Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Константин Бадигин

— Да, выглядят они грозно, и пушек много. Но сделаны очень плохо. — Лисянский махнул рукой. — Наши кораблестроители строят флот из сырого леса. А это большое зло. Бывает, что корабельные члены скрепляют не сквозными болтами, а гвоздями, и даже деревянными. В шторм обшивные доски расходятся, и опасная течь в корпусе считается обычным делом… Стыдно сказать, но на нашем флоте все еще для защиты судов от морских червей и от обрастания подводную часть обкладывают слоем шерсти и по ней обшивают дюймовыми досками. Позвольте заметить, что скорость от этого резко падает.

— А как надо делать? — спросил Булдаков.

— Агличане обшивают борта листовой медью. На кораблях, — горячился Лисянский, — плохие якорные канаты, плохой такелаж и паруса.

— Юрий Федорович, но как сопоставить то, что вы говорите, с блестящими победами нашего флота в Средиземном море? — спросил хозяин. — Адмирал Ушаков разгромил французов, моряки показали примеры бесстрашия…

— Разве я чем–нибудь хочу опорочить славу русских моряков? Нет, я глубоко чту их подвиги. Трудно найти во всем мире более ловкого, смелого и сообразительного матроса, чем русский матрос. Но корабли построены плохо, и порядка нет. Да и не может быть иначе при негодном начальстве, когда флотом командуют бездарные иностранцы.

— В Петербурге был слух, — сказал Николай Петрович, — что в прошлом году много наших военных кораблей пришли в совершенную негодность на пути в Англию.

— Это правда, флот требует твердой, но дружеской опеки, — продолжал горячиться Лисянский. — Нужна перестройка Адмиралтейства. Беспорядки в управлении — главное зло. Я поражаюсь, почему печальное положение флота скрывают от императора.

— Это не совсем правильно, Юрий Федорович, — вмешался Резанов. — В прошлом году мне попался указ Павла Петровича. Запомнил его наизусть. «С восшествием нашим на прародительский престол приняли мы флот в таком ветхом состоянии, что корабли, составляющие оный, большей частью оказывались по гнилости своей на службу неспособными». Видите, многое все же известно.

— Известно?! Но почему же все остается по–прежнему, дорогой Николай Петрович? На наших кораблях продолжают класть кирпичные печи, тогда как железные камбузы давно ставят на аглицких кораблях. На наших якорях невозможно спокойно стоять даже на закрытых рейдах. Они неудобны и легковесны…

— И я слышал о недавних кораблекрушениях на Балтийском море, — вставил Михаил Матвеевич.

— Вы не знаете подробностей. Мне стыдно говорить. Они ужасны…

— Мы знаем и о хищениях на флоте, Юрий Федорович, — потирая виски, произнес Резанов. — Некоторые командиры злоупотребляют своим положением и часто прикарманивают даже кормовые деньги. За счет матросского желудка офицеры строят себе дома и наживают капиталы. Матросы, словно крепостные, работают в домах и огородах у командиров… А нравы господ офицеров — страшная грубость, кулачная расправа на судах…

— Тяжело признаться, но во многом вы правы.

— Но почему флот в таком состоянии? Американские колонии требуют много хороших судов и опытных моряков. Иначе нам не удержать Америки… — Лицо Резанова порозовело от возбуждения.

— Вы спрашиваете почему? — Лисянский минуту подумал. — Не стало великого основателя русского военно–морского флота Петра Первого, а еще потому, что русским морякам не было необходимости в дальних плаваниях. Балтийское и Черное моря — вот их удел. Совсем недавно вышли в Средиземное… Однако отставание нашего флота от флотов иноземных по кораблестроению и навигационным наукам не мешало ему одерживать многочисленные и славные победы. Но и люди содержатся плохо. Разве можно смириться с ужасающей смертностью нижних чинов?

— Боже мой, — сказал Резанов, — но почему умирают люди?

