Как мы пережили войну. Народные истории - Коллектив авторов

Приехали мы домой, идем по дощатому пирсу у ленинградской пристани, подходим к Советскому парку, а парк весь засажен картошкой, подходим ко второму парку, тот тоже засажен картошкой, подходим к дому, а там весь двор раскопан под грядки и растут разные овощи.

Второго брата, Сергея, взяли в армию из Кронштадта. Он прослужил в Риге более 5 лет.

На всех нас выдали продуктовые карточки. С питанием стало намного трудней, чем в Башкирии, но зато был свой город и отец рядом.

Забота старших двух братьев легла на плечи следующих двух братьев. Они из трех мешков из-под картошки сшили бредень и им ловили колюшку. Это мелкая рыбешка с колючками. Ее мололи на мясорубке и жарили котлеты или томили в чугунках, чтобы был рыбий жир. Все делали на этом жире. Колюшка противно воняла и такая же была на вкус. Но что делать, жить-то хочется. Приходилось есть. Иногда попадался угорь. Его подвешивали на шпагате на гвоздик, подрезали кожу вокруг головы и снимали чулком, мыли, потрошили, резали на куски и жарили на сковороде. Так эти куски на сковороде шевелились!

Когда мы уезжали из Башкирии, нам не смогли заплатить за все трудодни, так как эвакуированные уезжали все сразу. Сказали, чтобы приехали за трудоднями через год. Мама поехала через год с братиком Сашей. С детьми через комнату матери и ребенка давали билеты без очереди. Привезла ведро меду, ведро сливочного масла и еще что-то. Мед и масло променяли на телочку. Только на второй год у нас появилось молоко. Еще мы держали кроликов. Жить стало полегче. У кого был скот, то для него стали продавать жмых и овес. Жмых мы и сами хорошо ели и угощали детей из нашего двора. А овес вымачивали сутки или двое, мололи на мясорубке, выжимали. Из выжимок варили себе кисель, а что оставалось, давали скоту.

На ночь корове надо было давать траву. Мы ее жали серпом сами по краям канав, у моря и таскали по полмешка. Трава была очень тяжелой. Младший брат Саша брал мешок за узел, а я за два конца, и потом мы менялись. Иногда возили траву на самокате. Однажды жали траву около пушек, которые стояли между Немецким (Лютеранским) кладбищем и старой свалкой. Пушки были громадные, блестели на солнце. Охранял их матрос. Войны не было, пушки были недействующие. Территория огорожена колючей проволокой, никто там не ходил. Трава была не мятая. Мы подлезали под эту проволоку и жали, думали, что он нас не видит. А он прекрасно все видел, только делал вид, что не видит.

Когда денег не хватало заплатить за стадо, корову пасли сами у взморья. Это место, которое сейчас расположено за 424-й школой. Корова паслась, а мы бегали по мелководью, играли в пятнашки. Залив очень мелкий, у берега вода доходила только до косточек, прогревалась на солнце. Кое-где мелькали стайки маленьких рыб, появлялись островки тины. Если мы хотели выкупаться, то шли подальше. Купались вволю. Ведь взрослых рядом не было. Выйдем из воды – зуб на зуб не попадает. Завернемся в байковое одеяло и согреваемся. Никогда не болели.

Однажды пришлось мне корову гнать в стадо. Оно далеко ушло, за Шанцы. Гнала я ее мимо Немецкого кладбища, потом по Кронштадтскому шоссе, сквозь Русское кладбище. Это будет около пяти километров от нашего сарая. Погода была отличная, солнце, птицы поют. Туда я не боялась идти – ведь со мной была корова. Это живое существо. А назад пришлось идти одной. А лет-то мне было, может 11–13. Страшно. Хоть бы одна живая душа встретилась – никого. Как я назад прошла сквозь Русское кладбище – не знаю. Если корову надо было доить три раза в день, то мама ходила в обед пешком туда и обратно. Автобусы за город не ходили. Девятнадцатого квартала еще не было, был пустырь. Иногда брат Аркаша ездил на велосипеде и сам доил корову. Когда в начале пятидесятых годов запретили держать скот, мы были очень рады. Наконец-то будем свободны, как все наши сверстники.

Мясо в магазинах продавали трех сортов. Где побольше костей, то дешевле. Мама всегда брала то, что подешевле, варила студень, суп, а косточки не выбрасывала. Мы их сдавали в утиль-сырье. Еще искали и сдавали в утиль-сырье алюминий, медяшки. За это нам давали немного денежек. Иногда – сладенького петушка на палочке.

В субботу и воскресенье мы приходили к КПП одной из воинских частей, просились в кино. Ведь в эти дни в клубе матросам показывали кино бесплатно. Нас пропускали, радости не было предела.

После войны на здании, где сейчас Кадетский корпус, было натянуто белое полотно, показывали кино. Мы залезали на дрезину, которая стояла около их забора. Забор был из колючей проволоки. Все было видно. Мимо забора проходила железная дорога. А жители дома, что был напротив этого здания, через дорогу, смотрели кино прямо из окон своего дома.

До войны и после войны мы жили в доме, где было всего 12 квартир, а жили в них представители пяти национальностей: русские, белорусы, украинцы, евреи, татары. Между собой мы жили очень дружно, можно сказать одной семьей. Национальность нас не разъединяла, а наоборот, нам было интересно как такое-то слово на их языке или как тот или иной обычай отмечают у тех или у других представителей национальностей.

Наш дом давно расселили. Многих уже нет в живых, а если с кем встречаемся, то рады встрече, как родные.

В 1944 году я пошла в первый класс. Школа была недалеко от дома, я шла мимо здания, в котором сейчас располагается Кадетский корпус. На нем большими черными буквами было написано: «Смерть немецким оккупантам!» Возвращалась из школы и тоже читала этот лозунг. В школе на Новый год как-то нам дали кульки с шоколадными конфетами, говорили, что это от американцев.

…Уроки мы делали за тем же столом. Сядем сразу вчетвером. Дима ходил в седьмой класс (он два года в Башкирии не учился, было далеко ходить в школу), я – в шестой, Саша – в четвертый, Тамара – в первый. Пока делаем уроки, не раз передеремся. Все нам места не хватало.

Самые светлые дни моей жизни – это время пребывания в пионерских лагерях – в Ковашах и Малой Ижоре. Впервые я была в лагере, когда мне было восемь лет. Везли нас на обычной грузовой машине, покрытой брезентом. Сидели на досках, которые были вместо скамеек. Один мальчик, пионервожатый из первого отряда, играл на аккордеоне или баяне, а мы все пели:

От петровских до наших датГордо стоит Кронштадт,Здесь мы родились в немИ песню Кронштадту поем…

Далее были слова:

Володя бегал босиком,Володя умер моряком…

Больше слов не помню.

Пионеры, которые уже были в лагере, были выстроены в линейку и встречали нас пионерским салютом. Было красиво и торжественно.

Раньше мальчики и девочки учились в разных школах. И в лагерях были отдельно отряды мальчиков и девочек. Кормили нас хорошо, мы загорали, купались, были литературные викторины, разные игры.