Марсианские империи - Эдгар Берроуз

— Может быть. Кто знает?

Ная Дан Чи с обожанием смотрел на Лану. Это было настолько явно, что взгляд его беспокоил девушку, хотя это и было ей приятно.

— Идем, — сказал я. — Оттого, что мы стоим здесь, мы не выиграем ничего. Мой флайер совсем рядом. Он сможет поднять троих. Ты полетишь со мной, Ная Дан Чи? Я гарантирую тебе достойную должность в армии Гелиума.

Ная Дан Чи покачал головой:

— Я обязан вернуться в цитадель.

— К Хо Рая Киму и смерти? — напомнил я.

— Да, к Хо Рая Киму и смерти.

— Не будь глупцом, Ная Дан Чи. Твоя честь не запятнана. Ты не предатель. Ты не можешь убить меня и тем более убить Лану. Мы уйдем и унесем с собой тайну народа Хорца, но ты должен знать, что ни я, ни она не сделаем ничего, что принесло бы вам вред. К чему тебе возвращаться назад, в крепость, и умирать, не повидав мир? Идем с нами.

Он посмотрел в глаза Ланы.

— И ты хочешь, чтобы я отправился с вами?

— Если здесь тебя ожидает смерть, — ответила она серьезно, — то я хочу, чтобы ты пошел с нами.

Улыбка тронула губы Ная Дан Чи. Видимо, в ее ответе он уловил тень надежды. Он повернулся ко мне.

— Хорошо, Джон Картер. Я иду с тобой. Мой меч будет служить тебе.

XIII

Я без труда нашел площадь, на которой оставил свой летательный аппарат. Когда мы подошли ближе, я увидел, что на мостовой возле площади много мертвецов. Некоторые из них были разрублены пополам.

— Дело рук зеленых воинов, — прокомментировал я.

— Это люди Хин Абтеля, — сказала Лана.

Мы насчитали семнадцать трупов. Тут я остановился. Флайера нигде не было. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. Еще пять мертвых панаров лежали там, где я оставил свой корабль.

— Флайер исчез! — выдохнул я.

— Хин Абтель, — сказала Лана. — Этот трус бросил своих людей и сбежал на твоем флайере. Судя по количеству тел, с ним остались всего двое воинов.

— Может, он поступил правильно, что сбежал, — заметил я. — В противном случае его ждала такая же страшная смерть, как и остальных.

— При таких обстоятельствах Джон Картер поступил бы иначе — он не бросил бы своих людей в беде.

Скорее всего, я бы не бросил. Но только потому, что я люблю сражаться. Иногда мое пристрастие к схваткам приводит к неразумным поступкам, но я не могу поступить иначе.

Битва — это моя жизнь. Моя биография не могла бы наскучить никому. Я всегда воевал.

Я не знаю, сколько мне лет. Я не помню своего детства. Кажется, мне всегда было и есть тридцать лет.

Я не знаю, откуда я родом. Может, я родился не от земной женщины? Может быть, я материализовавшийся дух древнего воина? Кто знает!

Ная Дан Чи прервал течение моих мыслей.

— Что теперь?

— Долгий путь. Четыре тысячи хаадов до Гатола, первого дружественного нам города.

Это соответствовало примерно полутора тысячам миль — действительно долгий путь.

— И нам придется идти по пустыне?

— Нет, будут и холмы, — ответил я. — Будут и глубокие впадины, где растут всякие съедобные растения. Но там могут оказаться и зеленые люди, бенсы и другие хищники. Ты боишься, Ная Дан Чи?

— Да, боюсь. За Лану из Гатола. Она женщина, и этот путь не для нее. Он ей не по силам.

Лана рассмеялась.

— Ты не знаешь женщин Гатола и совсем не знаешь ту, в жилах которой течет кровь Деи Торис и Джона Картера. Но пока мы доберемся до Гатола, у тебя будет возможность познакомиться со мной.

Она наклонилась и подняла меч мертвого панара. Этот поступок впечатлял больше, чем ее слова.

— Теперь мы все трое вооружены, — смеясь, сказал Ная Дан Чи. И это была не насмешка над Ланой, а восхищение ею.

Мы двинулись в долгий и опасный путь. Я и Лана из Гатола — одной крови, но разных миров, и Ная Дан Чи — представитель исчезнувшей расы. Казалось, что мы мало подходили друг другу, но так всегда бывает сначала.

Пять дней мы не видели ни одного живого существа. Питались мы исключительно соком манталии, которая высасывает влагу из почвы и воздуха. Видимо, провидение создало это растение, чтобы дать пищу животным и людям в этой безбрежной пустыне.

Отдыхали мы в середине дня и в середине ночи, оставляя дежурного. Причем Лана настояла, чтобы она стояла на посту наравне с нами.

Когда мы ложились спать в шестую ночь, первой на страже стояла Лана. Я был вторым на очереди и поэтому сразу лег спать. Ная Дан Чи стал разговаривать с девушкой.

В полусне я расслышал его слова:

— Могу ли я называть тебя «моя принцесса»?

На Барсуме это равносильно предложению руки и сердца. Я старался не прислушиваться, но не мог не услышать ее ответа.

— Ты еще не дрался за меня, — сказала она. — В Гелиуме ни один мужчина не может сказать эти слова женщине, не обнажив меча в битве за нее.

— У меня не было такой возможности.

— Тогда дождись ее. А сейчас спокойной ночи.

Мне показалось, что она излишне резка с ним. Ная Дан Чи был очень милый юноша, и он наверняка не оплошает, если дело дойдет до жаркой схватки. Ей не было необходимости обращаться с ним так сухо.

Однако женщин трудно понять. Они всегда действуют по-своему, но, как ни странно, всегда выбирают правильный путь для того, чтобы завоевать сердце мужчины.

Я был уверен, что и на этот раз все обстоит именно так.

Меня разбудили крики и жуткий рев. Я вскочил и увидел, что Лана лежит на земле, а на ней сидит громадный бенс. В это же мгновение Ная Дан Чи прыгнул на спину зверя… Все случилось настолько быстро, что я не успел опомниться. Я видел, как Ная Дан Чи вонзил ему в бок свой кинжал и старается столкнуть зверя с Ланы. Бенс громко взревел, не желая выпускать добычу. Я подскочил к борющимся с мечом в руках, но не мог выбрать момента для решающего удара. В этом сцеплении тел я мог поразить либо Лану, либо Ная Дан Чи. Для постороннего наблюдателя это была весьма занимательная картина: борющиеся тела на песчаной земле, я, прыгающий вокруг них с обнаженным мечом, рев бенса, ругательства Ная Дан Чи, визг Ланы…

Но вот я улучил момент и вонзил меч в сердце зверя. Взревев и содрогнувшись, бенс замер.

Я наклонился к Лане, но она тут же сама вскочила на ноги.

— Ная Дан Чи! — воскликнула она. — Он не ранен?

— Конечно, нет, — ответил тот. — А ты? С тобой надеюсь все в порядке?

— У меня ни единой царапины. Ты так отвлекал зверя, что у него не осталось времени заняться мной.