Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничто, – отозвался безумец зловеще. – Нас ждет ничто.
Сильвенио поежился повторно, на этот раз – от его тона.
– Вы говорите загадками.
Его собеседник опять истерически расхохотался, а обладатель потрепанного покрывала еще раз заехал ему по голове кулаком и буркнул недовольно, обращаясь к эрландеранцу:
– Что ты с ним говоришь? У него крышняк поехал, видно же. Припадочный он. Чего тебе толку с припадочными общаться? – и добавил подозрительно, прищурившись: – Может, ты сам уже того, а? Вот же, блин, рейс психов!
Сильвенио не счел нужным обижаться и терпеливо ответил:
– Я не знаю, присутствуют ли у меня психические отклонения, потому что, как я уже говорил, я мало что помню. Но клянусь, что вреда я никому не нанесу, если вы этого опасаетесь. Мне просто любопытно… а он – единственный, кто отвечает на мои вопросы. Я всего лишь хочу знать, куда мы направляемся. Разве это так много? Пожалуйста, сэр, ответьте мне хоть вы.
Мужчина что-то проворчал себе под нос и угрюмо замолк, закутавшись в свое покрывало едва ли не по самые глаза.
– Не нужно тебе этого знать, юноша, – ответила вместо него старушка. – Поверь мне, старой перечнице, – не нужно, и все тут. Тебе так самому спокойнее будет. И с этим молодым человеком не разговаривай, тебе правильно сказали. Только беду накличешь.
Сильвенио не стал их разубеждать. Достав перо из кармана, он опять начал крутить его в пальцах. Со скуки он пересчитал все мелкие ворсинки и поиграл с полученным числом, возводя его в разные степени, умножая и распределяя по уравнениям. Перо было гладкое, лоснящееся, удивительным образом совсем не подходившее старому облезлому ворону, словно бы и не принадлежало ему вовсе. Трогать его было приятно, и Сильвенио, помимо математических подсчетов, некоторое время развлекался тем, что проверял чувствительность своих ладоней, попеременно щекоча их кончиком перышка. Небо в очередной раз прохудилось и окропило лодку подобием дождя.
– Не трогал бы эту пакость, юноша, – взялась за свое старушка. – Она с собой несчастья несет. Выброси лучше за борт, от греха подальше.
– Почему? – Он непонимающе моргнул. – Что плохого в этой вещице? Это всего лишь перо с крыла ворона.
– Вороны – к несчастью, – заметила старушка тихо.
Сильвенио пожал плечами и, последовав ее совету, выбросил перо. Сам он к таким суевериям был не склонен, но беспокоить других пассажиров не хотел, да и перо успело ему наскучить. Тишина, только того и ждавшая, с готовностью накрыла лодку своим прозрачным колпаком. Пейзаж оставался все таким же неизменным. Люди на лодке сонно клевали носами. Сильвенио мерз и пытался занять свой разум хоть чем-нибудь, потому что час от часу усиливающаяся тревога никак не желала оставлять его в покое. В голову лезли дурацкие идеи – например, поговорить с тем же лодочником. Не то чтобы Сильвенио всерьез рассчитывал, что лодочник проявит какую-то реакцию, если он все же решится с ним заговорить, но по какой-то неведомой причине даже обращаться к нему казалось в высшей степени неразумно. Как если бы он добровольно пытался обратить на себя внимание какого-то древнего чудовища… Совсем уже отчаявшись и желая занять если не разум, так хотя бы руки, он начал тщательно шарить по своим немногочисленным карманам в поисках каких-нибудь завалявшихся мелких предметов. Обнаружилось только все то же перо, хотя он точно помнил, что буквально недавно выкинул его в реку. На всякий случай сообщать о своем открытии другим он не стал и рыться по карманам прекратил. Перо было почему-то очень теплое и едва ощутимо грело его через ткань куртки как единственный источник тепла в этом холодном остывшем мире.
– Посмотри в воду, – произнес безумец, не отрывавший от него взгляда.
Он повернулся к нему.
– Зачем?
– Не делай этого, – сказал мужчина в пальто. – Серьезно, пацан, не надо.
От его тона у Сильвенио побежали мурашки по спине.
– Что я там увижу?
– Не надо, – встрепенулась женщина со спящим ребенком. – Правда, мальчик, не смотри.
– Но почему? Что я увижу, если посмотрю?
Интуиция выла разбуженной сигнальной сиреной. Все инстинкты, обострившиеся вдруг до предела, буквально вопили об опасности. Что-то здесь было не так, со всеми этими людьми, с этим местом, с этой лодкой. Что-то было не так с ним самим, и если в воде крылась разгадка, то…
– Посмотри в воду, – повторил безумец, оскалив нечищеные зубы и злобно сверкнув темными глазами из-под нахмуренных бровей.
И Сильвенио посмотрел.
Поначалу он ничего не мог разглядеть из-за мути и тумана. Затем вгляделся повнимательнее – и в воде вдруг проступило что-то рыжее. Рыжий мужчина с распахнутыми слепыми глазами волочился под водой медленным течением: что-то в нем показалось Сильвенио знакомым, что-то такое родное, давнее…
Он душераздирающе закричал, узнав в утопленнике Джерри. Его крик эхом пронзил отсыревшую серую глушь.
– Посмотри еще, – толкнуло его в спину торжествующее шипение человека в кафтане.
Нет, он совершенно точно не хотел больше смотреть в эту проклятую воду. Он знал, что этого делать ни в коем случае не стоило, он был в этом более чем уверен. Но безумец шипел ему в спину, перо ворона обжигало ему грудь, стремясь добраться до сердца, и его голова будто бы сама собой снова склонилась к воде.
Следующим размытым огненным росчерком в воде мелькнул труп Хенны. Ее точно так же свободно несло течение, и ее глаза точно так же были слепо распахнуты. Ее губы и кожа были совсем синими, яркие волосы безнадежно померкли. Он вгляделся еще внимательнее. Трупами оказалась заполнена вся река. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч – их было до невозможности много, и даже Сильвенио не взялся бы их сосчитать. Он видел Лимину Джантэ Тревори, благодетельную Ищущую, видел ее друзей и соратников, видел Атрия Джоза – раздувшегося еще больше, чем при жизни, омерзительного до крайности. Он видел Конрада Грэна, абсолютно белого, как статуя. Он видел всех тех, кого убил Аргза за время их знакомства. Он видел… Господи. Он видел своих родителей. И самого Аргзу Грэна. И всех членов Альянса пиратов.
И себя. Он видел самого себя. Мертвого. Раздувшегося. Почти почерневшего. С отслаивающейся кожей, с вываливающимися через рыхлую плоть органами, с распахнутым в немом крике ртом, с закатившимися белыми глазами.
Господи, Господи, Господи. Спаси и сохрани.
Видимо, он в порыве ужаса наклонился к воде слишком
