Королева Виктория - Филипп Александр

А саму ее страшило надвигавшееся одиночество. Она упорно пыталась удержать рядом с собой своих дочерей. Одна, хотя бы одна из них должна была навсегда остаться при ней, в ее тени, чтобы угождать ей, развлекать ее и поддерживать в ее безграничном горе. Такова была ее воля. «Как и мусульмане, я считаю, что долг перед родителями превыше всего остального», — напишет она Вики.

Во время своего пребывания в Кобурге она познакомилась с женихом Ленхен. Беседа с ним вселила в нее надежду. Кристиан выглядел безумно влюбленным, а главное, был счастлив перебраться в Англию. Будучи братом Фрица Гольштейнского, несчастного претендента на трон захваченных Пруссией герцогств, Кристиан лишился собственной резиденции, нашел временный приют в Силезии и не рассчитывал на то, что Бисмарк даст ему какую-нибудь должность в армии. Официальное сообщение об их помолвке было сделано в Шотландии. Молодым нашли жилище — Фрогмор-хаус, бывшую резиденцию герцогини Кентской. Ленхен будет жить в двух шагах от матери. Итак, она застраховалась от одиночества, но не от непомерных расходов!

Виктория сложила оружие и покорилась необходимости появиться на публике, чтобы открыть очередную парламентскую сессию. На эту жертву она пошла исключительно из меркантильных соображений. А как иначе она могла заставить парламент проголосовать за выделение приданого Ленхен?

22 января 1866 года королева писала своему новому премьер-министру лорду Расселу: «Королева должна признаться, что с огромной горечью отметила недостаток великодушия у тех, кто требует ее присутствия на открытии парламентской сессии. Она прекрасно понимает желание публики видеть ее и не имеет ни малейшего намерения прятаться; но чтобы это желание было настолько рьяным, настолько жестоким, чтобы оно доходило до того, чтобы жадно наслаждаться лицезрением несчастной вдовы с разбитым сердцем и истрепанными нервами, которую насильно вытянули ОДНУ, ПРИ ПОЛНОМ ПАРАДЕ и при этом в глубоком трауре, вытянули словно какое-то диковинное существо в то самое место, где она обычно появлялась в сопровождении супруга, чтобы беззастенчиво разглядывать ее, вот этого она никак не может понять и не желает этого даже своему смертельному врагу».

6 февраля она приехала из Виндзора в Лондон и была так взвинчена и напряжена, что едва притронулась к обеду, который ей подали в Букингемском дворце. Она отказалась от парадного экипажа и села в обычную карету, в которой, несмотря на ледяной ветер, приказала опустить окна, чтобы толпа могла видеть ее. Ее неизменная вдовья головная накидка была спереди отделана бриллиантами, а поверх нее она надела маленькую корону, украшенную бриллиантами и сапфирами. Приветственные крики, которые она теперь должна была принимать одна, без Альберта, вызвали у нее слезы. Сидевшие напротив нее Ленхен и Луиза сильно волновались и не спускали с нее глаз: «Они оказали мне огромную помощь и поддержку. Они прекрасно понимали, что я испытывала».

Огромный готический зал Вестминстера, в котором собрались члены обеих палат парламента, походил на выставку всех видов военной формы. Народу туда набилось столько, что даже на балконах не было свободных мест. Абсолютная тишина установилась в зале сразу же, как только Виктория заняла свое место на троне с наброшенной на него парадной королевской мантией, которую она отказалась надеть. На нее было устремлено столько взглядов, что она чуть было не лишилась чувств. Прочесть тронную речь, как она читала ее в восемнадцать лет своим чудесным мелодичным голоском, сегодня было выше ее сил. Вместо нее это проделал лорд-канцлер. А она сидела неподвижно, устремив глаза в одну точку, словно разворачивающееся вокруг нее действо совсем ее не касалось. На самом же деле она просто боялась шевельнуться, чтобы не упасть в обморок.

Найдется множество людей, которые осудят ее отстраненность. Но депутат-радикал Джон Брайт на одном из митингов выразит свое недоумение по поводу подобных обвинений: «Не в моих правилах выступать в защиту венценосных особ. Но я позволю себе заметить следующее: будь она правительницей огромного королевства или простой работницей, супруга, способная глубоко скорбеть по тому, кто составлял смысл ее существования, непременно найдет душевные силы и на вас, простых смертных». Удивленная неожиданной поддержкой со стороны республиканца, Виктория послала ему письмо со словами благодарности.

Посетила она и военный лагерь в Олдершоте, где ей всё настолько напоминало об Альберте, что она поклялась себе никогда больше не появляться там. В Букингемском дворце она дала два приема, во время которых «должна была узнать сотни лиц». После пяти лет вдовства эти появления на людях были для нее «ужасающими». Она писала Августе Прусской: «Более чем когда-либо я хотела бы вести уединенную жизнь, заботясь о неимущих и страждущих». В приюте Виндзора она выражала сочувствие пожилым супругам, оказавшимся разлученными друг с другом: «Это такое тяжкое испытание для них!»

Ее очень пугала перспектива новой войны, которая могла бы расколоть ее семейство. Пруссия, более плотно населенная, чем Австрия, нуждалась в расширении своего жизненного пространства. Тщетно взывала Виктория к отцу Фрица, предлагая ему созвать новую мирную конференцию, Бисмарк, отставки которого она требовала и которого называла не иначе как «скверным человеком», более чем когда-либо жаждал стали и крови: «Из-за этой войны, которую он единолично задумал и навязал своей стране, вся Пруссия возненавидела его. Против Бисмарка поднялись либералы во имя своих принципов, рабочие во имя всеобщего братства, священнослужители во имя морали, прусская королева, потому что просто боялась, наследник престола — Фриц, — потому что он был за мир, и сам король, потому что ему было семьдесят лет». Некий молодой человек дважды выстрелил в канцлера на центральной берлинской улице Унтер-ден-Линден. Но пули лишь слегка чиркнули по боку величественного тевтонского рыцаря, у которого осталось достаточно сил, чтобы обезоружить своего незадачливого убийцу до того, как тот успел выстрелить в третий раз. Вся Европа сожалела о том, что покушение не удалось. А Австрия, по словам русского царя, «смирилась с тем, что придется воевать».

Фриц встал во главе второй прусской армии. Людвиг командовал гессенцами, сражавшимися в противоположном лагере. Два зятя Виктории оказались друг против друга с оружием в руках! Ничто не могло бы стать для Альберта большим огорчением, и Виктории казалось, что ее сердце разрывается на части.

По обе стороны фронта Вики и Алиса демонстрировали свои таланты в качестве сестер милосердия и, используя опыт Флоренс Найтингейл, занимались реорганизацией госпиталей. Беременная Алиса отправила двоих старших детей в Англию и рассчитывала сразу после родов отправиться к мужу на фронт.