Дюна: орден сестер - Брайан Герберт

Историки и ученые смотрят в противоположные стороны: одни в прошлое, другие в будущее. Однако мудрые ученые прислушиваются к историкам и думают о прошлом, чтобы создать приемлемое будущее.

Когда Птолемей узнал о бойне на Тонарисе, эта новость лишь усугубила его кошмары, связанные с разрушением лаборатории, убийством коллеги и фанатичным отказом Манфорда от дара – новых ног. Из-за батлерианцев суеверия, невежество и насилие становились в обществе нормой. Разумные люди уже начинали таиться, прогресс – замедляться, и человечество погружалось в пучину нового Средневековья.

За все это Птолемей ненавидел Манфорда Торондо так, как никогда и никого.

Большую часть жизни Птолемей был мирным, безобидным человеком, преследовал собственные интересы и не обращал внимания на политические распри. Крестовый поход Серены Батлер против мыслящих машин окончился за несколько десятилетий до его рождения, но неутихающая батлерианская паранойя служила интересам Манфорда. Технологии были врагом воображаемым, но Манфорд использовал его, чтобы собрать приверженцев и создать собственную структуру власти.

Недавняя зачистка биологических лабораторий на Тлейлаксе была всего-навсего проявлением желания батлерианцев уничтожить всю науку; нападение на Тонарис говорило об эскалации их стремления к насилию. А недавнее голосование в Зале ландсраада стало открытым вызовом разумным людям. Вместо того чтобы сделать радикальных батлерианцев маргиналами, не подпуская их к законной власти, резолюция ландсраада обеспечила Манфорду Торондо политическое положение и поддержку всей империи. Его экстремизм становится государственной политикой.

Наблюдая, как рушится вокруг него цивилизация, Птолемей чувствовал тошноту. Этого нельзя было терпеть. Разумные люди обязаны дать отпор.

В умоляющем послании директор Венпорт призвал всех исследователей на Денали приложить еще большие усилия к защите от коварного нападения Манфорда. Это обращение наполнило ученых новой энергией.

Птолемей решил, что пора сделать новый шаг. Он попросил встречи с администратором Ноффе в лаборатории изучения мозга, где стены были уставлены булькающими баками. В питательной жидкости плавал увеличенный мозг неудавшихся навигаторов, отрезанный от поступления чувственных сигналов, но живой. Птолемей часами стоял перед этими лишенными тела мозгами, думая, какие мысли могут сейчас возникать в серой материи.

Теперь он повернулся к Ноффе (администратор казался усталым – на него страшно давили обстоятельства) и сказал:

– У нас есть новая возможность, администратор. Для отражения чрезвычайной угрозы нужны чрезвычайные действия.

– Я всегда спешу выслушать ваши соображения, Птолемей.

Ноффе часто был рассеян и словно бы чем-то занят, и это позволяло Птолемею без его ведома выполнять серьезную работу.

– Это не просто соображения. Я знаю, вы не меньше меня ненавидите батлерианцев. Все исследователи на Денали пострадали от них, и не сомневаюсь, что Джозеф Венпорт одобрит мое предложение. Нет, он будет аплодировать ему. Оно все изменит.

Администратор вопросительно посмотрел на него.

В последний раз взглянув на ряды баков с увеличенным мозгом, Птолемей развернулся.

– Идите за мной.

Он провел администратора-тлейлакса в воздухонепроницаемый ангар, где яркие шары освещали три отремонтированных и полностью функционирующих ходячих кимека; один взгляд на эти грозные машины внушал Птолемею интуитивный страх.

На лице Ноффе отражалась целая гамма чувств, от страха до восторга.

– Три целых ходячих! – Он подошел ближе, нервно, полный страха и благоговения. – Я знал, что вы работаете над старыми артефактами, но…

– Я нашел их сотни. Изучил их и понял – мы не должны относиться к старой, потерпевшей поражение технологии как стервятники. Мы можем построить новых ходячих, это будут более совершенные машины, с прочной броней и мощным оружием. Думаете, прежние кимеки были страшными? Подождите, пока не увидите новые!

Ноффе продолжал смотреть, потом очень тихо, явно страшась получить ответ, спросил:

– Зачем?

– Я изучил записи времен титанов – оригинальные источники, воспоминания генерала Агамемнона, а до него – манифест Тлалока. В предшествующий им период человечество одрябло, пришло к застою. Титаны были честолюбивы, но в определенном смысле ими двигали альтруистические побуждения, хотя их агрессивность привела к падению.

