Древняя душа (СИ) - Амеличева Елена

— Да где хоть искать-то?

— А ты по сторонам не зыркай, будто ото всех тумаков ждешь, поласковей будь.

— Ну ты скажешь тоже, поласковей! Что они, девки, что ли? Может, их еще и…

— Малько! Разговорчивый не в меру! — я постарался удержать хохот, но тот все равно, несмотря на все потуги, вырвался наружу. — Ты смотри мне тут! Это тебе не дома! И запомни, парень — друзей не надо иметь, с ним надобно дружить!

— Батька Гур, да ты балагур! — ненароком срифмовал айка, согнувшись от смеха. — Вот не думал, что шутки шутить умеешь!

— Велико умение! Давай, поэт, пойдем, отобедаем.

Мы развернулись спиной к Оси и увидели мужчину, что поднимался на холм по его пологой стороне. Это кто еще такой? Не дракон — на них у меня глаз наметан, хотя волосы светлые и одет богато, не из людских, точно не айка. Да и не из моих собратьев горного народа, хотя вот сейчас, когда поближе подошел, вижу, что глаза похожего цвета. Но у знати нашей они синие и светятся, а у простых вояк да крестьян, как сам я, коричневые, цвета матушки земли. А у незнакомца хоть и яркие, но голубые, будто прозрачные.

— Остановись. — Я преградил ему путь. — Кто таков? Что тут делаешь?

— Отойди. — Спокойно раздалось в ответ.

И мое тело тут же, будто само, послушно шагнуло в сторону. Как так? Что за чудеса?!

Незнакомец тем временем подошел к Оси, вгляделся в нее с любопытством.

— Так вот ты какая, — прошептал он, протянув руку к столбу энергии, бьющему в небеса. И тут, Богиня-мать, тот изогнулся и отклонился в сторону, отодвинулся, словно неприятно ему было то касание!

Мы с айкой замерли, разинув рты. А мужчина весь в лице изменился, перекосило его, будто кондратий тяпнул, глаза черным полыхнули!

— Вот, значит, как?! — прошипел он. — Архангелом брезгуешь?!

— Отойдите от Оси и немедленно уйдите! — спохватился я. Но мужчина и не думал реагировать.

— Эй, дядя, ты не слышал? — вмешался рекрут. — Тебе сказано! Проваливай!

— Ты кто? — незнакомец внимательно на него посмотрел. В голубых глазах все еще плавали лужицы тьмы.

— Тебе зачем? — парень отступил на шаг.

— Имя. — Тихо проронил мужчина, да таким тоном, что мы оба, клянусь Богиней, вздрогнули.

— Малько меня зовут. — Рекрут вздернул нос. — И что?

— Малько. — Повторил тот. — Запомню. — Он начал спускаться с холма и вскоре стал едва различимым в золотой дымке Оси.

— А чего стоим-то? — я хлопнул себя по ляжкам. — Задержать же надобно нарушителя! Бежим!

Мы весь холм обошли несколько раз, но незнакомца и след простыл. Эх, надо же так опростоволоситься-то! Ведь доложить придется! А как? Кто поверит, что батька Гур замер, как ягненок перед мясником, беспрепятственно пропустил не пойми кого к Оси, а потом спокойненько отпустил? Позор-то какой!

— Как сквозь землю провалился! — Малько развел руками, оглядываясь. — Кто хоть это был?

— Да кто ж его знает! — я поскреб бороду.

Болтали тут давеча о каких-то Падших, что ночью с неба сыпались. Ко многим, мол, они в дома постучались, и все впустили чужаков, словно братьев родных да сватьев. Помогли им, израненным, спать на лучшие перины уложили, а как те уходить собрались, одежу им самую дорогую отдали. И все безропотно, словно в тумане. Думал, бабьи сказки, а смотри ж ты, с таким Падшим, похоже, и сам столкнулся сегодня.

Риэра

Спина уже ныла, шея не ворочалась, пальцы болели, но очередь на перевязку, казалось, становилась только длиннее. Ну, да лучше уж здесь, в госпитале, горб гнуть, как говорит Цета, чем дома вздрагивать от каждого шума, опасаясь новых убийц, подосланных Императрицей Шаиной.

Я усадила на скамью за ширмой старушку в неряшливой, давно не стираной одежде, и начала снимать повязку с плеча и руки. Больная, словно только того и ожидая, с чмоканьем открыла рот, набрала побольше воздуха во впалую грудь и принялась рассказывать:

— Прибегает, значит, вчерась младшенькая моя домой, в ноги мне падает, жалобится — муж побил! — Старуха вздохнула. — Старшеньких тоже супружники поколачивают, но за эту сердце болит — такая красотка вышла она у меня, ладненькая, все при ней, пригожая, вот прямо как ты!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Спасибо.

