Атланты. Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий

Услышав ее как-то случайно в застолье, тогдашний замдиректора по режиму нашего Института океанологии, полковник КГБ, дружески похлопав меня по плечу, сказал с улыбкой: «Правильно, Саня, песню твою запретили, – она с душком». Вообще, с замами по режиму мне везло почти так же, как и с авторами пьес. Буквально через год новый наш «режимник», тоже, конечно, полковник, – коренастый и плотный, с густыми вьющимися волосами, низким лбом римлянина и густым румянцем постоянно пьющего человека, вызвал меня к себе в кабинет. Закрыв за мной тяжелую бронированную дверь, он достал из такого же бронированного сейфа толстую папку с какой-то перепиской. На одной из бумаг в правом верхнем углу красовался гриф «Совершенно секретно». Рядом с папкой он неожиданно положил извлеченный из того же сейфа уже знакомый мне номер красочного журнала «Наука в СССР», печатавшегося на четырех языках и рассчитанного на заграницу. Как раз в этом номере были опубликованы две мои научно-популярные статьи и стихи. В числе опубликованных было стихотворение «След в океане»:

В ночи Венера надо мнойГорит, как дальнее окошко.Смотрю назад, где за кормойКружится водяная крошка.Там пенный след вскипает, крут,На дне бездонного колодца,А через несколько минутВолна волной перечеркнется.С водою сдвинется вода,Сотрет затейливый рисунок, —Как будто вовсе никогдаЕе не вспарывало судно.Ученые немало летГадают за закрытой дверью,Как обнаружить этот след,Чтоб лодку выследить, как зверя.Среди безбрежной синевыИх ожидают неудачи,Поскольку нет следа, увы,И нет решения задачи.И ты, плывущий меж светил,Недолог на своей орбите,Как этот путь, что прочертилПо небосводу истребитель,Как облаков холодный дым,Что завивается, как вата,Как струйка пенная воды,Что называется «кильватер».События недолгих летМелькнут, как лента на экране,И ты пройдешь, как этот следВ невозмутимом океане.

«Вот, полюбуйтесь, это ведь ваши стихи?» – сунул он мне под нос раскрытый журнал. На открытой странице жирным красным карандашом были подчеркнуты несколько строк из этого стихотворения. «Так вот, – внушительно произнес мой собеседник, налюбовавшись моим недоумением и похлопав короткопалой рукой по папке с документами. – Из-за этой вашей публикации уже полгода ведется специальная переписка между ВПК, КГБ и Академией наук. Поскольку вы являетесь сотрудником Института океанологии, то прочитавший ваши стихи по этим строчкам может догадаться, что в нашем институте ведутся закрытые работы по обнаружению подводных лодок по их турбулентному следу. А это уже – разглашение государственной тайны. Понимаете, какие последствия это должно иметь для вас?»

Я побледнел. «Однако, – продолжал полковник, – тщательная проверка вашего досье показала, что вы к таким работам никогда доступа не имели и ознакомиться с этими строгорежимными материалами не могли. Как же вы ухитрились так точно сформулировать задачу, да еще в стихах?» – «Это просто случайное совпадение, – залепетал я. – Вот ведь Жюль Верн еще в девятнадцатом веке сколько всего разного напридумывал наперед и очень точно». – «Ну что же, – без тени улыбки произнес мой собеседник, – мы и товарища Жюля Верна привлекли бы к ответу, попади он к нам. В общем, так. Решено в отношении вас ограничиться пока профилактической беседой. А вы идите, но впредь на скользкие и опасные темы стихи не пишите».

Что же касается Владимира Малыщицкого, то он был все же из театра изгнан и долгие годы перебивался работой с полусамодеятельными театральными коллективами в Ленинградской области. Я встретился с ним снова в 2008 году, когда тогдашний губернатор Петербурга Валентина Матвиенко милостиво предоставила его театральному коллективу помещение для студии – бывший кинотеатр «Луч» на улице Восстания, неподалеку от станции метро «Чернышевская». Володя сильно постарел, осунулся и сгорбился, но характер его остался, как прежде, несгибаемым. В своем крошечном театрике с деревянными лавками на три ряда он успешно ставил «Вишневый сад», «Плач по Грибоедову» и другие спектакли. Я и понятия не имел, что он в это время уже был смертельно болен. Встрече со мной он обрадовался и тут же заказал мне песни для своей будущей новой постановки по пьесе А.Н. Островского «Горячее сердце». Я написал для спектакля четыре заказанные Володей песни, но уже назначенная премьера не состоялась. В день премьеры на сцене стоял открытый гроб с главным режиссером. Владимира Малыщицкого не стало. Так неудачи с песнями к спектаклям продолжают преследовать меня до самого последнего времени.