Он отвернулся от могучих ходячих и улыбнулся Ноффе.

– У нас получится лучше. Используя увеличенный мозг из экспериментальной лаборатории и усовершенствованные технологии, мы создадим новых кимеков – более сильных, более разумных и легче приспосабливающихся, чем раньше.

И им понадобится тот, кто их поведет… возможно, это будет Джозеф Венпорт, если он согласится пройти радикальную хирургическую операцию. Если нет, администратор, мы с вами можем стать первыми представителями нового поколения кимеков. С помощью новых титанов мы остановим наступающее Средневековье.

Оба поговорили о том ужасном ущербе, который причинили Манфорд и его приверженцы. Потом Ноффе задумчиво сказал:

– Да, мы можем одержать славную победу. Новое время титанов.

Одно из величайших благословений в жизни – обнаружить в молодости свои способности и использовать их с толком.

Гилберт Альбанс сидел в запряженной лошадьми открытой карете, которая медленно катила по грязным улицам столицы Лампадаса во главе процессии других карет на параде победы. Рядом с ним на специально сконструированном для него сиденье махал зрителям Манфорд Торондо. Вождь батлерианцев и его приверженцы были в экстазе от своего триумфа на верфях Тонариса и от результатов голосования в Лиге ландсраада.

Для Гилберта обе эти победы были пирровы. Он завоевал доверие Манфорда, продемонстрировав батлерианцам, что не сочувствует сторонникам машин, но ему пришлось скрывать свои чувства. Хотя сфера памяти робота посоветовала ему пожертвовать верфями, чтобы сохранить репутацию, он почему-то чувствовал, что подвел Эразма. И ему была ненавистна вынужденная победа над Драйго Роджетом в настоящей и решающей битве. Гилберт тосковал по дням дерзких интеллектуальных дебатов и смоделированных схваток со своим лучшим учеником.

Здесь, в похожем на средневековый городе на Лампадасе, он видел центр политической и коммерческой деятельности, кипящий котел, где на тротуарах и вымощенных булыжниками улицах смешались самые разные представители человечества. Толпы приветствовали их, повсюду виднелись плакаты с Манфордом, изображенным героем. Как быстро и легко меняется настроение толпы! Со всех зданий свисали кроваво-красные знамена батлерианцев и развевались на холодном утреннем ветру.

Вздрогнув от порыва ветра, Гилберт плотнее запахнул куртку. Город представлял собой мешанину зданий, построенных в зоне переменчивого климата; здесь часто бывали бури, сопровождавшиеся проливным дождем, молниями, громом и ветром, но местным вождям, людям упрямым, такая погода, кажется, даже нравилась. Конечно, помогли бы метеорологические спутники, но Манфорд никогда не примет технический подход.

Гилберт в открытой карете чувствовал контрастирующий с красочным праздником запах отходов – зловоние, невозможное в городе высоких технологий и в особенности на Коррине, когда там правили мыслящие машины. Он со смешанными чувствами смотрел на толпу. Ему хотелось развивать цивилизацию, способствовать продвижению человечества вперед. Но вопреки батлерианскому пылу этого невозможно было достичь, отбрасывая и уничтожая всю и всяческую технику, хотя бы отдаленно связанную со сложными технологиями.

Ему не терпелось вернуться к Эразму, который оставался запертым в тайнике… роботу, вероятно, было одиноко и уж точно скучно. Гилберт тревожился из-за того, что пришлось улететь так надолго. При осаде Тонариса погибло много батлерианцев – если что-нибудь случится с ним, что будет с Эразмом? Хотя Гилберт прожил очень долгую жизнь, он был смертен. Следовало найти способ гарантировать роботу безопасность, и сделать это поскорее. Но кто в одиночку или с товарищами согласится заботиться о такой сильной личности?

Манфорд со строгим лицом отвернулся от толпы.

– В такой великий день, ментат, тебя, кажется, что-то тревожит.

Гилберт заставил себя улыбнуться и помахать толпе.

– Они любят и тебя, – продолжал Манфорд. – Уважают – за великую услугу, которую ты оказал нашему движению. Ты должен остаться здесь и продолжать работать со мной, расширяя область приложения наших усилий. Оставь школу в чьих-нибудь руках.

Гилберту вообще не хотелось здесь быть, но Манфорд настоял на том, что народ должен видеть своих героев и восхищаться ими.