— Платье с плеча приспустила, синяк кажет. Ну, черный, да, но размером-то всего ничего — с ладонь. Меня мой колотил, так по молодости вся черная к кахарам приползала, едва душенька в теле держалась!

— И терпели такое? — спросила я, покрывая ее ужасный ожог мазью.

— Дак доля наша такая бабская! Спрашиваю дочу, чем не угодила мужу-то, чем прогневала? Тем, что не брюхатая, отвечает. Уж давненько живем, у соседей второй на подходе, супружнику в поле помощник надобен, да и лучше не один. Така, значится, бяда! Я ее и учу: беги до дому, успеешь еще возвертаться, пока он с пашни не пришел, тогда и не узнает, что ты драпака до мамки давала. А как явится, сразу под него ложись! Не было в нашем роду пустых девок. Я вот пустопузая-то и не ходила вовсе. Как носить на себе женское начала, так сразу мы с моим первого ребетенка и сладили. — Она захихикала. — Еще и к Офель не ходили, а уж понесла. А потом один за другим выскакивали!

Старуха помолчала, припоминая, видимо, дни молодости.

— Закончила. — Я закрепила кусочек полотна. — Можете идти.

— Спасибо, родненькая! — Она выложила на стол гостинцы. — Вот, маслица принесла, вкусненное!

— Спасибо, — отказываться бесполезно, научена уже. Каждый день тащу домой полную корзину — кто яйки принесет, кто пироги да варенья, колбасы разные, а бывает, и целую поросячью ногу притащит.

— Убьет муж ее когда-нибудь, — проронила Цета, глядя вслед старушке. — Столько переломов вылечила, да вывихов вправила, не сосчитать. Теперь вот ожоги пошли.

По спине пробежал озноб. Кто знает, может, и моя жизнь превратилась бы в такой ужас, если бы стала женой Деметрия. Как вспомню его зверства, ком тошноты подкатывает к горлу. Я избежала этой участи, но какой дорогой ценой! Хотя получается, как говорила няня, угодила из огня да в полымя. Теперь ходи и жди, когда из-за угла убийца набросится.

— Устала? — Цета поняла мои тяжелые вздохи по-своему. — Давай отпущу тебя, ты какой уж день без продыху работаешь.

— Ничего, мне в радость. — Я поднялась и потянулась, разминая тело. — Если ты не против, пойду еще полотна для перевязок нарежу, как раз и отдохну.

— Конечно, сама справлюсь, иди.

В закутке, где хранились материалы, инструменты и всяческие средства, пахло госпиталем, но меня этот запах успокаивал. Заняв руки работой — сиди да режь ткань на ровные полосы, ничего сложного, я вновь нырнула в свои мысли — о том, что нам с малышом Саром нужна безопасность, но долго «плавать» в размышлениях мне не дали. Вздрогнув всем телом, я выронила ножницы и вскочила. В комнате кто-то был!

Алатара

В тот день, когда они оба шли ко мне после схватки в небесах, я должна была сделать выбор — Алатар или Асатар — но не сделала. Вместо этого развернулась и ушла в дом. Поднялась наверх и приказала перенести мои вещи в другую спальню. Супруг вошел в комнату как раз в тот момент, когда слуги уносили сундук с моими нарядами.

— Что это значит? — осведомился он.

— Конец нашего брака. — Ответила я.

— Что ты несешь? Все из-за того, что ударил тебя по лицу? Это вышло случайно. Не раздувай скандал на пустом месте.

— А твоя девка, что живет при храме, весомый повод поскандалить? — Мне было приятно говорить это, как ни странно. Любви к нему не чувствовала, и следа от нее не осталось, но за боль, которую он причинил, хотелось отомстить. — Не отрицай. Да это и неважно уже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что же важно, по-твоему? — Алатар отвел взгляд и сел на кровать, прижимая к телу перебитую руку.

— То, что я ношу яйцо. — Внутри все задрожало, предвкушая.

— Алатара! — супруг потрясенно ахнул. — Потрясающая новость! — по его лицу расплылась самодовольная улыбка.

— Но отец — Асатар. — Какое удовольствие наблюдать, как гаснет счастье в глазах! Как они наполняются страданием. Ты заслужил его!