Любить – значит страдать - Ребекка Донован
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе что-нибудь нужно? – спросила возникшая за его спиной Вивьен.
– Пакетики со льдом, – ответил Эван.
– Может, все же стоит отвезти ее в больницу? – неуверенно произнесла Вивьен.
– Не знаю. С тех пор как Эмма здесь, она и двух слов не сказала.
– Эмма? – ласково позвала меня Вивьен, и я сразу открыла глаза, ведь она еще никогда меня так не называла. – Эмма, дорогая, что с тобой произошло?
Я поймала на себе взгляд ее проницательных голубых глаз.
– Он пытался отнять это, – едва слышно произнесла я дрожащим голосом.
– Отнять что? – не поняла она.
Эван осторожно меня отпустил, я вытянула руку, разжала пальцы и показала кулон. Увидев запекшуюся на ладони кровь, Вивьен слабо охнула. Похоже, я так крепко сжимала бриллиант, что чуть ли не до мяса содрала кожу. Не обращая внимания на боль, я снова сжала руку в кулак.
– Кто это был? – уже более настойчиво спросила Вивьен.
– Не знаю. Когда я приехала домой, он шарил у меня в комнате.
– Я звоню в полицию, – заявила она.
– Нет! – повернувшись к Вивьен, умоляюще произнесла я и сразу же согнулась пополам от резкой боли в боку.
– Эмма! – подхватил меня Эван. – Куда еще он тебя бил?
Я пыталась отдышаться, по лицу ручьем текли слезы.
– Эмма, мы должны посмотреть, что там у тебя. Хорошо?
Я медленно села и задрала футболку. Бок, куда двинул ногой тот тип, был фиолетово-багровым. Эван вздрогнул и схватил меня за руку. И чтобы не видеть его болезненной реакции, я поспешно отвернулась.
– Не хочу в больницу, – жалобно сказала я.
– Тогда я позвоню Мишель. Мы поедем в ее офис и там встретимся с полицией, – заявила Вивьен, и я поняла, что спорить бесполезно. Она ласково погладила меня по лицу. – Эмма, позволь нам позаботиться о тебе.
Когда я вышла из душа, то не сразу рискнула посмотреть на себя в запотевшее зеркало. Подбородок с правой стороны был темно-красного цвета. Нижняя губа вздулась и выглядела так, словно во рту марлевый тампон, хотя я выбросила его, как только прекратилось кровотечение. А там, где я прикусила губу зубами, образовалась глубокая ранка.
Я старательно втерла в поврежденные места очищающий гель, приятно холодивший кожу. И с интересом повертела в руках тюбик гомеопатического средства, которое, если верить доктору Вассар, способствовало исчезновению кровоподтеков. Ведь о том, чтобы в таком виде появиться в школе или вообще на людях, не могло быть и речи.
Когда я подняла руки, чтобы натянуть футболку Эвана, то сразу задохнулась от нестерпимой боли. От четырех до шести недель. Именно столько времени понадобится, чтобы зажили два сломанных ребра. Оставалось только надеяться, что боль постепенно притупится, ведь сейчас каждый вдох давался с огромным трудом. Я чувствовала себя совершенно разбитой, что было недалеко от действительности.
С трудом одевшись, я прошла в гостевую спальню, где, к своему удивлению, застала Эвана. Погруженный в глубокую задумчивость, он нервно мерил шагами комнату. Весь день он держался молодцом: успокаивал меня, внимательно слушал рекомендации доктора Вассар во время осмотра, помогал отвечать на вопросы полицейских. Да, он постоянно был рядом – такой сильный и такой надежный. Правда, за все время он практически не произнес ни слова.
Но, похоже, Эван сломался. Он нервно теребил пальцы и тяжело дышал. Потом поднял голову, резко остановился, посмотрел на меня остекленевшим взглядом и зажмурился, чтобы вернуть самообладание, но у него только еще сильнее напряглась шея и выступили желваки на скулах.
– Эван? – прошептала я, не решаясь подойти к нему.
Он сразу открыл глаза. В них было столько душевной муки, что словами не передать. Между бровей залегла тонкая морщинка. Какое-то время мы стояли молча. Его страдания буквально разрывали сердце.
– Я поклялся, что никто и никогда не посмеет тебя больше обидеть. – Голос его звучал на удивление спокойно.
– Что?! – недоуменно покачала я головой.
Эван стоял неподвижно, он был в таком напряжении, будто каждое слово причиняло ему физическую боль.
– Той ночью, когда ты лежала изувеченная и едва живая, я дал клятву. Я поклялся всегда любить тебя и больше никогда и никому не давать в обиду.
Я хотела ответить и не смогла: что-то сжимало горло. Подошла к кровати, осторожно присела на край и уставилась невидящими глазами себе под ноги. И, разлепив дрожащие губы, сказала первое, что пришло в голову:
– Что же я с тобой сделала?!
Эван опустился передо мной на колени. Я вдруг почувствовала, что из меня будто выпустили весь воздух.
– Значит, ты был там? – В свое время я решительно отказывалась говорить о том, что произошло со мной в доме Кэрол. А он так и не сказал мне.
Эван тяжело сглотнул и медленно кивнул:
– Я знал, что ты не согласишься со мной уехать, поэтому решил остаться. Караулил в машине. Но все-таки заснул, а когда проснулся, она была уже там.
– Боже мой! – До меня не сразу дошел смысл сказанного. – Нет!
– Джордж пытался ее от тебя оторвать – и не смог. Я оттолкнул его, отшвырнул ее в сторону, но… – Эван замолчал и закрыл глаза. Его грудь тяжело вздымалась. Я хотела его остановить, так как не желала ничего слышать. Он не должен был попасть туда, в мой кошмар. Однако у меня не хватило духу попросить его замолчать. Я смотрела, как шевелятся его губы. – Это ужасно, что она с тобой сделала! Ты была прикована наручниками к кровати, рот заклеен липкой лентой. Ты плакала, слезы текли у тебя по лицу. И ты… не дышала.
– Эван! – Я погладила его по щеке и с трудом выдавила: – Ты не должен был это видеть.
– Эмма, я должен был тебя защитить. И не справился. – Эван отчаянно пытался найти нужные слова.
У меня по щеке скатилась слеза. Выходит, случившееся прошлым летом до сих пор занозой сидело у него в сердце.
– Ты была смертельно бледной и вообще не шевелилась, – продолжил Эван. Наши глаза встретились, и он прошептал: – Я дышал за тебя.
– Ты? – Его признание буквально повергло меня в шок.
– Да, я дышал за тебя и с каждым вдохом умолял тебя дышать. Снова и снова. А потом… потом ты действительно начала дышать. – Он сморгнул непрошеную слезу. – Я обещал…
– Эван, – перебила я его. – Ты ни в чем не виноват.
Невозможно даже представить, что пришлось ему пережить в ту страшную ночь. Пришлось увидеть. Пришлось совершить. А потом целый год хранить в душе эту тайну.