Картонные звезды - Александр Косарев

Только недовольные вопли потревоженной обезьяньей семьи были ответом на мои стенания. Пришлось выбрать пятерку самых возможных «на вид» желудочных лекарств и съесть штук по пять таблеток каждого наименования. Что точно я съел, припомнить, естественно, невозможно, но последствия этого злополучного «эксперимента» я ощущал на себе еще как минимум два дня. Но в тот момент мне казалось, что я поступил очень верно. Желудок мой незамедлительно сжался в кулачок, и всяческое истечение из него мгновенно прекратилось. Обрадованный столь радикальным излечением от одолевавших меня хворей, я прибавил шагу и примерно через час приблизился к тому месту, где остались мои «товарищи по несчастью». Нечего и говорить, что те встретили меня неожиданно бурными проявлениями чувств, которые, честно говоря, трудно было ожидать от столь изможденных физическими страданиями людей.

— Да пришел я, пришел, — подбадривал я их, словно оправдываясь, — ну, хватит, успокойтесь.

Но они все тянули руки ко мне, стараясь коснуться хотя бы промокших от пота брюк.

По идее, можно было бы немедленно двигаться в путь, но без глотка воды уже я не мог сойти с места. Поскольку ближайшие трубочники были опустошены еще вчера, пришлось идти очень далеко, и я едва не заплутал на обратном пути. И только неоднократно вспотев от мысли, что я все же потерял местонахождение нашей стоянки, неожиданно вышел к едва не потерянному лагерю.

— По глотку, — предупреждал я каждого пациента, поднося горлышко фляжки к их потрескавшимся губам, — только по одному глотку.

Но мои слова мало что значили для изможденных жаждой людей. Каждый постарался за тот недолгий миг, пока спасительное горлышко находилось в пределах досягаемости, высосать как можно больше. И если у Юджина я отнял флягу почти сразу же, то Лау Линь дал сделать еще один судорожный глоток. Десять минут на сборы, и я вновь впрягаюсь в волокушу. Десять минут тащу Лау Линь и сумку, возвращаюсь обратно и тащу уже американца. Пока иду — отдыхаю. Это как в известном армейском анекдоте. Старшина говорит солдатам: «Берите лопаты и быстро копайте траншею вон от того забора и до отбоя». Самый глупый солдатик спрашивает его: «А когда же отдыхать?» «Отдыхать будешь, пока земля летит», — отвечает ему на это старшина.

Одно хорошо — самому передвигаться стало значительно легче. За последние дни вес мой уменьшился так сильно, что форма болтается на плечах, словно на вешалке. И еще я заметил, что какая-то удивительная легкость сопровождает все мои действия. Будто это и не я вовсе, будто и не со мной весь этот кошмар происходит.

Вскоре я проволакиваю моих страдальцев примерно до первого поворота, и эта нереальная поначалу легкость внезапно сменяется полным упадком сил. Кажется, я тяну волокушу изо всех сил, но ноги мои только беспомощно скребут по траве. Волокуша же при этом почти не движется.

— Сейчас Лаусик, подожди минутку, — шепчу я, приваливаясь к очередному дереву. — Вот отдохну немного, и мы пойдем дальше.

— Санья, — отзывается она, — не теряй времени, иди дальше один.

— Как это? — не верю я своим ушам. — А как же ты? Ты что это такое придумала?

— Все правильно, — с полной готовностью к самопожертвованию возразила та. — Представь, что будет, если у тебя не хватит сил дотащить нас даже до дороги! Нельзя тянуть далее. Ты должен сегодня же добраться до того селения, где брали проводника. Помнишь его?

Я киваю:

— Еще бы, он потом прямо у нас перед носом уселся…

— Тогда ты сможешь привести помощь, — нетерпеливым движением руки прекратила она мою болтовню. — Самое главное, не забудь отметить точки поворотов, и все будет в порядке.

— Наверное, мне надо подтащить сюда и Юджина? — предложил я. — Хоть и тяжело, но придется за ним сходить.

Взгляд, которым она окинула меня, был мне не понятен. Казалось, она внутренне не одобряла моего намерения, но и возразить против него тоже не решалась.

— Я сейчас, я быстро, — пообещал я, бережно прижимая ее безжизненную руку к груди. — Только не теряй сознания, присматривай тут за ним в мое отсутствие. Ладно?

Девушка в знак согласия лишь слабо моргнула и улыбнулась кончиками губ. Погладив на прощание ее спутавшиеся волосы, я в который раз отправился по уже хорошо утоптанной мною тропинке. Американца я нашел уже в бессознательном состоянии. По его позе было видно, что он некоторое время пытался ползти самостоятельно, но, не рассчитав силы, перенапрягся и вырубился. Я подхватил за руки и, пятясь словно рак, поволок его безжизненное тело к дороге. В какой-то момент, когда его простреленная нога задела за вылезший из-под земли корень, он очнулся и даже выругался от боли.

— Эй, русский, — прохрипел он, осознав, что с ним происходит, — отпусти меня сейчас же!

Я разжал пальцы и, мгновенно потеряв равновесие, рухнул рядом с ним.

