: широкой полосой, не торопясь, уминая глубокий снег — они не тратили зря силы. Гребни на шлемах отливали синевой, выпуклые на груди, начищенные кирасы блистали в темноте, словно зеркала. Если бы они знали, на кого идут, они бы не так осторожничали! Ландскнехты — опытные наемники, прошедшие не одну битву, сильные и безжалостные — против мальчиков…