— Затхлый, испорченный воздух в помещениях. Вечно сырая одежда и, особенно, перепревшие от сырости полушубки. Вы когда–нибудь были в помещениях служителей? В нижних палубах зловоние. Пресная вода хранится в деревянных бочках, после небольшого плавания портится. Провизия, выдаваемая на руки служителям, усиливает сырость воздуха…

— Это ужасно, Юрий Федорович! — воскликнул Резанов. — На наших кораблях, построенных в Охотске и на Аляске, мы не знаем такой смертности.

— Мне часто приходится слышать, что России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, — продолжал горячиться Лисянский. — Могущество и сила нашей державы токмо в сухопутных войсках. И это говорят высокие вельможи. Ежели так, то и кругосветное плавание не нужно вовсе…

— Господа! — обратился Резанов к собравшимся директорам компании. — Выходит, что наша Америка послужит на пользу и военному флоту. Но что же делать, ежели в Петербурге не купишь хорошего судна?

— Надо купить в Англии, — сказал Лисянский.

— Компания не пожалеет денег на покупку судна, годного для океанского плавания. В большом деле скупиться нечего… Господа, — посмотрев на часы, продолжал Булдаков. — Приглашаю вас к новогоднему столу. До двенадцати осталось совсем немного времени.

Глава двенадцатая. КЛЮЧИ ОТ ЗАКОЛДОВАННОГО ЗАМКА

Императору Павлу. Девятое декабря 1800 года.

Я желаю видеть скорый и неизменный союз двух могущественнейших наций в мире, ибо когда Англия, император Германии и все другие державы убедятся, что как воля, так и руки наших двух великих наций стремятся к достижению одной цели, оружие выпадет у них из рук, а современное поколение будет благословлять ваше императорское величество, как избавителя от ужасов войны и раздоров партий.

Б о н а п а р т

2 января 1801 года. Первому консулу Бонапарту.

Несомненно, что две великие державы, вошедшие в соглашение между собой, повлияют на остальную Европу самым положительным образом, и я готов это исполнить.

П а в е л

Во имя сближения с первым консулом Бонапартом император Павел пожертвовал своими прежними убеждениями. В январе 1801 года, несмотря на сильные морозы, Людовик XVIII в срочном порядке был выдворен из Митавы. Годовая пенсия в сумме двухсот тысяч рублей, назначенная ему императором несколько лет назад, когда он считал, что призван восстанавливать троны и алтари, разрушенные французской революцией, прекращена.

Император Павел продолжал деятельно заниматься секретной экспедицией в Индию. 12 января он отправил к атаману Войска Донского генералу от кавалерии Орлову–первому собственноручное письмо. «Агличане приготовляются сделать нападение, — писал император, — флотом и войском на меня и на союзников моих — шведов и датчан; я готов их принять, но нужно агличан атаковать и там, где удар может быть чувствительнее и где они меньше ожидают. От нас ходу до Индии от Оренбурга месяца три, да от вас туда месяц, итого — четыре. Поручаю всю сию экспедицию вам и войску вашему, Василий Петрович. Соберитесь вы с оным и выступите в поход к Оренбургу, откуда любою из трех дорог или всемя пойдете с артиллерией, прямо через Бухарию и Хиву на реку Индус и на заведения аглицкие, на ней лежащие. Их войска того края, такового же рода, как и ваше, так, имея артиллерию, вы имеете полный авантаж. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить или осмотреть дороги, все богатство Индии будет нам наградою за сию экспедицию. Соберите войско к задним станицам и тогда, уведомив меня, ожидайте повеления идти. У Оренбурга, куда пришед, опять ожидайте другого — идти дальше. Такое предприятие увенчает вас всех славой, заслужит, по мере услуг, мое особенное благоволение, приобретет богатства и торговлю и поразит неприятеля в его сердце. Здесь прилагаю карты, сколько у меня их есть. Бог вас благословит. Есмь вам благосклонный Павел».