И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Событие шестьдесят девятое

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский воевода Новгорода Великого получил письмо от сына. От старшего сына Петруши.

Князь, даже не раскрывая письма, знал, что оно ему не понравится. Вот уже три года он не видел старшего сына. Всё из‑за проклятого Колтовского. Местничать он вздумал. Правильно боярская дума тогда порешила, бить батогами и отправить в войско. Тут ляхи в нескольких верстах от Москвы, а он вздумал вспоминать про тётку свою, что была женой царя Ивана. Где сейчас тот царь? Не из‑за его ли дел Русь вверглась в десятилетия смуты и разора. Петруша тогда вступился за честь отцову. Понятно всё, он старший в дому остался. Наверное, Государь правильно поступил, что отправил его, подальше, от беды, наводить порядок в отцовой вотчине в Пурецкой волости. А вот дальше Петрушу словно подменили, окружил себя сплошными немцами и начал торговлишкой всякой заниматься. Нет, получая из Вершилова разные диковины, князь был доволен. И деньги огромадные сын присылал с гонцами регулярно. Почитай сейчас самый богатый на Руси человек он ‑ князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Или нет? Один‑то человек точно в разы богаче и зовут того человека маркиз Пётр Дмитриевич Пожарский. Надо же ‑ маркиз. Выдумают же. Дмитрию Михайловичу объяснили, что в Европе маркиз, это сын князя у которого отец жив и потому сам князем он ещё стать не может, то есть ‑ княжич. Ну, он и есть княжич, зачем "маркиза" выдумали. Жена Прасковья Варфоломеевна и сыновья, младшие Фёдор и Иван всё попрекают князю, что не потребует он назад у царя Петрушу. А как потребуешь, один раз Пожарский завёл разговор, что пора бы сыночка вернуть домой, но Государь и стоящий около него патриарх Филарет только засмеялись. Как можно вернуть домой того, кто казне как бы ни половину денег приносит, Русь в руинах лежит её поднимать надо. Пусть маркиз работает в своём Вершилово, то есть извини князь Дмитрий Михайлович в твоём Вершилово. Вот и весь разговор. По письму боярина Гагарина, что ездил летом в Вершилово с царём, сельцо это уже больше Казани. А хоромы и соборы возведены такие, что и в Европах такого нет, где уж Москве с Вершилово тягаться.

Пётр не так давно прислал очередные диковины, вазы и блюда из фарфора необычайной красоты и стеклянные вазы и книжки для младших детей, десяток сундуков подарков. Когда всё расставили в горнице в княжьих хоромах в Детинце, у всех домочадцев дух вышел вон. Не слово сказать, ни пошевелиться нельзя. Ладно, красота, пусть бабы охают, но, сколько это стоит? Поди, весь Новый Город купить можно. Или Смоленск у ляхов выкупить.

И вот теперь пришло письмо. За окном пролетали белые мухи. Окна были застеклены стеклом, что прислал Петруша. Как его сын всё это организовал, мастеров нашёл? Волхов уже начинало сковывать льдом, да и пора бы, на дворе середина октября. Вздохнув, князь позвал жену и распечатал конверт, тоже сына придумка, на Руси‑то письма свёртывали в трубку, а тут нате вам. Конверт. Прасковья тихо вошла, перекрестилась на образ Христа, что тоже Петрушины умельцы создали. Икона была красоты неописуемой. Иисус словно парил в небе и осенял тебе крестом. Какие всё же великие мастера сына окружают.

Пётр писал, что благополучно вернулся с Урала, основал там городок Миасс, получивший своё названия от реки, на которой стоит. По дороге побил напавших на него ногаев и даже у хана ихнего жену с матерью захватил, мать отправил к хану, чтобы передала, что на Русь ходу нет, а жену своему воину подарил. Что ж, молодец. Дальше Пётр писал, что в Миассе напали на него вогульские князьки, но он всех мужчин у них побил, а женщин и детей взял на довольствие, чтобы зимой не вымерли, а весной привезёт священника, чтобы крестить их. Опять молодец. Можно гордиться сыном.

