Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд

пауков, исследующих его вдоль и поперек. Толпами набивались в рот, хотя Сильвенио отчаянно мотал головой и изо всех сил сжимал губы и стискивал зубы – это не особенно помогло, потому что красные жуки полезли ему в нос: в какой-то момент ему просто пришлось открыть рот, чтобы не задохнуться. Он чувствовал привкус пыли на их хитиновых панцирях и колючих волосках, ощущал, как они деловито утаптывают его слизистые и язык, кусают его за десны, скатываются по горлу в пищевод. Насекомые пытались лезть и в глаза – вновь пришлось зажмуриться – и в уши. Он слышал их шорохи. Он слышал, как скребли волосатые лапки по кожному покрову. Они забирались… внутрь.

Тсс, только не кричи. Сейчас тебе кричать нельзя, – упредил его порыв знакомый мелодичный голос, единый из двух. – Иначе они умрут.

В то же мгновение до того непроницаемые стены по обе стороны дороги стали прозрачными. Полчища насекомых схлынули с его лица, позволяя открыть глаза. За завесами темноты, теперь похожими на черное стекло, он увидел людей. Они его, впрочем, явно не замечали: кто-то спал прямо на земле (на полу?), кто-то листал какие-то бумаги, кто-то мирно разговаривал – он не слышал о чем. Один человек играл на скрипке, еще двое что-то чертили на больших исписанных формулами листах. До Сильвенио смутно доносились только отзвуки далекой мелодии.

Вот тебе девять человек, чьими сознаниями мы можем управлять. Они все находятся под нашим контролем в реальности, и сейчас мы создали небольшую общую сеть, соединяющую нас с тобой и с ними одновременно. Самое смешное – они даже не подозревают, что сейчас происходит. Они не видят и не слышат тебя – пока. Однако если ты закричишь, застонешь, заплачешь, пусть даже очень-очень тихо, как ты умеешь, – то они тебя услышат, потому что мы усилим любой звук, поступающий с твоей стороны. А когда они тебя услышат – мы убьем их. Тех, кто попробует прийти на помощь через сознание, как-нибудь отзовется – мы убьем в первую очередь. Тех, кто останется равнодушным, сочтя это за галлюцинацию, – чуть позже, но все равно прикончим. Но… – Голос резко смягчился, интонации стали почти утешающими, как будто этот голос принадлежал родителю, успокаивающему плачущее дитя, или любовнику, помогающему возлюбленной. – У тебя есть выбор. Ты можешь в любой момент – абсолютно любой! – прекратить все сам, стоит тебе лишь попросить. Если ты попросишь, все тут же закончится. Правда, в этом случае это будет равносильно добровольному шагу в так пугающую тебя темноту: мы будем считать, что ты все-таки сдался. После всего того, через что ты прошел. Ты ведь знаешь, что тогда будет, правда? Выбор за тобой, малыш. А пока… а пока мы позабавимся.

Копошение жуков, замерших на все время речи Близнецов, возобновилось с новой силой. Пауки тоже стали еще активнее, еще настойчивее. Мошкара все слеталась и слеталась, и Сильвенио совсем скоро оказался полностью погребен под горой насекомых. Сильвенио судорожно дергался, пытался вырваться или хотя бы стряхнуть их, но вросшие руки и колени ограничивали его движения. Он молчал. Тысячи и десятки тысяч тварей населяли его снаружи и внутри: он ощущал каждое их движение. Мириады маленьких острых ножек разрывали верхние слои эпидермиса и слизистых, и его уже давно тошнило, ему хотелось кричать и рыдать от собственного бессилия, потому что они проникали в самые интимные места, и это было чересчур даже для него, повидавшего уже благодаря Аргзе так много, это было омерзительнее всего, что ему довелось пережить, – но он молчал, молчал и давился вместе с пауками беззвучными всхлипами.

Только, как оказалось, это еще было не самое страшное, что его ожидало.

Самое страшное началось, когда бесчисленные насекомые начали пожирать его изнутри.

Он почувствовал себя деревом, сплошь наполненным термитами от корней до макушки. Насекомые грызли все, до чего могли добраться: вены, капилляры, кости, мышцы, хрящи, внутренние органы. Добрались и до артерий, и Сильвенио упал лицом вниз, истекая кровью, – к сожалению, все жуки и пауки прекрасно обходились без воздуха, продолжая грызть его даже тогда, когда их затапливало. У него начались обширные внутренние кровоизлияния; от боли, ужаса, нехватки воздуха и усиливающейся тошноты он ослеп и оглох, и им овладело вдруг спасительное, блаженное безразличие ко всему происходящему. Он уже не видел, как они возятся черно-красной живой массой в заливающей желтую дорогу серебряной крови, как они прогрызают себе путь наружу, как появляются на его теле сквозные дыры, как от него остается один остов – который тоже исчезал довольно быстро.

Не видел – но продолжал все чувствовать. И молчал.

Паника вернулась только тогда, когда он уловил настойчивую щекотку уже где-то под черепом. Это было так странно и так жутко – ощущать, как что-то пробирается в самый мозг, обычно защищенный от всего плотной черепной коробкой. Сильвенио стало почти смешно: его так и тянуло громко сказать своим мучителям, что в головном мозге поверхностных нервных окончаний нет и быть не может, что они немного перестарались в своем желании сделать все максимально достоверным, что это уже чересчур бредово даже для них. Но он молчал, нелепо и неуместно улыбаясь во весь полный жуков рот. А потом он ощутил щекотку и возле сердца.

Он только издал совершенно беззвучный истерический смешок и…

* * *

…проснулся.

Зря.

Близнецы все еще развлекались с ним вдвоем, и Сильвенио устало закрыл глаза, ожидая, пока все закончится. Его догадка оказалась верна: они заполняли иллюзию реальными объектами, хотя могли обойтись и без этого. Конечно, здесь никаких жуков, пауков и прочей мелкой живности не существовало, но с их умениями совсем просто было приукрасить даже самые слабые и имеющие мало общего с нужными ощущения. Так, две их свободные руки – не те, что держали его голову, – беззастенчиво бродили по его обнаженному телу, и там, в иллюзии, наверное, именно это вызывало такое реалистичное ощущение полчищ насекомых. Остальное же… об этом не следовало даже говорить.

Только когда они оба отстранились от него, оправляя одежду и тяжело дыша, он решился открыть глаза и оглядеть себя. Теперь, будучи обнаженным, он мог убедиться, что тело почти полностью осталось чистым: в тот же день, как он попал на этот корабль, Близнецы магией вылечили и его плечо, раненное на поле боя, и все мелкие ссадины и ушибы, так что у него не осталось исчезающих следов даже от Аргзы, не говоря уже о более поздних. Правда, сейчас они его все-таки повредили. Лилео, мурлыча от наслаждения, облизала свои тонкие пальчики,