В «перестроечную пору», в 87-м году, меня изловил в Ленинграде мой старый знакомый артист Театра Ленинского комсомола Владимир Тыкке, ставший впоследствии руководителем этого театра, переименованного теперь в «Балтийский Дом». «Как здорово, что я тебя нашел, – обрадовался он. – Ты можешь завтра приехать к нам в театр? Очень срочное дело. Мы тут одну пьесу ставим современную, прямо по факту. Пьеса уже готова, ставить должен я. Ты можешь срочно написать песню для нее?» Я пожал плечами. «Да нет, говорю тебе, это уже верняк, нынче не старые времена. Я сам ставлю, понял? Да и дело-то благородное. Действительно, засудили невинного человека – он партийную мафию в своем городе разоблачил во главе с самим секретарем горкома. Его, конечно, посадили, из партии исключили, жена от него ушла. Об этом Юрий Щекочихин в «Литературке» вот такую статью написал! А в пьесе действие происходит в вагоне поезда, идущего в Москву, в котором едет выпущенный из лагеря герой. И оказывается, что в этом же вагоне едет все городское начальство, а главное, засудивший его прокурор, которых вызывают в Москву на разбирательство. Возьмешься? Только вот очень срочно надо, буквально на той неделе. Послезавтра обязательно позвоню». Через день для спектакля «Следствие» была написана песня «Что снится ночью прокурору»:

Что снится ночью прокурору?Что снится ночью прокурору,Когда полуночную шторуКачает слабым ветерком?Не выносить из дома сору,Не выносить из дома сору,Не выносить из дома соруЕму советует горком.

До Тыкке, однако, я так и не дозвонился – он исчез бесследно. Не лучше обстояли дела и с песнями, которые я пытался писать для радиоспектаклей. Помню, как в 1983 году меня попросили написать песню для радиоспектакля по любимому мною роману Роберта Льюиса Стивенсона «Черная стрела». Действие там происходит во второй половине XV века в Англии, знаменитая война Алой и Белой розы за британский престол. Я принес песню на радио. Они ее послушали и говорят: «Значит, так, для вашего же блага: вы нам эту песню не приносили, и мы ее не слышали». «Почему?» – удивился я. «Вы что, сами не понимаете? Тут же прямой намек на Леонида Ильича, который уже в преклонном возрасте и болен. Забирайте вашу песню и уходите».

Прошло пятнадцать лет. Строй поменялся – демократия и все такое. Снова ставят радиоспектакль по Стивенсону, уже другие совершенно люди на другой студии. «Мы слышали, что у вас есть песня к спектаклю. Не дадите нам?» – «Могу дать. Только ее уже однажды запрещали как «идеологически невыдержанную». – «Ну, что вы, сейчас другие времена, – свобода слова и все можно. Приносите». Принес. Они ее послушали и говорят: «Вы что, с ума сошли? Что вы нам принесли? Действительно, Борис Николаевич уже немолод и со здоровьем проблемы. Но мало того, у вас в песне еще и прямой намек на Чеченскую войну, и выборы в Думу». – «Да ведь это Англия, пятнадцатый век! При чем тут Борис Николаевич?» – «Вы нас, видимо, за дураков принимаете, – обиделись они, – забирайте вашу песню и уходите». Так эта песня и не вошла никуда, хотя речь там действительно идет только о войне Алой и Белой розы:

Окрестности в пожареПылают за окном.Король наш старый ГарриПодвинулся умом.На нивах опаленныхЗерна не соберешь —Летят отряды конных,Вытаптывая рожь.К чему страдать – трудиться, —Все пущено на слом.Не дай вам бог родитьсяПри Генрихе Шестом!

В 1967-м в Ленинграде начались впервые гастроли знаменитого тогда театра «Современник». К этому времени относится мое первое знакомство с актерами этого театра, переживавшего тогда пору своего расцвета, прежде всего с Валентином Никулиным и Людмилой Ивановой. Иванова, прекрасная характерная актриса, писала сама песни, пользовавшиеся в конце 60-х годов довольно широкой популярностью. Некоторые из них, например «Ты живешь в другом городе» и «Ниточка», вошли в эстрадные программы. Их пели Гелена Великанова и другие популярные эстрадные артистки. Муж ее Валентин Миляев, физик и доктор наук, тоже писал песни, часто весьма недурные, например песню о Дон-Кихоте, где были такие понравившиеся мне строчки: