Город чудес - Эдуардо Мендоса

Когда маркиз увидел Онофре Боувилу на территории будущей выставки, у него непроизвольно скривилось лицо: дружба, существовавшая между ним и Онофре в былые времена, переросла в ярко выраженную неприязнь со стороны первого и недоверие со стороны второго. Но внешне оба старались держать себя в рамках приличия.

– Малыш! Как ты хорошо выглядишь! – воскликнул маркиз, обнимая Онофре. – Я слышал краем уха, что к тебе прицепилась какая-то лихоманка, поэтому рад видеть тебя в добром здравии и, как всегда, молодым.

– Ты тоже держишься молодцом, – сказал Онофре Боувила.

– Ладно, ладно… – примирительно проговорил маркиз.

Взявшись под руку, они мирно зашагали по стройке, старательно обходя траншеи и горы мусора и осторожно ступая по перекинутым через котлованы доскам, прогибавшимся под тяжестью их тел. Маркиз посвящал своего собеседника в технические характеристики самых важных объектов: дворцов, павильонов, ресторанов, служебных помещений и так далее. Не скрывая гордости, он показал ему строившийся стадион. Это сооружение, включенное в объекты выставки позже остальных, имело площадь 46 225 квадратных метров и было предназначено для демонстрации спортивного оборудования и снарядов, объяснял маркиз. С тех пор как в Европе распространилась фашистская идеология, все правительства наперебой старались развивать спорт и оказывали всестороннюю поддержку проведению различных соревнований. Тем самым европейские страны желали всяческими способами доказать свою причастность к Римской империи и ставили всем в пример ее традиции, несмотря на их анахроничность. Отныне величие страны и ее народа символизировали спортивные победы. Спорт уже не был привилегией праздных бездельников из высшего общества или времяпрепровождением богатых нуворишей, а естественной формой развлечения горожан; посредством спорта политики и мыслители рассчитывали улучшить человеческую породу.

– Атлет – это идол нашего времени, зеркало, в которое смотрится юношество, – вещал маркиз.

Онофре Боувила выразил полное одобрение подобному взгляду на спорт.

– Я убежден в этом, – вкрадчиво сказал он.

Затем бывшие приятели посетили Греческий театр, Испанскую деревню[134] и чрезвычайно сложное сооружение, состоявшее из хитросплетения труб и кабелей, динамо-машин и форсунок, которые должны были снабжать питанием и приводить в движение огромную водную феерию с цветной подсветкой. Световой фонтан претендовал на роль самой знаменитой и зрелищной достопримечательности точно так же, как в свое время претендовал на эту роль Волшебный фонтан. Находясь на косогоре, он был виден из любой точки выставки и состоял из водоема 50 метров в диаметре емкостью 3200 кубических метров и нескольких фонтанов поменьше. Малые фонтаны представляли собой струи воды в 3000 литров каждая; они приводились в движение пятью насосами мощностью 1175 лошадиных сил, и на их освещение затрачивалось 1300 киловатт электроэнергии. Сооружение постоянно меняло форму и цвет. Большой фонтан вместе с малыми, выстроившимися по обе стороны центральной аллеи, расходовали каждые два часа столько же воды, сколько потребляла в день вся Барселона, объяснял маркиз.

– Где и когда можно было увидеть что-нибудь подобное? – самодовольно спросил он.

Онофре Боувила опять согласился с маркизом де Утом. Такое безоговорочное одобрение и такой интерес заронили в душу маркиза подозрения. «Зачем пожаловал сюда этот хитрый лис? Что он здесь вынюхивает?» – спрашивал он себя, но сколько бы он ни размышлял, он не мог разгадать эту загадку. Маркиз не знал, что двумя неделями раньше в одном из офисов организационного комитета появилась странная делегация. Она состояла из некоего кабальеро и дамы, одетых со скромной элегантностью, действовавших весьма осмотрительно и говоривших с иностранным акцентом. На вопрос чиновника, какую организацию они представляют, дама и кабальеро назвали одно крупное мануфактурное предприятие, что-то вроде международного консорциума, о котором служитель никогда раньше не слышал, но в легитимности которого не усомнился ни на мгновение, поскольку они тут же предъявили ему документы, хотя он их об этом не просил. В течение всего визита дама не поднимала с лица плотную вуаль, однако это не помешало ему с изумлением рассмотреть под ней густую бороду. Естественно, чиновник воздержался от каких-либо комментариев на этот счет. Со своей стороны, кабальеро почти не раскрыл рта и пристально наблюдал за каждым его движением со свирепым выражением лица. Чиновнику этот кабальеро запомнился как человек крепкого телосложения, свидетельствовавшего о его необычайной силе. Все эти странные детали не вызвали у него никаких опасений: с тех пор как он был назначен на этот пост, ему приходилось иметь дело со многими иностранцами, и он привык ко всяким чудным физиономиям и любому поведению, каким бы необычным оно ни казалось. Строго выполняя возложенные на него обязанности, он вежливо поинтересовался, чем может быть им полезен, и они ответили, что пришли похлопотать о разрешении на строительство собственного павильона на территории Всемирной выставки.

