Его самое темное желание - Тиффани Робертс

что уничтожил любую возможность для них разделить все эти переживания, хорошие и плохие.

Она быстро извинилась, хотя знала, что он не понял ее слов, но это не облегчило ее боль той ночью.

Несмотря ни на что, наступило следующее утро, за ним другое, и еще одно, а Кинсли продолжала. Зима наконец сменилась весной. Ее маленький живот рос, и малыш двигался все больше и больше. Солнце светило теплее, ярче и дольше.

И все же Кинсли поймала себя на том, что тоскует по луне и звездам.

Она стала заполнять моменты тишины разговорами со своим ребенком, рассказала малышу, как сильно его любят, об огоньках и крошечном волшебном мире, расположенном между двумя другими. Но больше всего она рассказывала своему малышу о его отце.

Хорошая погода позволяла совершать более длительные и легкие прогулки, а долина казалась совершенно новым местом теперь, когда зелень снова покрывала землю. Кинсли вдыхала свежий воздух, в котором чувствовался аромат озера и запах новой жизни. Она восхищалась ароматом утесника, колючих кустов с ярко-желтыми цветами, которые росли на любом открытом пространстве, какое только можно было найти. До приезда в Шотландию ей говорили, что эти цветы пахнут кокосом, но она не совсем в это верила. Теперь она не понаслышке знала, насколько поразительно похожи эти запахи.

Но она всегда ловила себя на том, что мечтает о другом аромате, разносящемся по воздуху, — о нотке дубового мха и амбры.

Удлиняющиеся дни только отдаляли ее от Векса. Она продолжала посещать ведьмино кольцо каждый день в обязательном порядке, пользуясь тем, что стало светлее, чтобы каждый вечер оставаться там подольше. Какая-то часть ее всегда хотела остаться до захода солнца, как будто ночь каким-то образом позволяла ей слышать Векса, чувствовать его ближе, видеть его.…

Даже после того, как огоньки, которые не могли долго продержаться по эту сторону завесы, уходили, Кинсли оставалась в ведьмином кольце, разговаривая с Вексом. Она рассказывала ему о своем дне, об их ребенке, сказала, как сильно любит его и скучает по нему.

И когда она закрывала глаза, то могла представить его в ритуальной комнате, сидящим, прислонившись спиной к вертикальному камню, или лежащим в центре круга, раскинув крылья по земле, и слушающим ее речь. Иногда ей даже казалось, что она слышит его приглушенный голос издалека, но он никогда не проникал в ее мир настолько глубоко, чтобы быть в этом уверенной.

В апреле приехала Мэдисон, которая наконец-то укомплектовала свою пекарню достаточным количеством персонала, чтобы она могла продолжать работать в ее отсутствие. Кинсли и не подозревала, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз видела сестру, пока они не обнялись так крепко.

Кинсли не была уверена, кто начал плакать первым — она или Мэдисон. Как бы то ни было, обе сестры быстро разрыдались, а Мэдди снова и снова извинялась за то, что ее не было рядом, за то, что не приехала раньше, за то, что не была лучшей сестрой, когда Кинсли больше всего в ней нуждалась.

Кинсли заверила ее, что никаких извинений не требуется и что Мэдди и их родители так много сделали для нее. И, в конце концов, выбор всегда зависел от Кинсли. Ей пришлось принять решение исцелиться, и хотя она решила отправиться в это путешествие самостоятельно, она никогда бы не достигла этого результата без любви и поддержки своей семьи.

Кинсли планировала дать Мэдди день или два, чтобы освоиться после того, как она преодолела тысячи миль и множество часовых поясов, чтобы добраться сюда, но не могла ждать. В тот же вечер она привела свою сестру к волшебному кольцу. И Мэдисон, несмотря на свою усталость и продолжающийся скептицизм, не смогла скрыть огонек любопытства и возбуждения в глазах, когда они вошли в круг грибов.

Наблюдая за сестрой, Кинсли позвала огоньки.

Глаза Мэдисон метались взад-вперед, пока она подпрыгивала на месте, надежно засунув руки в карманы толстовки.

— Итак, что я здесь ищу, Кинсли? Потому что я не вижу…

Ее слова были заглушены вздохом. Огоньки появились прямо перед ней, их эфирные тела напоминали призрачные языки пламени.

— О, — выдохнула Мэдди. — Вау.

Широкая улыбка расплылась по губам Кинсли.

— Ты можешь их видеть?

— Да!

Когда сестры через некоторое время вернулись в машину, они все рассказали матери. Преувеличенно надув губы, Эмили заявила, что это несправедливо. Не прошло и дня, а Мэдди уже познакомилась с блуждающими огоньками. Когда Эмили сможет увидеть что-нибудь потрясающее?

Кинсли откинулась назад и погладила свой живот. Она могла чувствовать то, что почувствовали огоньки — магию, силу, чудо жизни, зарождающейся внутри нее.

— Скоро, мам. Скоро у тебя будет шанс.

Неделя пролетела слишком быстро, принеся еще одно прощание со слезами на глазах, когда Мэдисон отправилась домой. Она пообещала сделать все, что в ее силах, чтобы вернуться летом, после рождения ребенка.

Шотландское нагорье казалось все более и более живым, и ребенок рос все быстрее и быстрее. Всего через несколько недель после визита Мэдди Кинсли отметила новую веху — начало третьего триместра беременности.

Он сопровождался многими вещами, на которые, как она слышала, жаловались матери. Ломота в теле, опухшие лодыжки и ступни, восхитительное ощущение того, что тебя так сдавливает изнутри, что сделать глубокий вдох было непросто. Ее животик — который уже давно превзошел само слово «животик» — с каждым днем казался чуточку больше. Ей пришлось заново учиться, как правильно двигаться, чтобы справиться с ним.

И она с восторгом восприняла все это. Любой дискомфорт стоил того, и она готова была вытерпеть и в тысячу раз большее ради своего ребенка. Ради Векса.

Она так сильно скучала по нему. Скучала по его глубокому, ровному голосу, скучала по его рассказам, его сухому юмору и его искренним словам любви и обожания. Она скучала по звукам его смеха, его поцелуям и нежным ласкам. Скучала по тому, какой совершенной она себя чувствовала, находясь в его объятиях, насколько совершенным все ощущалось, когда она была в его объятиях.

Даже когда они жили в его коттедже порознь, ей всегда было приятно сознавать, что он находится всего в нескольких минутах ходьбы.

Ночи были хуже всего. Они были так одиноки без него, а темнота казалась такой пустой.

Из-за этого они с матерью еще больше сблизились. Хотя Эмили разговаривала с Эйденом каждый день, было ясно, что она испытывала чувство потери, ощущала дистанцию между собой и мужем. За более чем тридцать лет брака родители Кинсли никогда не расставались друг с другом больше чем