Франкенштейн. Подлинная история знаменитого пари - Перси Биши Шелли

ли поверят. Едва он упомянул про гроб с короной, как кот, дремавший у огня, подскочил, крикнул: «Теперь, значит, я – король кошек!», – кинулся в каминную трубу и исчез.

Четверг, 29 августа. В девять утра мы покидаем Женеву. Швейцарцы ездят очень медленно; кроме того, нам предстоит подъем на Юру; поэтому сегодня мы проехали мало. Местность весьма красива. Мы видим немало великолепных ландшафтов. Проезжаем Ле-Рус264, которая в прошлый раз, весною, была занесена снегом. Ночуем в Моррезе.

Пятница, 30-е. Выезжаем из Морреза и к вечеру прибываем в Доль, испытав за день не одну перемену погоды.

Суббота, 31-е. Из Доля едем в Рувре, где останавливаемся на ночлег. Проезжаем Дижон; а после Дижона сворачиваем на другую дорогу – не ту, по которой мы ехали оба предыдущих раза. Местность хороша; своеобразны очертания гор, окружающих Валь-де-Сюзон. Невысокие, но крутые холмы, покрытые виноградниками или лесом, а внизу – река, луга и тополя.

Воскресенье, 1 сентября. Покидаем Рувре, проезжаем Оксерр, там обедаем; городок очень мил; в два часа прибываем в Вильнев-ле-Гиар.

Понедельник, 2-е. Из Вильнев-ле-Гиар приезжаем в Фонтенбло. Местность вокруг замка дикая. Почва каменистая; это, видимо, гранит, повсюду выступающий из-под слоя земли. Холмы низки, но круты. Долины, столь же дикие, поросли лесом. В этой глуши стоит замок. Некоторые его покои по своему великолепию не уступают всему, что я мог вообразить. Кровли украшены золотою резьбой, драпировки бархатные. Из Фонтенбло едем в Версаль по Руанской дороге. В Версаль приезжаем в девять.

Вторник, 3-е. Осмотрели дворец и сады Версаля, Большой и Малый Трианон. Они превосходят Фонтенбло. В садах много статуй, ваз, фонтанов и колоннад. Но нет почти ничего, что составляет подлинную прелесть сада. Оранжерея представляет собой до нелепости дорогое сооружение. Одно апельсиновое дерево, на вид не такое уж старое, было посажено в 1442 году. В Малом Трианоне мы осмотрели только сады и театр. Сады – в английском вкусе и очень красивы. Большой Трианон был открыт. Это летний дворец, легкая, но великолепная постройка. Картинной галерее мы могли посвятить лишь немного времени, меньше, чем она заслуживает. Там есть портрет мадам де Ла Вальер, раскаявшейся любовницы Людовика XIV. Она печальна, но замечательно красива и изображена перед распятием, с черепом в руке, бледная, глаза опущены.

Затем мы отправились в большой дворец. Его залы не обставлены, но даже при этом великолепнее, чем в Фонтенбло. Они отделаны мрамором различных цветов, основания и капители колонн вызолочены, потолок тоже раззолочен и украшен живописью. Правда, в этом убранстве есть нечто изнеженное и королевское. Если бы греческий зодчий располагал теми деньгами и рабочей силой, какие были затрачены на Версаль, он создал бы нечто, еще невиданное в целом мире. Мы осмотрели зал Геракла и балкон, с которого король и королева показывались парижской толпе. Люди, которые водили нас по дворцу, упорно не хотели говорить о Революции. Мы даже не смогли добиться, в какой из комнат дворца застигли короля восставшие 10 августа. Видели мы и Оперный зал, где теперь собраны портреты королей. Принцы Орлеанского дома, исключая Эгалите265, все очень красивы. Есть портрет мадам де Ментенон266, а подле нее – прелестная маленькая девочка, дочь Ла Вальер. Во время Революции портреты были спрятаны. Мы осмотрели также библиотеку Людовика XIV. Библиотекарь в свое время занимал какую-то должность при дворе Марии-Антуанетты. Он возвратился вместе с Бурбонами и теперь ожидает лучшего назначения. Он показал нам книгу, которую сберег во время Революции. Это книга гравюр, изображающих турнир при дворе Людовика XIV; нынешнее жалкое состояние Франции, ярость оскорбленного народа и страшные дела, которые он совершил, мстя за долгие годы мук, были естественным следствием безумного расточительства вроде подобных турниров. Пустые покои дворца символизируют пустой и показной блеск монархии. Осмотрев все это, мы поехали в направлении Гавра, а переночевали в Оксерре.

Лорд Байрон на своей вилле Диодати близ Женевского озера.

Художник неизвестен. 1816 г.

Среда, 4-е. Проехали через Руан и осмотрели собор – образчик великолепнейшей готики. Внутренность собора разочаровывает. Видели также гробницы Ричарда Львиное Сердце и его брата. Мраморный алтарь очень красив. Ночевали в Ивето.

Четверг, 5-е. Прибыли в Гавр и ждем пакетбот. Ветер противный.

Перевод З. Александровой

Избранные письма

П. и М. Шелли

Тимоти Шелли267

Оксфорд, Юниверсити-колледж,

6 февраля 1811

Дорогой отец!

Ваше отличное толкование основ религии мне очень нравится. Мне редко случалось читать столь ясное изложение общепринятых догм. Вы убедительно доказываете, что для людей, вовсе неспособных мыслить – а таковые составляют значительное большинство даже в цивилизованном обществе, – необходима сдерживающая сила религии предрассудков, т. е. что им лучше держаться веры своих отцов, какова бы она ни была; ибо они не могут выполнять свой долг без некой опоры, а лучше хилая опора, чем никакой. Это – для тех, которым лучше все принимать на веру. Но если существо разумное, вернее, наделенное способностью развития мышления, в своем совершенствовании вырастает из того состояния, когда оно не умело рассуждать и не испытывало в этом потребности, и теперь не только рассуждает, но и проявляет интерес к выводам, которые из этих рассуждений следуют, неужели Вы отказываете ему в праве пользоваться своим разумом и именно там, где это всего важнее для его нынешнего и будущего счастья, – в том важнейшем вопросе, который требует особого напряжения этой отличительной способности Человека? Вы не можете лишать его того, что составляет, или должно составлять, самую его суть, иначе Вы отнимаете у него эту суть и превращаете из «разумного животного» в «неразумное», лишенное отличительных черт Человека, animal bipes, implume, risibile268. Я перерос упомянутую грань, ибо рассуждаю на эту тему, интересуюсь такими рассуждениями и, добавив их к собственным, мог бы убедительно доказать Вам, что свидетельства двенадцати апостолов недостаточны для подтверждения истинности их учения, не говоря уже о том, каким ненадежным стало это свидетельство после столетий и стольких исторических эпох.

Если бы двенадцать человек сообщили Вам под присягой, что видели в Африке змею длиною в три мили, и утверждали, что эта змея питается одними лишь слонами, тогда как Вам известно, что по всем законам природы такой змее не может хватить слонов, – неужели Вы бы им поверили? Здесь перед нами подобный же случай – и, таким образом, ясно, что мы не можем, если поразмыслить, уверовать в факты, несогласные с