Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве - Коллектив авторов

На подходе к ресторану и при его посещении обнаруживается неожиданный конфликт алкоголя и музыки: «Ведь если верить ангелам, здесь не переводился херес. А теперь – только музыка…» Далее между героем и официанткой происходит следующий диалог:

– Будете чего-нибудь заказывать?

– А у вас чего – только музыка?

– Почему «только музыка»? (127)

Возможно, его происхождение – песня Микаэла Таривердиева «Музыка», чрезвычайно популярная к концу 60‐х годов и часто исполнявшаяся по радио. Ее рефрен:

Ночи не будет, будет вечная музыка.

Скорби не будет, будет музыка.

Смерти не будет – будет музыка,

Музыка навсегда…

Если источник верен, Веничкин вопрос официантке можно перифразировать: «А у вас чего, смерти нет?» В нем звучит туповатое предпохмельное удивление, подчеркнутое малограмотным «чего», и отблеск надежды. Но действительность быстро лишает его слепой иллюзии: «Бефстроганов есть, пирожное. Вымя…» (127).

На утреннем распутье герой вполне осознает безнадежность своего пути: «Если хочешь идти налево, Веничка, иди налево, я тебя не принуждаю ни к чему. Если хочешь идти направо – иди направо…» И через несколько шагов: «Если даже ты пойдешь налево – попадешь на Курский вокзал; если прямо – все равно на Курский вокзал. Поэтому иди направо, чтобы уж наверняка туда попасть» (124). «Сердце мудрого на правую сторону» (Екк. 10: 2), – сказано в Евангелии. «Мудрый» – сознающий и ведающий – Веничка в начале дня ясно понимает, что произойдет в конце. Оттого он и воспользовался известным фольклорным мотивом трех дорог:

А и перва дорога написана,

А написана дорога вправо:

Кто этой дорогой поедет,

Конь сыт будет, самому смерть

А другою крайнею дорогою левою:

Кто той дорогой поедет,

Молодец сам сыт будет, конь голоден,

А середнею дорогой поедет,

Убит будет смертию напрасною[1108].

Смысл этой надписи: неизбежность потери или смерти. Зная об этом, он подталкивает и поощряет себя: «Иди, Веничка, иди» (125)[1109]. Призыв «иди» звучит в Евангелии в бесчисленных вариантах. В переводе на одиночную человеческую судьбу смысл его можно выразить словами Иисуса: «Иди, и, как ты веровал, да будет тебе» (Мф. 8: 13).

Означает ли все это ощущение надвигающейся гибели? Ее закономерность, подсознательное или сознательное желание ее? Страх быть убитым? Ответы на эти вопросы приходят по ходу чтения и анализа текста.

Утренний маршрут

…лисицы имеют норы, а птицы небесные – гнезда; а Сын человеческий не имеет, где преклонить голову.

Мф. 8: 20

Утренний маршрут: подъезд – улица – привокзальная площадь – платформа – поезд. Каждая веха пути обладает в контексте книги не только топографическим, но и метафизическим значением.

Подъезд – исходный пункт Веничкиных «страстей»:

Что это за подъезд, я до сих пор не имею понятия; но так и надо. Все так. Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян (124).

Сравним ночлег на каменной ступеньке случайной лестницы с ветхозаветным рассказом:

И пришел на одно место, и остался там ночевать, потому что зашло солнце. И взял один из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте.

И увидел во сне: вот лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот Ангелы Божии восходят и нисходят по ней…

И встал Иаков рано утром…

И положил Иаков обет, сказав: если Бог будет со мной и сохранит меня в пути сем, в который иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться,

И я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом (Быт. 11–17).

Веничка Ерофеев тоже возвратится на «одно место», где он ночевал на камне, «потому что зашло солнце». «Господь» – алкоголь приведет его сюда в конце пути, и камни лестницы станут безмолвными свидетелями его богооставленности и мистической смерти.

Единственным спутником героя в подъезде оказался чемоданчик с купленными накануне подарками. Момента возникновения и реализации этого импульса любви и заботы зафиксировать не удалось, личный факт, сразу расширенный до проблем мироздания: «Боже милостивый, сколько в мире тайн! Непроницаемая завеса тайн! До кориандровой или между пивом и альб-де-дессертом?» (126). Логика такого расширения понятна, так как чемоданчик с подарками, замещая присутствие любимых, оказался единственным спасением от вселенского ночного одиночества. На это указывают слова: «Да я и в ресторане, если хотите, прижимал его к сердцу, а водки там еще не было. И в подъезде, если помните, – тоже прижимал, а водкой там еще и не пахло!..» (130–131).

Выйдя на улицу, неопохмелившийся герой пребывает в состоянии чистого «созерцания»: «Вон – аптека, видишь? А вон – этот пидор в коричневой куртке скребет тротуар. Это ты тоже видишь. Ну вот и успокойся» (124). Успокаивает, возможно, каждодневная повторяемость этой картины – неизменного спутника человеческого существования. К тому же аптека – место, где ждут больных, чтобы позаботиться о них и облегчить страдания. «Я болен душой» (144), – признается Веничка Ерофеев и, очевидно, вид аптеки вносит налет успокоения в его сердце. Дворник ранним утром, как петух в деревне, – знак окончания ночи и приближения нового дня. Ясно, что жаргонное «пидор» – определение социального контекста жизни дворника. Перенесение сексуальной терминологии на общественные и политические стороны жизни – явление, широко распространенное в литературе и фольклоре. В тексте «Москвы – Петушков» такие примеры многократны:

Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтобы по ней подыматься, ‹…› надо быть пидорасом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А – я не такой (141).

«Чистая сталь» – ассоциация со «стальным сердцем» основателя ЧК и его последователей. Дворники использовались, как осведомители, и в их неписанные обязанности входило присутствие в качестве понятых при обысках и арестах жильцов: «…днем числились служащими домоуправления: слесарями, дворниками, водопроводчиками – не потому ли у нас всегда текут краны? – а по ночам, в случае надобности, торчали до утра в чужих квартирах»[1110]. Эта ночная служба, разумеется, не оплачивалась, а ранним утром дворники скребли тротуары, исполняя свои трудовые обязанности: государство с унизительной бесцеремонностью употребляло их для своих целей. Власть оперировала теми же категориями: Эрнст Неизвестный писал в мемуарах, как Н. С. Хрущев, недовольный «модернизмом» его скульптур, обвинял его в гомосексуализме[1111].

Таково утреннее впечатление от улицы, которую Веничка проходит с чувством подступающей тошноты. Многослойность сознания героя сказывается в количестве внутренних собеседников: голоса «ангелов»,