Лубянская ласточка - Борис Громов

– Не понял, – встрепенулся генерал.

– Звали этого американца – он вообще-то из китайцев – Пей, – пояснил Жак.

Пирамида никому не понравилась: «Видно, не то пил китаец», – решил Картузов. Однако их утешили впечатления от Лувра и созерцание панорамы Парижа с Эйфелевой башни. Там и пообедали.

– А теперь поехали смотреть д'Артаньяна, – потребовал утомленный искусством Червяков.

И они отправились на площадь генерала Катру которую спокойно можно было бы назвать площадью Дюма, причем семейной, потому что памятника два – и отцу, и сыну. Александр Дюма-отец восседал в кресле, а д'Артаньян, как и положено мушкетеру, охранял своего создателя, расположившись на задней стороне пьедестала. Писатель – при пере, мушкетер – при шпаге. Спереди расположилась группа разномастых читателей. С книгой Дюма, разумеется. Интересно, с какой?

– Моя старшая сестра утверждает, что это «Большой кулинарный словарь», – непостижимым для француза образом вдруг разоткровенничался с иностранцами Летисье. – Говорят, это самая главная книга Дюма, он писал ее всю жизнь… Кстати, кулинары увековечили легендарного мушкетера по-своему: существует рецепт «супа д'Артаньян». Варят его из телятины, курицы и ветчины, с клецками из куропатки, сваренных на смеси воды и сотерна. Засыпают саго и заправляют красным перцем. По-моему, это съедобно.

– Вполне, – заверили его авиаторы. Но дальше теории дело не пошло, хотя рецепт произвел впечатление. Зато Картузов был удивлен, узнав, что на гонорары от книжиц Дюма соорудил себе замок «Монте-Кристо» в Сен-Жермен-ан-Лэ, в получасе езды от столицы. Пусть небольшой, но замок!

– А вы говорите – легкая литература, – произнес с завистью генерал.

– Он все промотал, – утешил его зам. генерального. Следующий день провели в Версале, накупив путеводителей и открыток.

– Так это же Архангельское! – воскликнул Картузов. В общем-то генерал был недалек от истины. Архитекторы, планировавшие и строившие усадьбу и дворец, брали за образец именно Версаль. Французское всегда было в моде у русских.

К «Максиму» сначала не попали – там запись за неделю. Пришлось Летисье бросить на штурм «Максима» связи военной контрразведки…

– Послушайте, мсье Жак, – обратился Червяков к Летисье накануне отбытия в Москву. – Не могли бы вы показать мне, где Ла-Вильетт. Если кому-то неинтересно, – он посмотрел на товарищей, – то оставьте меня там, а потом подберете.

– А что это такое? – хором произнесли генерал и коммерческий директор.

– Ну что-то вроде научного городка, там колоссальный технический музей. Я слышал, что в Ла-Вильетт постоянно показывают документальные фильмы. По всем отраслям науки.

В итоге ознакомиться с Ла-Вильетт захотели все. И не пожалели. Грандиозная Геода – полусфера проекционного зала привела делегатов в безумный восторг. «Вот у кого пусть учится этот китаец!» – Картузов, похваливший французского архитектора, окончательно расправился с Минг Пеем.

С неподдельной радостью Летисье услышал, что москвичи, насмотревшись вдоволь на чудеса и действительность, наконец, объявили – они желают «покупать подарки для домашних и друзей».

Каждый из них мог позволить себе не скупиться – франков было предостаточно. Однако, памятуя ситуацию в родном отечестве вообще и в родном НПО в частности, москвичи проявили завидную сдержанность. Духи и мелочи женам: Червяков, правда, еще в Лувре разорился на роскошный альбом. «Марине для работы понадобится», – оправдывался Василий Викторович, хотя никто не собирался его осуждать за дорогую вещь. Картузов продолжал всех удивлять, бормоча: «Не знаю, понравится ли это Любочке!» Всем было известно, что его жену звали Валентина.

Провожать москвичей в аэропорт Шарля де Голля явился Аркадий. Тепло пожимая руку каждому, многозначительно и проникновенно прощался:

– До скорой встречи, господа!

Ошарашенный заместитель генерального, которому Кобзарь торжественно вручил дорогое издание «Королевы Марго» и маленькую копию памятника Дюма-отцу («На память о Париже!»), пробормотал, что встреча непременно состоится. Генерал и Гульденберг машинально посмотрели на Аркадия, но подарков более не последовало.

– Ты чего? – допытывался генерал уже в самолете – Французским балуешься?

– Ни черта не понимаю, – оправдывался несчастный Червяков. Но ему никто не верил. А Гульденберг уже пересчитал на рубли, во сколько оценят издание московские букинисты.

