Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин

Сюжетно этот фильм пересекался с «Интервенцией». В основе сценария обеих картин лежат реальные события из истории револю­ционного прошлого страны, действие происходит в Одессе, Высоц­кий вновь подпольщик, то и дело меняющий свои маски. Режиссер попытался перенести замысел, предложенный Г.Полокой для «Ин­тервенции», в свою картину. Но если Полока использовал для худо­жественного решения «Интервенции» совершенно новые формы, то Г.Хилькевич предложил зрителю традиционный вариант мюзикла. Высоцкий здесь появился в том же костюме, который был в преды­дущем фильме. Казалось, роль как нельзя лучше отвечает возмож­ностям артиста. Он мог удовлетворить снедающую его жажду игры. Мало того, что его персонаж вел двойную жизнь, он еще был артистом-эстрадником, что давало повод к дополнительному лицедей­ству. В сценах с Коваленко требовалось играть героическую реши­мость, мужество, риск — это тоже составляло «сферу» Высоцкого. Было и переплетение личности самого актера с образом героя филь­ма. «Мне кажется, — говорит Высоцкий от имени Николая Кова­ленко, — будто я все бегу-бегу и когда-нибудь обязательно не успею». Наконец, по роли следовало много петь, ну а что касается песен, то после «Вертикали» их жаждали слушать тысячи и тысячи зрителей. Надо думать, что на песни Высоцкого и возлагали свои главные на­дежды и создатели картины, и студия. Таким образом, под соусом историко-революционной романтики удалось до некоторой степе­ни легализовать творчество Высоцкого, которое в ту пору находи­лось за рамками официальной советской культуры.

Но, если в «Вертикали» песни поддерживали конструкцию лен­ты, в «Опасных гастролях» вышло все наоборот. Эпизоды увесели­тельного заведения выглядели не столько стилизацией, сколько под­ражанием дурному развлечению и вкусу.

Фильм вышел на экраны 5 января 1970 года и пользовался в прокате успехом — по итогам 70-го года он занял 9-е место (43,6 млн. зрителей). Но о нем очень плохо отзывалась пресса. Можно не принимать во внимание мнение критиков о том, что «и музыкой, и Высоцким опошлили святую тему революции», но фильм оказался просто слабым в художественном и эстетическом плане. Оценивая свою работу в этом фильме, Высоцкий был согласен с критически­ми замечаниями в прессе: «Фильм «Опасные гастроли» вызвал много критики и похвал. Много в этой критике справедливого. Вероятно, многовато мы показали всяких танцев и так далее, а многое — нет. Это первая картина в таком жанре, о ней нельзя говорить так, как, скажем, о какой-то эпопее, о революции. Это развлекательное кино на материале 1907 года. Я все равно отношусь тепло к этой карти­не. Вижу сам много недостатков, но очень интересно».

Для фильма Высоцкий написал несколько песен: «Куплеты Бен­гальского» («Дамы, господа! Других не вижу здесь...»), «Цыганскую песню» («Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет...»), ро­манс и даже шансоньетку. Высоцкий сожалел о том, что в фильм не вошла песня «Я не люблю»: «Я тоже писал ее для «Опасных гастро­лей», но мы так и не нашли места, где вставить...» Музыкальную обработку песен Высоцкого делал композитор А.Билаш.

После «Опасных гастролей» Высоцкий сделал для себя вывод — отныне он разделил два дела: либо играл, либо сочинял для фильма песни и пел их за кадром. На экране его поздние персонажи пели в исключительных случаях, и всегда эти случаи были им основатель­но мотивированы.

22 января таганцев пригласили ученые Дубны. После концерта для всех — домашний концерт у академика Г.Флерова. Высоцкий с Золотухиным спели на два голоса «Баньку». Присутствующая при том Людмила Целиковская не оценила чрезмерные старания Золо­тухина: «Володя, ты один лучше бы пел «Баньку», а это получается пьяный ор, подголосок должен быть еле слышен...»

В феврале Высоцкий дважды лежит в больнице: сначала в алко­гольном отделении Института судебной психиатрии им. В.П.Серб­ского, потом — в Люблино. Он так и не понимал, что серьезно бо­лен и в больницу его уложили обманным путем: «Опять мне все на­портили:, обманули, сказали, что едем к друзьям, а увезли в больницу и закрыли железные ворота. Я устроил там истерику, драку... зачем это нужно было... я уже сам завязывал, три дня попил и все, у меня бюллетень, я его закрою сегодня и буду работать завтра».

Левон Бадалян: «В институт Сербского мы с Веней Смеховым его клали. Потому что и Нина Максимовна, и все говорили, что надо Володю положить туда, где у него не будет возможности пить, а в больницах перед его обаянием персонал не мог устоять. И при­носили ему, сколько хотел — ив Люблино, и везде. Надо было его попугать. А это институт судебной психиатрии, там очень строго. Я позвонил главврачу Морозову, договорился с заведующим нарко­логией Качаевым, и Веня с товарищами его отвезли. Володя потом считал, что его предали».

С начала декабря прошлого года он не играл в театре и, почув­ствовав себя немного окрепшим после лечения, 20 февраля при­шел к Любимову:

—  Юрий Петрович, я могу играть.

—   Но вы болели...

—  Да, у меня есть бюллетень.

—  Давайте на общих основаниях: закройте бюллетень, посмот­рите репертуар и придете по вызову играть.

Он возвращается к работе, участвует в спектаклях и репети­циях.

1 марта состоялась первая репетиция спектакля «Час пик» по повести польского драматурга Е.Ставинского. Автором инсцениров­ки и исполнителем главной роли был В.Смехов. Высоцкий был на­значен на роль узколобого завистника, чиновника Обуховского. Од­новременно, вместе с А.Буровым, Любимов назначил его ассистен­том постановщика. Ставил спектакль сам Любимов.

Вспоминает В.Смехов: «Первая репетиция в малом зале, Высоц­кий показывает, рассказывает, анализирует тему зависти и комплек­са неполноценности. Очень горяч, подвижен, для первой встречи даже чересчур. Мы следим с интересом, но без восторга: такой на­пор требует адекватной затраты в ответ. А Володя, кажется, более нас готов к разговору, и к разбору текста, и — что совершенно оче­видно — даже к премьере спектакля. Репетиция закончилась. Назав­тра Володя улетел на съемки и в следующий раз появился на «Часе пик» в день премьеры...»

И еще много раз он будет пытаться внести что-то свое в теат­ральные постановки, фильмы... Часто его горячность, компетент­ность, аналитический ум сталкивались с ревностью режиссера к своему детищу или равнодушием — «Он еще будет нас учить?». Попытки проявить себя в режиссуре будут продолжаться до кон­ца жизни.