– В этом павильоне наше предприятие предполагает выставить свое оборудование и изделия мануфактуры, – сказала дама. – Также мы хотим установить деревянные панели с раздвижными дверями, на которых покажем посетителям схему организации нашего предприятия, – добавила она.

Чиновник ответил отказом:

– Иностранные предприятия могут участвовать в выставке только в рамках экспозиций своих стран. Если мы выдадим разрешение одному предприятию, – втолковывал он, – то вслед за этим нам придется выдать разрешение всем, кто его попросит; организация Всемирной выставки – дело чрезвычайной сложности и не допускает исключений или привилегий, – закончил он.

Дабы его красноречие не пропало даром, он указал на книгу, лежавшую на столе, – это был каталог участников выставки, насчитывавший 984 страницы. Кабальеро взял книгу в руки и без видимых усилий разорвал ее на части, меж тем как дама сопровождала его действия словами:

– Я уверена, в конце концов мы преодолеем эти трудности.

Одну руку она запустила себе в бороду и стала нервно вырывать из нее волоски, а другой открывала и закрывала принесенную с собой большую черную сумку. Увидев, что сумка доверху набита кредитными билетами, чиновник счел за благо промолчать. В результате никому не известное предприятие начало монтаж своего павильона на строительной площадке, выделенной по плану под Павильон миссий, который бесцеремонно отодвинули в сторону. По мере того как продвигалось строительство, павильон все больше напоминал шатер цирка. Теперь он стоял на площади Универсо, как раз около проспекта Риуса-и-Таулета. Место было прекрасное, потому что позволяло незаметно входить и выходить через задние двери с той стороны, где недавно вырубили лес (сегодня это улица Лерида), и соблюдать максимальную секретность. С этой же целью вокруг павильона день и ночь рыскали какие-то субъекты с мрачными физиономиями: их задача состояла в том, чтобы не подпускать к нему никого на пушечный выстрел, отпугивать своим диким видом любопытных и отбивать у инспекторов и контролеров всякое желание исполнять свой долг. Информация о незаконном строительстве каким-то образом обошла стороной маркиза де Ута – может, он и вправду ничего об этом не знал, а может, о чем-то догадывался, но не связывал это ни с именем Онофре Боувилы, ни с его визитом на стройку. Обо всем этом и размышлял Онофре, спрятавшись за стволом дерева. «Все непременно получится, и получится именно так, как я запланировал, – убеждал он себя. – Невозможно, чтобы из-за какого-нибудь сбоя все мои планы, которые я рассчитал до мелочей, пошли коту под хвост; для этого она слишком красива, а я слишком смышлен и могуществен. Боже мой! Сколько изящества в каждом движении! Сколько природного достоинства! Она рождена быть королевой. Да, да, все пойдет как по маслу, по-другому и быть не может». Так думал Онофре, а сам то и дело искоса посматривал на небо: несмотря на свой оптимизм, он все время ожидал, что вот-вот этот синий без единого пятнышка небосвод разверзнется и грозный глас небесного судьи отпустит несколько язвительных замечаний по поводу его безумных надежд.

И действительно, все, казалось, вело к тому, что дело кончится крахом. В январе 1929 года ущерб, причиненный Всемирной выставкой Барселоне, достиг 140 000 000 песет; барон де Вивер увидел у себя под ногами бездонную пропасть. «Ситуация толкает меня на отчаянный шаг!» – воскликнул он, облил свой кабинет керосином и собирался уже зажечь спичку, когда вдруг широко распахнулись двери и в кабинет ворвались святая Эулалия, святая Инес, святая Маргарита и святая Екатерина. На этот раз святые сбежали с романского иконостаса, который в настоящее время можно увидеть в епархиальном музее Сольсоны; все четверо умерли жестокой смертью и знали толк в этих вещах: они выхватили у страдальца спички и привели его в чувство. Святая Инес пришла в сопровождении агнца, а святая Маргарита заявилась с ручным драконом. Они выбили из головы алькальда абсурдные идеи: после самоубийства он вынашивал планы поднять народное восстание, не давая себе труда подумать над тем, что одно исключает другое.