А вот дальше. Чувствовал князь, что письмо не простое. Дальше Пётр писал, что исполнилось ему пятнадцать лет, а потому пора ему жениться. И приглядел он уже себе невесту ‑ это старшая дочь князя Долгорукова Мария. Вот так‑то. Уже не родители решают, кого за кого замуж выдавать, а дети сразу благословения просят. А просватать девицу он попросил царя батюшку. Ну, вот! Спрашивается, почему сразу не Патриарха. Хотя, без Патриарха явно не обойдётся. Получается, что сын, вроде бы и благословения просит, а вроде ставит в известность, что он уже всё решил, а вы батюшка только перекрестите.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дмитрий Михайлович дочитал письмо и посмотрел на жену. Прасковья плакала. Они только выдали замуж за князя Василия Семёновича Куракина старшую дочь Ксению. Князь был на пятнадцать годков старше Ксенюшки и оставался единственным наследником некогда многочисленного рода. Богатого рода. Лишь бы деток им бог быстрее послал. А вот теперь и Петруша. Растут детки, так скоро и вовсе одни останемся.

‑ Что скажешь, Прасковья Варфоломеевна? ‑ усмехнулся в бороду Пожарский.

‑ Долгоруковы род хороший, но не старовата ли Мария Владимировна у них для Петеньки? ‑ промокнула слёзы платочком княгиня и перекрестилась на вторую икону, выполненную в той, же манере, только там была Богородица с двумя ангелами над ней.

‑ Да, я не про то. Как же это так, не мы ему невесту подбираем, а он сам нашёл, и думаю, что князь Владимир Тимофеевич уже обо всём знает и даже согласие дал, не зря он в Вершило по дороге из Казани заезжал, ‑ Пожарский открыл бутылку с хлебным вином, присланную сыном, и налил в стеклянный стакан гранёный до половины. Выдохнул и крякнул, поставив уже пустой стакан на стол, ‑ А и хорошее вино делают мастера в Вершилово. Опять Петруша денег огребёт.

‑ Дмитрий Михайлович, да ты чай не рад, что Петенька таких мастеров вокруг себя собрал, и диковины эти делает. Дал бог сына разумника, а ты хмуришься. Не гневи господа, ‑ княгиня троекратно перекрестилась.

‑ Права ты, Прасковья, только тяжело когда детки из гнезда вылетают, ‑ князь налил себе ещё полстакана. Ох, и хорошее вино делают у него в сельце.

Событие семидесятое

Михаил Фёдорович Романов получил письмо и подарки из Вершилова. По заведённой уже традиции царь послал за батюшкой и матушкой. Благо оба находились сейчас в Москве, и уже через пару часов собрались вместе. Понятно, подарки от Петруши ‑ это всегда интересно, как тут не поспешишь.

Первым делом открыли самый большой сундук. Там были блюда из фарфора в виде осётров. Одно было большое, больше чем в полсажени. Осётр открывался, верхняя часть была крышкой. Он весь переливался зелёно‑коричневой чешуёй, а внутренность просто сверкала белизной. Вторая рыбка была поменьше, её как бы выгнуло дугой, и вот в этом горбу была ниша для икры, наверное, и даже в цвет рыбы ложечка была фарфоровая, понятно, чтобы икру на тарелку себе переложить. Вот уж диковина, так диковина. Такую красоту ставить на стол было нельзя, не дай бог, кто уронит и разобьёт, тогда ведь голову придётся неловкому рубить, заслужил.

Потом на свет из сундука стали появляться большие круглые блюда, на которых нарисованы были фрукты разные и яблоки и груши и вишни и сливы, да всё так искусно, что казалось, что фрукты не нарисованы, а лежат на блюдах. Михаил перевернул сначала рыб, а потом и блюда и прочитал: "Пурецкая волость. Мастер А. Лукин".

‑ Молодец Андрейка, ‑ Михаил рассказал родителям про юношу шестнадцати лет, который и есть "мастер А. Лукин".

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

‑ Неужто мальчик мог такую красоту сделать, ‑ не поверила старица Марфа.

‑ У Петруши всё так устроено хитро, что никто в одиночку ничего не делает, множество мастеров всегда вместе трудятся, а есть люди, которые их вместе объединяют. Вот Андрейка и есть такой мастер, ‑ пояснил Михаил матери.

‑ Хитро. Правильно ведь, не может один человек всё уметь делать хорошо. Потому и получаются у Соломона нашего такие диковины, что каждый мастер своим делом занят, ‑ подытожил патриарх.