— Слушай, — пошептал он, с трудом поворачиваясь на бок, — все вместе мы не дойдем… Давай выбираться отсюда только вдвоем, — предложил тот, цепко хватаясь за мой рукав. — Что скажешь? Зачем тебе нужна эта вьетконговка? Таких как она, здесь сколько угодно. Кроме того… послушай… наше правительство выплачивает значительное вознаграждение за спасение военнослужащих…

— Так ты же не военнослужащий, — равнодушно отозвался я, приподнимая несколько ожившего радиста. — И к тому же весьма затруднительно получить награду за твое спасение, находясь здесь. Ты так не считаешь?

— Ерунда, — замотал тот головой, — это чисто технические трудности. Мы их преодолеем в два счета…

Я осторожно огибал упавшие деревья, преодолевал мелкие канавки и рытвины, продирался через бамбуковый частокол, а он все уговаривал меня выбираться из джунглей на пару, применяя все уловки, которые непрерывно выдавал его воспаленный мозг. Я, конечно, поддакивал, спорил и опровергал его аргументы, даже особо не вслушиваясь в то, что он мне говорил, поскольку весь этот звуковой фон помогал хоть как-то отвлечься от гудящих ног и болезненно ноющей спины. Вскоре показалось и разлапистое дерево, под которым я оставил Лау Линь.

— Все что ты мне наболтал, — из последних сил встряхнул я своего спутника, — забудь, как минимум, на сутки. Будете сидеть здесь вдвоем, пока я не приведу помощь. И без глупостей мне. Делись с Лау Линь водой и присматривай за ней. Пока все наши жизни не стоят и гроша, и те суммы, которые ты мне сулил, тоже не имеют ни малейшей ценности. Понял? Вернусь, проверю!

— Yes! — коротко ответил Юджин, и его лихорадочное возбуждение вдруг сменилось полным упадком сил.

Я усадил его рядом с бредящей девушкой и вложил ему в руку флягу.

— По глотку в час, — напомнил я бледному от боли американцу, — и не больше! Я ведь могу и задержаться.

— Понимаю, — хмуро отозвался он, — постараюсь соблюсти график.

— Да, ты уж постарайся, — строго бросил я ему на прощание, уже уходя вдаль по протоптанной мной тропе.

Добравшись до устроенного мной поворотного знака, я бросил на него еще пару срезанных веток, на тот случай, если не смогу сам вернуться обратно, и побрел влево по дороге, стараясь при этом не упасть. Для помощи ослабевшим конечностям я даже вырезал палку и при ходьбе опирался на нее. Дело было в том, что в детстве я чем-то заболел и три года провел привязанным к больничной койке в городе Ялта, куда меня перевезли из Москвы. Родители меня навещали достаточно редко, и с трех лет мне пришлось самому как-то определяться в нелегкой больничной жизни. Лечение дало положительный результат, но все же моя правая нога так и осталась менее сильной. В нормальной жизни это никак не сказывалось, но сейчас, в условиях предельного напряжения, именно она стала моим слабым звеном.

Шел я долго, так долго, что постепенно все мои мысли сосредоточились только на процессе передвижения ног. Правую, на шаг вперед, потом левую, потом правую, потом левую, затем опять левую… Правую руку вперед, левое колено туда же, затем подтянуть правое колено и левую руку вперед. Шаг, шаг, еще один… Лицо мое неожиданно ощутило жесткий удар, и дневной свет тут же померк, словно чья-то невидимая рука разом выключила солнечный рубильник.

Очнулся я в том же положении, как и упал, то есть носом вниз, руки в стороны. Сообразив, что я лежу, а вовсе не иду, как следовало из сложившихся обстоятельств, я пошевелился и предпринял попытку подняться. Из-под моей одежды опрометью выскочила целая стая незнакомых насекомых, видимо возомнивших себе, что им неожиданно привалила целая гора дармовой пищи. Я усмехнулся и принялся отжиматься от земли. Подъем в вертикальное положение был мучительным, но, понукая себя громкой руганью, я все же выпрямился и победно взглянул по сторонам. Видел я плохо, в глазах двоилось и расплывалось, но, тем не менее, достигнутая крошечная победа меня так воодушевила, что я издал даже нечто подобное боевому кличу. Но на этом моя воинственность и истощилась. При попытке шагнуть вперед, я снова потерял равновесие и шумно завалился в ближайший к дороге куст, едва не напоровшись на свою же палку. «Вот досада-то, — совершенно равнодушно, будто о ком-то постороннем, подумал я, — вот так некоторые и мрут от голода. Была бы хоть вода, можно было бы хотя бы пузо ею налить, все не так противно». Едва я подумал про воду, как совершенно непереносимая жажда охватила все мое существо. И подстегнутый этим, я довольно резво пополз туда, где теоретически находилась вожделенная жидкость, то есть в сторону деревни. Сколько времени я так передвигался, точно сказать не могу, но явно долго. До тех пор, пока неожиданно для себя не услышал хорошо различимый человеческий голос. Замерев от неожиданности буквально на секунду, я торопливо вскинул голову. Метрах в пятидесяти от меня над полосой травы мерно колыхались две остроконечные крестьянские шляпы.