Через неделю после отъезда авиаторов Аркадий, трое французских экспертов и переводчик мсье Бике вылетели в Москву. Мсье Бике, высокий красивый мужчина лет тридцати пяти, был представлен французской делегации перед вылетом: «Знакомьтесь, господа, мсье Этьен Бике, ваш переводчик. Господин Бике не только великолепно владеет русским, но и прилично разбирается в самолетостроении». Первое впечатление Аркадия относительно истинной профессии «переводчика» окончательно подтвердилось во время полета. Тем более что опыт и интуиция Кобзаря позволяли «вычислить за версту» – по его же собственному признанию – сотрудника спецслужб любой страны мира. «Забавно, до чего они все одинаковые, – не переставал удивляться Аркадий. – Можно подумать – их учат в одном месте, а потом распределяют по разным странам».

Мсье Бике оказался собеседником приятным и остроумным, но глаза его, даже когда Кобзарь веселил соседа анекдотом, глаза оставались в напряжении. «Интересно, а когда он с бабой спит, отключается или нет? – задался вопросом Аркадий, глядя на „загруженного в рабочем режиме“ переводчика. – Спрошу как-нибудь…» Скуки ради он продолжал наблюдать за «переводчиком». Кобзарь вообще с легкостью «читал» кого угодно – актеров и уголовников, политиков и бизнесменов, мужчин и женщин; именно это давало ему возможность эффективно манипулировать людьми. Природа одарила его редким даром в любой ситуации мгновенно «схватывать» максимум деталей и штрихов, ничего не упуская, четко раскладывать их по полочкам в зависимости от степени важности и сразу же вырабатывать руководство кдействию. И все-таки то, что он «расколол» очередного агента 007, Аркадия забавляло и в то же время удивляло: «Интересно, что они сами думают о своей профессиональной подготовке? Если подкрасться к такому сзади и скомандовать внезапно над ухом: „Смирно!“ – он тотчас же по привычке вытянется во фрунт»?

Однако нужно отдать должное французскому «переводчику» – русским языком мсье Бике владел прекрасно. А когда группа приступила к работе, Кобзарь не мог не оценить предусмотрительность ДПСД. Бике свободно ориентировался в технической, коммерческой и юридической проблематике и значительно облегчал работу экспертов. Однако, помимо всего прочего, мсье Бике следил за тем, как делегаты распоряжаются своим свободным временем, ограждая французов от нежелательных – с его точки зрения – контактов. Те его тихо ненавидели, но им приходилось с этим мириться, – без его помощи им пришлось бы туго, да и личные дела на граждан ведутся в любом государстве исправно.

Некоторое время Аркадию пришлось искусственно затягивать заседания рабочей группы, чтобы соблюсти разработанный график операции. Наконец, настало время действовать – решительно и напористо. Аркадий, затосковавший было в «Метрополе», поздравил себя с окончанием волынки и позвонил Михаилу Гульденбергу.

– Привет Миша! Это Аркадий. – В Париже они достигли того уровня взаимоотношений, когда наедине обращались друг к другу запросто по имени. – Нужно встретиться. Есть одна отличная идея. – Гульденберг к этому времени твердо усвоил, что если у друга Аркадия есть идея, то она непременно должна принести финансовые выгоды. Поэтому любое предложение, исходящее от Кобзаря в этом ключе, коммерческий директор встречал с энтузиазмом.

– Замечательно, Аркаша! Встретимся сегодня после работы. Подъезжай к семи к Дому кино. Место тебе знакомое. Там и поужинаем, – добавил он.

– Прекрасно, ужин, разумеется, за мой счет! – с пониманием откликнулся Аркадий.

Аркадий, поджидавший Гульденберга в холле Дома кино, удовлетворенно отметил: ребята быстро схватывают правила игры. На встречу Михаил явился в костюме от «Бербери». Сорочка с модным воротничком была не «парижская» (уж Аркадий, как никто другой, знал – до зажима для галстука, – чего и сколько было куплено в магазинах столицы моды для московских гостей). Элегантную и весьма недешевую сорочку Михаил приобрел в одном из итальянских бутиков на Тверской. Таким же качеством отличался неброский и со вкусом подобранный галстук. Коммерческий даже решился пожертвовать частью непокорной гривы, больше приличествующей дельцу шоу-бизнеса, чем представителю ВПК. И всегда взлохмаченная шапка непокорных кудрей приобрела вид элегантной мужской прически. Над головой коммерческого директора потрудился отменный стилист.

«Правильной дорогой идешь, товарищ!» – мысленно похвалил Кобзарь Михаила Яковлевича.