На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин

скороговоркой Перлович. – Что, его превосходительство может меня принять? – обратился он к дежурному адъютанту.

– Подождите, я доложу. Там теперь…

– Кто там, кто?

Станислав Матвеевич отлично знал кто, потому что успел уже осмотреть всех присутствующих и знал, кого недостает.

– Разбирает! Хе-хе, – шептал старичок интендантскому чиновнику, – страшно стало!

– Вы не знаете, по какому делу приглашен был Лопатин? – спрашивал Перлович адъютанта, отведя его несколько в сторону.

– А, право, не знаю!

– Ну, ну же… говорите, барон… ну!?

– Да ей Богу же!

– Давно он там?

– Уже с час скоро. Сейчас я пойду доложу об вас…

– Ах, пожалуйста!

Станислав Матвеевич отошел к окну и стал смотреть в сад… Он был во фраке, со складной шляпой в руках.

Он был несколько взволнован, узкие брови его нервно подергивались, пальцы коверкали лайковую перчатку.

– И вот они теперь все друг под друга подкапываются! – шептал старичок, косясь то на спину Перловича, то на дверь, ведущую во внутренние апартаменты.

– А с виду-то какие приятели… Я вчера слышал, под руку прогуливаются по балкону и разговаривают, комплименты так и сыпят, так и сыпят!

– А сами так и норовят пакость какую-нибудь сделать друг другу!

– Да, вот тот теперь, то есть готов душу прозакладывать, там мины подводит, а этот контр-мины обдумывает!

Перлович быстро обернулся, прошелся по зале, остановился перед дверью, переложил шляпу из-под одной мышки под другую, сел на стул, но тотчас же опять вскочил и начал прохаживаться.

– Ну, что? – бросился он к адъютанту, вернувшемуся в приемную.

– Ничего не сказал. Я подождал, сколько мог, и ушел!

– Э-эх!

– Генерал сам сейчас выйдет… Да вот, кажется, идет уже. Господа, прошу по местам!

Все задвигалось, прокашлялось и затихло. Перлович выдвинулся вперед и заслонил собой старичка в мундире.

– Э-э-э, позвольте…

– У вас шарф расстегнулся! – шепнул адъютант одному из молодых офицеров.

Все руки сразу начали ощупывать свои шарфы.

В отворенных дверях показалась сперва широкая спина Лопатина и фалды его фрака с торчащим кончиком платка, а за этой фигурой блеснул шитый воротник и красный лампас.

– Благодарю вас, очень благодарю! – говорил генерал.

– Помилуйте, ваше превосходительство!

– Очень, очень вам благодарен!

– Вы слишком добры, ваше превосходительство!

– Не ко всем, нет, не ко всем. Да, наконец, тут личность совершенно ни при чем; главное – польза края, успех нашего дела. А я, со своей стороны, все, что могу, что только в пределах моей власти!

– Конечно, ваше превосходительство, всегда найдутся люди, готовые, так сказать, подставлять ногу всякому благому начинанию!

– Я вас понимаю!

– Итак, ваше превосходительство…

– Все, что я вам уже обещал. До свиданья!

Генерал протянул руку Лопатину, тот подержал ее несколько мгновений между своими ладонями, еще немного попятился и, весь сияющий, прошел через приемную.

Он хорошо заметил Перловича, но сделал вид, что не заметил его вовсе.

Дверь во внутренние апартаменты снова закрылась, к недоумению всех присутствующих.

– Могу я теперь войти? Мне так надо! – говорил Перлович адъютанту.

– Пойду, еще раз спрошу!

– Завтрак накрывают на террасе!.. – сообщил кто-то, заглядывая в окно, выходящее в сад.

– Генерал благодарит и просит записаться, – появился в дверях адъютант. – А вас, Станислав Матвеевич, он принять сегодня не может!

– Но почему же?!

– Не знаю, он сказал только: Перловичу скажите, что я его принять сегодня не могу, больше ничего!

– Прощайте, барон!

Перлович быстро повернулся, закусил губу и вышел.

– А подрядец за ним-то, пожалуй, не состоится! – подмигнул вслед отъезжающей коляске Перловича интендантский чиновник.

– Вчера приезжал – тоже не принял. В совет подавал – придержали, а тот цены сбавил… немного, а сбавил! – сообщал старичок, садясь в свои дрожки.

– Провалится…

– Вот это уж второе дело у него перебивают; да какое дело!.. Вы куда теперь?

– К Лазоркину: у него Манюся его именинница, звал на пирог!

– Довезите и меня!

Интендантский чиновник забежал с другой стороны и полез в экипаж.

– Такая, я вам доложу, баталия открывается между нашими коммерсантами – беда!

– Ну, тот тоже себя за горло взять не позволит. Эй, налево в переулок!

Свернув налево, дрожки с двумя седоками скрылись за углом большого сарае подобного здания, над входной дверью которого красовалась надпись: «Вновь открытые московские бани, с отдельными номерами, с мужской и женской прислугой».

III. Розовые мечты

Возвращаясь домой от губернатора, Лопатин находился в самом оживленном настроении. Присутствие Перловича в приемной его несколько смутило, но он скоро оправился и, развалившись в своей коляске, насвистывал какой-то веселенький мотивчик.

«Вот и второй подряд у него из зубов, так сказать, выхватываю», – думал он и нежно поглаживал серебряный набалдашник своей палки, голову бульдога в треугольной шляпе.

«Верьте моей пятилетней опытности… хе-хе! – усмехнулся он, припоминая недавнее посещение Станислава Матвеевича. – Опытности… Нет, брат, нам делить с тобой нечего, не с руки, не приходится. Или я все заберу в свои руки, или ты попробуй утопить меня, коли сможешь. Да-с! Потягайся-ка!»

Плавно катилась покойная коляска по новому городскому шоссе. Ряды тополей, окаймляющие улицы, шелестели своей серебристой листвой, приятный ветерок ласкал и нежил несколько вспотевшую лысину Ивана Илларионовича.

Он держал шляпу в руках и прикрыл голову тонким белым фуляром1. Он уже успел освоиться с некоторыми местными приемами и привычками.

– Повернешь вокруг крепости, проедешь на Бешагач, оттуда мимо губернаторских дач к Салару! – приказал он своему кучеру из бессрочно-отпускных стрелков.

Иван Илларионович снова погрузился в размышления и воспоминания:

«Ну, что бы он теперь делал в Москве, в Петербурге или там, в Нижнем, где он заканчивал свои последние торговые операции?.. Кто говорит, состояние, которым он обладал, довольно крупных размеров, дела его были немаловажные, но все это терялось как-то, стушевывалось в массе еще более крупных оборотов… никому в глаза не бросалось… ну, положим, знали на бирже, на рынках там, что ли, что есть, мол, Лопатин купец… ну, и только! А тут… ха-ха! Звезда первейших размеров; обширнейшие палестины для всяких торговых оборотов. Действуй только! А что главное: это известность. У губернатора принят».

И вот перед Лопатипым, в клубах шоссейной пыли, стали проходить все мельчайшие подробности аудиенции.

«Вот Хмуров, например, человек уже совершенно пустейший, авантюрист и больше ничего, а каково пошел, каково! Европейская известность. От иностранных держав орденские украшения получал. Портрет вон во „Всемирной Иллюстрации“ напечатан был: сидит это в русском кафтане, тигр лежит у самых ног 2, значит, в полном повиновении».

Иван Илларионович приложил палец ко лбу и почесал за ухом. Он соображал: какого и ему бы завести зверя. Разве опять тигра – страшно!

«Непременно, – подумал он, – как увижу Скворцова, спрошу у