Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис

У вавассера была жена; она осмотрела раны герцога, еще сочившиеся кровью. Она наложила на них свежую мазь и перевязала их как подобает. На другой день оруженосец подал ему доспехи и привел коня. Вавассер с сыновьями пожелал проводить его; по пути он стал расспрашивать, откуда он едет и куда. Герцог умолчал о своем последнем злоключении; он сказал лишь, что едет из Лондона и хотел бы добраться до Печальной башни.

– По правде говоря, – ответил добрый человек, – вы уклонились на полдня езды и выбрали самую опасную и скверную дорогу. По пути отсюда до Печальной башни вам предстоит биться со столькими врагами, что одному рыцарю не под силу бросить вызов им всем без угрозы для своей жизни и чести. Позвольте мне, по крайней мере, осведомить вас обо всем, что может умерить ваш ущерб.

В пятнадцати английских лье[241] отсюда вы найдете широкую и глубокую долину, где кончается ваша дорога. Вот уже четырнадцать лет как ни один рыцарь не вернулся, ступив на нее. Причину я вам не буду теперь излагать, поскольку спешу обратно; лучше я научу вас, как впредь обойтись без моего попечения. У входа в долину есть часовня под названием Капелла Морганы. Там перед вами пролягут две дороги: если вы изберете правую, она вас приведет к Печальной башне без преград, необоримых для доброго рыцаря. Левая же дорога заведет вас в долину, которую прозывают Невозвратной; никто и никогда не видел, чтобы оттуда вернулся хоть один рыцарь. Впрочем, почти то же бывает и в Печальной башне со всеми рыцарями, которые до сего дня пытались сокрушить ее пагубный уклад. Подумайте, не будет ли великим безрассудством вовлечь себя в одно или в другое из этих безнадежных испытаний.

– Любезный хозяин, – ответил герцог, – я предвижу, что моему бренному телу грозят немалые опасности, но я не могу вернуться, не будучи опозорен; так пусть я лучше сойдусь лицом к лицу со смертью, чем уступлю слабости духа.

– Ну что ж, ступайте, – сказал со вздохом вавассер, – и да хранит вас Бог!

Добрый человек повернул назад; а герцог, сопровождаемый одним оруженосцем, без приключений ехал до Третьего часа. Оказавшись у Капеллы Морганы, они узнали обе дороги: правую, проложенную недавно, чтобы миновать Невозвратную долину, и левую, которая вела в Долину и далее смыкалась с первой.

– Вот она, – сказал оруженосец, – погибельная Долина, о которой толковал вавассер. Пожалейте себя: если вы туда войдете, вы пропали; а я не собираюсь дальше ехать за вами и, того и гляди, остаться там в плену, как и вы сами. Ступайте, сир, по другой дороге; она ведет прямиком к Печальной башне.

– Боже мой, – ответил герцог, – ты, верно, думаешь, что я так же цепляюсь за жизнь, как и ты; но вот чего я не могу стерпеть, так это славы отступника[242].

– Ах, сир! я вам поклянусь всеми святыми этой часовни, что никогда и никому не проболтаюсь об этом.

– Охотно верю; но сам-то я не смогу об этом умолчать, ведь мы клялись рассказывать при дворе короля обо всем, что с нами приключилось, когда мы возвращаемся туда; а значит, я был бы клятвопреступником, если бы утаил хоть самую малость. Я проеду так далеко, как сумею.

– Так далеко, как вам угодно, – ответил оруженосец, – но не думайте, что я поеду за вами. Я только побуду здесь, пока могу надеяться, что вы еще не в плену.

– Вот и прекрасно; жди меня ровно столько, сколько ты сказал, и оставайся с Богом!

Он подстегнул коня и вступил один в страшную Долину.

Ее называли то Невозвратной долиной, то Долиной Неверных Возлюбленных, и вот отчего это повелось. Известно, что Моргана, сестра короля Артура, как никто другой владела тайнами ворожбы и колдовства: она переняла их у Мерлина. Дабы предаться вволю своей излюбленной науке, она покинула людское общество и углубилась в дремучие леса; так что многие разуверились в том, что она женщина, и называли ее феей Морганой и даже богиней Морганой. Долгое время она отдавала свою любовь и свое сердце одному рыцарю и полагала себя единственной его подругой; но он ее обманывал, предпочитая ей одну девицу превеликой красоты, с коей виделся лишь изредка, столь велики были ревность и прозорливость Морганы. И вот однажды они условились о свидании в глубине этой долины, самой цветущей и прекрасной, какую можно себе вообразить. Моргане донесли об этом, она примчалась и застала их, когда они расточали друг другу нежнейшие знаки любви. Она едва не умерла от горя; но, скоро придя в себя, она наложила на долину заклятие, силою которого в ней навеки останется любой рыцарь, повинный в малейшей неверности своей возлюбленной, будь то на деле или в помыслах. Друг ее был первой жертвой этих чар: когда он вознамерился уйти, то ощутил, что его держит неодолимая сила. С девицей она обошлась более жестоко.

Долина была просторна, окружена высокими горами и покрыта ковром зелени, радующим глаз. Посреди нее бил красивый и светлый родник. Ограда ее была чудесного свойства: по видимости это была высокая и плотная стена, на деле же сплошной воздух. Туда входили, не встретив и не заподозрив ни малейшего препятствия; но, войдя единожды, даже и помыслить не могли, что возможно оттуда выйти. Заклятию оному было уже семнадцать лет; двести пятьдесят три рыцаря испытали его силу. Они прибывали туда из многих земель; они находили там прекрасные дома себе по нраву. У входа в ограду стояла часовня, где узники могли что ни день слушать святую мессу, читаемую пастором извне. Притом и местообитание виделось довольно приятным большинству из тех, кто был там пленен. Там бывали прекрасные пиршества, музыка, пение, танцы, хороводы, шахматы и настольные игры[243]. Если случалось, что рыцарь попадал в долину вместе с дамой, которая ни разу не обманула и не мыслила обмануть своего друга, она оставалась вместе с ним, сколько ей было угодно, по своей доброй воле.

Что же касается оруженосцев, им дозволялось остаться при своих сеньорах; но они могли удалиться, если, вовлекшись в любовную утеху, оставались неизменно бесчувственны к прелестям прочих дам и девиц; иначе они разделяли участь своих господ. Такова была Невозвратная долина, или Долина Неверных Возлюбленных[244].

Галескен углубился в нее с непоколебимым спокойствием; но склон был до того отлогим, что он предпочел покинуть седло и вести коня в поводу. Сойдя к подножию холма, он увидел густой туман; это были испарения, заграждавшие долину. Он снова сел