Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

с собой пленного иноземца; от последнего узнали только, что неприятельские начальники пока намерены ночью провести в город небольшое подкрепление, а сами останутся в Красном до прихода большого войска из Литвы. Посланцы же из Красного в Смоленск, перехваченные москвитянами, говорили, что «если бы государевы люди ныне над Радивилом и Гонсевским промыслы учинили, то сидельцы смоленские город Смоленск сдали бы государю». Далее русские перебежчики из Смоленска доносили, что в городе хлеб еще есть, но конского корму уже нет, лошади подохли, осталось только с полтораста, которых кормят печеным хлебом; дров тоже нет, жгут крыши и лишние избы; люди мрут от воды, потому что вода в колодцах нездорова. Все ворота засыпаны, за исключением Малаховых, а также Водяных, которые выходят на Днепр. Многие люди говорят там о сдаче; но Соколинский бодрствует, держит город запертым, ключи имеет при себе, и никого не выпускает, боясь измены; а уличенных в намерении бежать вешает. Но никакие благоприятные вести не могли поколебать бездеятельности Шеина. Вопреки данной ему инструкции, он не шел на скоплявшихся в Красном неприятелей, а все продолжал готовиться к правильной осаде Смоленска.

Видя его бездействие, Радивил и Гонсевский сделались смелее и начали посылать под наш лагерь частые разъезды, которые иногда удачно нападали на русские разъезды и брали многих пленников. Мало того, раз ночью (на 26 февраля) они решились прорвать блокаду: приблизились к городу и послали отряд в 750 человек казаков, драгун и гусар. Большая часть этого отряда, 300–400 человек, успела прокрасться мимо стана Прозоровского и Нагово, избить стражу, переправиться через речку Ясенную и войти в город; а другая часть отстала, заблудилась и начала бродить между московскими острожками. На рассвете русские их увидели, разгромили и многих побрали в плен. Шеин с Измайловым поспешили отправить в Москву стольника Семена Измайлова (сын Артемия) с донесением, что литовские люди в числе 3000 хотели пробиться в Смоленск; но он послал на них своих ратных людей, которые их прогнали и взяли более 300 пленных. Воеводы приписали себе немалую победу и умолчали об отряде, прорвавшемся в город; хотя, по их прежнему донесению, еженочно наряжались из полков восемь сотен стражи, охранявшей пути к Смоленску от литовских людей. После такого события бдительность должна бы усилиться. И тем не менее, спустя около месяца, повторилось то же самое, только в больших размерах. Неприятели пришли с той стороны, откуда их не ожидали. Однажды в ночь с воскресенья на понедельник, когда русские предавались беспечности, Радивил со всеми своими силами подошел к городу с правой, еще необложенной стороны Днепра и выслал отряд в 600 человек. Этот отряд незаметно подошеллесом, сбил три сотни стражи, стоявшей на Покровской горе, и затем уже при свете дня прошел по Днепровскому мосту в город с распущенными знаменами, при звуке труб и бубнов. По причине ледохода и начавшегося разлива Днепра, русские воеводы не могли переправить войско на правый берег и должны были со стыдом смотреть на прибытие к осажденным сего подкрепления людьми и боевыми припасами. Шеин в своем донесении постарался умалить значение этого события: по его словам, в город «безвестно» прошли полтораста неприятелей; но теперь приняты все меры, чтобы впредь ни единый человек не мог пробраться сквозь линии осаждавших. Эти меры были следующие: во-первых, только теперь Шеин обратил внимание на Покровскую гору, он велел устроить от нее к Днепру линию рогаток, а на самой горе поставить острожек, в котором поместились пехотный отряд из стрельцов и казаков; да 600–700 конницы держали постоянную стражу у рогаток, сменяясь через каждые два дня. Для сообщения с другим берегом устроены четыре плота на канатах и готовился еще постоянный мост. Доносил он, будто днепровский городской мост его люди (при помощи плотов и петард) наполовину разметали и сожгли, так что ходить по нем теперь нельзя. Последствия показали, что донесение это было неверно.

Далее, все промежутки обложения постепенно были заполнены рогатками, которые приготовлялись из толстых бревен с воткнутыми в них крест-накрест заостренными кольями; острожки также большею частью были обнесены рогатками. Кроме того, полковник Яков Карл выдвинул свои шанцы ближе к городу в промежуток между наугольною башнею и Днепром. Таким образом, блокада сделалась теснее и действительнее; только северная заднепровская сторона, с ее уединенною позицией на Покровской горе, по-прежнему оставалась слабейшим местом обложения; хотя построенный здесь острог вскоре занял полковник Матисон со своим полком. А лазутчики все-таки продолжали пробираться с вестями от Соколинского к Радивилу и обратно.

В начале марта («на Федорове неделе во вторник») под Смоленск прибыл наконец большой наряд, привезенный с огромными усилиями и трудностями: для его провоза приходилось прорубать леса, расчищать горы снегу или настилать бесконечные гати на болотистых местах. Из сего наряда устроили три батареи в шанцах Лесли и его товарищей, вблизи городской стены. Прошло еще недели две, пока орудия были установлены в турах, засыпанных землею; на высоком кургане поставили самую большую пушку Единорог, снаряды которой достигали до Малаховых ворот. 17 марта началось бомбардирование; за 15 верст кругом слышна была орудийная пальба. Продолжалась она несколько дней: у трех башен, в том числе у Малаховой, сбили верхи; в городовой стене образовался пролом сажен в шесть. Казалось бы, еще немного артиллерийской подготовки, затем дружный приступ, и Смоленск в наших руках. Но бомбардировка вдруг прекращена, как бы для того, чтобы дать неприятелю время приготовиться к отпору и «зарубить» в проломных местах тарасы. Недели полторы спустя, бомбардировка возобновилась, подвезли лестницы; по всем признакам, стали готовиться к приступу. Конечно, предполагали его сделать после взрыва главного подкопа. В половине апреля сам Шеин приезжал в немецкие шанцы смотреть подкоп; подкопщики ему говорили, что будет готов к Светлому воскресенью. А неприятель меж тем от перебежчиков получал все нужные сведения, с своей стороны против подкопа копал слухи и укреплял помянутый выше внутренний земляной вал. В конце апреля воевода дает знать в Москву, что у него все готово для приступа, — только ждет прибытия пушечных запасов! Итак, он всегда чего-нибудь ждал.

Тут, к сожалению, наши источники о ходе осады делаются скудны и сбивчивы. Из общих очерков ее и некоторых отрывочных известий мы знаем только, что было сделано два приступа, 26 мая и 10 июня. Главный подкоп, заключавший 250 пудов пороху, был взорван; но он так плохо был рассчитан, что масса оторванных от стены и башни камней обрушилась на стоявший подле русский отряд, приготовленный к приступу, и значительную его часть перебила и перекалечила. Произошло сильное замешательство;