Том 3. Письма и дневники - Иван Васильевич Киреевский

в скором времени с Н. Ф. Бахметьевым[963]. Всего замечательнее издание многих документов по русской истории, на поприще которой, кроме Археографической комиссии, подвизаются особенно К. Оболенский[964] и Муханов[965]. Археографическая комиссия напечатала собрание юридических актов — очень важное, Муханов готовится издать новую часть своего сборника; Оболенский издал также сборник, почерпнутый им из Московского архива, и очень любопытный. Для продолжения своего сборника он просит у меня толстовские письма[966] Петра Великого, но я не могу на это согласиться без вашего разрешения, потому что они назначались в будущий симбирский сборник. Впрочем, так как симбирский сборник еще за горами и ко времени своего появления еще успеет обогатиться многими новыми приобретениями, то я был бы не против этого, потому что Оболенский самый аккуратный изо всех существующих у нас издателей русских памятников. Как ты об этом посудишь? Что скажет Петр Михайлович[967]? Честь и слава Петру Михайловичу за обретение рукописи об Петре! А с моей стороны благодарственное челобитье до земли! Собираюсь писать к нему особенно, а между тем передаю три усердные поклоны ему и Ивану Петровичу, к которому также обещаюсь писать.

У нас, слава Богу, все довольно хорошо. В следующий раз буду писать больше, а теперь покуда пора кончить. Крепко обнимаю тебя! Восстановляйся и крепни скорее, а пуще всего гони от себя прочь тоску. Бог даст, все будет по желанию.

Твой Петр К.

65. М. В. Киреевской

10 декабря 1839 года

Киреевская Слободка

<…> У меня тут по части удовлетворенных и забавных обстоятельств есть несколько книжек: Шекспир, Шиллер, несколько книжек об русской старине и поляк Красинский[968] (которую библиотеку ты, впрочем, сама уже имела честь здесь видеть). Но изо всего этого покуда ничего не трогаю. Читал только несколько Красинского, который, кроме своего ума, вместе с тем интересен и как способ навостряться в польском языке. Это епископ, бывший другом Фридриха II[969] и писавший между прочим насмешками над монахами. Вообще человек отменно умный, но только по тогдашней моде. Епископом он был столько же, сколько Кондильяк[970] игумном.

Особенно усладительно мне здесь присутствие гитары, которую я иногда щиплю и которая утешает меня старыми песнями. Я разобрал еще одну новую — «Не одна в поле дороженька», прекрасные вариации Высоцкого[971], однако еще не твердо знаю и авось либо успею вытвердить. Как только удастся справиться с самыми необходимыми делами, явлюсь за тобою. Крепко тебя обнимаю, пожалуйста, будь здорова и напиши подробно с этим посланным. Прощай, мой душевный друг, поклон бабушке[972], Ивану Филипповичу[973], которые ко мне так добры и ласковы, что я не знаю, как мне благодарить их; кузинам[974] тоже мой поклон в пояс.

66. Родным

14 декабря 1839 года

Киреевская Слободка

<…> Дела и подвиги мои здесь так затягиваются, что на меня нашел страх, чтобы вы не стали обо мне беспокоиться; говорю обо мне, потому что от Маши[975] из Бунина вы, верно, имеете частые вести, и я оттого не писал до сих пор, что все надеялся, что скоро поедем. Кажется, однако же, что определительно и теперь нельзя назначить, когда мы наконец пустимся в обратный путь к своему месту, потому что мне предстоит еще множество хлопот, и самых скучных. Разумеется, я буду стараться справиться с ними как можно скорее, а все-таки ж нельзя знать, когда удастся. Во всяком случае не беспокойтесь и не думайте, что бы нас задерживало что-нибудь особенное, хотя бы даже не удалось явиться к вам прежде кануна Нового года. Должно ставить двух рекрут, продавать в новокупленной деревне лес на здешние надобности, съездить к окружным начальникам казенных крестьян, чтобы сколько-нибудь помочь делу с однодворцами, которые заняли хотя только небольшую часть моего усадебного места, однако же настолько, что мне уже двора больше поселить нельзя, как мне бы необходимо было. А кроме того заселили они это место, как дело оказывается, не нынешним летом, а уж тому назад лет 10 и ссылаются на давность. Одно, чем надеюсь сколько-нибудь помочь, это отмежеваньем пахотной земли к одному месту. Вообразите, что всех этих дел и еще многого множества я до сих пор еще не успел уладить. Тем-то и худо заезжать в деревню, что делами так и обвалят. Особенно скучно зимою, потому что и носа показать на воздух не хочется, а в комнате тем скучнее, что покуда еще негде дать ногам простору: сидишь, как в клетке. В этот приезд постараюсь закупить хоть сколько-нибудь лесу для домика: тогда все-таки будет раздольнее, когда случится зажиться здесь недели три или месяц, и вам[976], и Киреевским[977] будет куда ко мне приехать.

Вот вам покуда главные черты моего здесь житья-бытья. О прочем, впрочем, уже давно прошедшем, т. е. как мы были у Хомяковых и как в Бунине, Маша, верно, писала к вам подробнее.

67. А. П. Елагиной

12 мая 1840 года

Киреевская Слободка

<…> Надеюсь, милая маменька, что на вас не нашло беспокойство оттого, что письма от меня пришли не так скоро, как мы предполагали, и что вам в Люблино сообщили известия обо мне от Ивана, который писал на другой день после моего приезда в Долбино, когда я был в Петрищеве. Мое путешествие продолжалось долее, нежели я предполагал, и до сих пор мне почти не было возможности писать к вам. Я ехал долее, нежели предполагал, потому, что в Калуге провел целый день от пришедшей мне в голову глупости: я вспомнил, что там можно достать за дешевую цену пистолетную цель с выскакивающим флагом, и вздумалось купить мне эту игрушку для деревни, а так как в ней нужно было кой-что поправить, а мастер поправлял не так скоро, как обещал, то я протянулся за этим весь день. В Козельске заезжал к Воейкову[978], но не застал его дома: мне сказали, что он уехал в Белев; таким образом и должен я был отправить на почту Таньку[979] через станционного смотрителя, теперь она уж, верно, дошла до места своего назначения; письмо я послал ваше. В Долбино я приехал в воскресенье (5-е) часов в 5 после обеда, и меня встретили там с известием, что Иван[980] только часа два тому назад уехал в Петрищево. На другой день рано поутру (т. е.