Мастер возвращений (сборник) - Кристин Раш

— Черт, и что мне теперь делать? — вопросил он с досадой. — Ну, правда — что?

Судя по выражению лица Айликова, Хансейкер произнес это вслух и ощутил, как снова краснеет. Не поднимая головы, чтобы не смотреть Ричарду в глаза, он вошел в комнату.

Хансейкер опустил руку на плечо Фергюса. Тот работал здесь с тех пор, как Хансейкер стал управлять курортом. Вместе с женой Диллит, которая теперь была мертва. Впрочем, она и при жизни была ненамного энергичнее покойника. Но нехватку энергичности Диллит восполняла скрупулезностью.

Она могла отыскать пылинку, пропущенную роботом-уборщиком. Умела идеально складывать уголки одеял. Работала она медленно, зато тщательно. А на курорте Хансейкера скрупулезность значила больше, чем быстрота.

Когда Хансейкер коснулся Фергюса, тот перестал вопить. Он поднял на Хансейкера запавшие глаза и спросил:

— И что мне делать?

Фергюс произнес это горестно. Хансейкер же говорил задумчиво, как бы решая задачу. Он меньше чем за минуту перепрыгнул от мыслей «труп — убийство — кризис» до «кто будет у меня работать в этой богом забытой дыре»? Гордиться тут нечем, но он действительно не из тех, кто сильно привязывается к своим работникам. Более того, он считал, что это мешает работе. Он почти ничего не знал о Диллит и Фергюсе, кроме имен, их методов и того, что они предпочитали работать по вечерам, а не спозаранок.

— Вставай, — сказал Хансейкер, вложив в интонации столько сочувствия, сколько получилось, и наверняка недостаточно. — Мы что-нибудь придумаем.

Худенький Фергюс встал и тут же прислонился к груди Хансейкера, чем его немало раздосадовал. Он не приглашал Фергюса обнимать его. Он вообще не хотел, чтобы тот к нему прикасался. Но сейчас Фергюсу было не до подобных тонкостей. Он всхлипывал, и Хансейкер уже ощущал, как намокает рубашка. Похлопав Фергюса по спине, он вывел его из комнаты. Потом взглянул на Айликова. Тот наблюдал за ним с откровенным весельем в глазах.

— Окажи мне услугу, — попросил Хансейкер. — Приведи сюда Анну Марию Девлин, хорошо?

— Кого?

— Она врач базы.

— А по-моему, эта женщина такой же врач, как…

— Просто сделай, что я попросил, — сказал Хансейкер, сдерживая желание швырнуть Фергюсом в Айликова.

Тот кивнул и заторопился вниз по лестнице. Трое пассажиров стояли вокруг, словно явились на спектакль.

— Возвращайтесь в свои комнаты, — сказал Хансейкер. — Тут не на что смотреть.

Можно подумать, что на полу не лежит мертвая женщина. Он лишь не хотел, чтобы они на нее таращились.

Они, разумеется, не тронулись с места. Он пронзил их гневным взглядом и постарался напустить на себя суровость. Но это нелегко сделать, когда на груди рыдает твой работник.

— Идите, — велел он, и на этот раз сработало. То ли подействовал его тон, то ли явное отвращение ко всем вокруг.

Троица медленно разошлась. Он следил, как они спускаются по лестнице, и все время похлопывал Фергюса по спине — как младенца, которому надо срыгнуть. Потом Хансейкер оглядел комнату. На вид она была в общем такой же, как и два часа назад, когда он помогал Сьюзен Кармайкл перебираться в другую.

Разумеется, она услышала крики. Как можно их не услышать? И она подавила первое, инстинктивное желание нырнуть под одеяло в этой новой комнате и притвориться, будто ничего не слышит. Сьюзен Кармайкл не из тех, кто прячется. Впрочем, и не из тех, кто бежит на место преступления, хотя она и не была полностью уверена, что эти вопли означают преступление.

Но люди не издают таких горестных криков — ведь это горе, верно? — без соответствующей причины. И, учитывая смерть Агаты, самым верным предположением — по сути, единственным — будет еще одно преступление. Снова. А это значит, что ей надо бежать с этой станции. Вот только каким образом?

Она переоделась, медленно и обдуманно, в блузку оттенка слоновой кости и черные брюки. Надела туфли, причесалась, взяла документы и вышла из номера.

Вопли прекратились, но вдалеке слышались негромкие голоса. Она посмотрела на лестницу, убеждаясь, что там никого нет, и тихо спустилась.

Настало время все это прекратить. Она сдалась. Она убежала от семьи, но, если честно, жизнь здесь оказалась намного хуже, чем когда-либо могла стать дома. Отец может пригнать сюда корабль в течение суток. У него есть корабли по всему сектору. Один из них должен находиться поблизости. Ей надо лишь связаться с отцом.

Она спустилась по лестнице к конторке. Там наверняка должен быть какой-нибудь узел межзвездной связи. Или хотя бы только в пределах сектора. В худшем случае — но и с этим она в конце концов готова смириться — она просто свяжется с ближайшим кораблем и попросит их отыскать отца.

А потом она станет ждать. Хотя, наверное, ей понадобится какая-нибудь охрана.

Выбор небольшой. Любой человек с корабля — потенциальный убийца, а на станции жило немного людей.

Но все смерти, о которых она знала, происходили, когда жертва оказывалась в одиночестве. Значит, важно все время находиться с кем-то. Но только не сейчас. Сейчас ей надо связаться с папочкой.

А уже потом она найдет себе компаньона. И придумает, как не заснуть до прибытия помощи.

Анна Мария Девлин больше не пила. О ней даже нельзя было сказать «выпившая, но внешне трезвая». Она настолько протрезвела, что у нее кружилась голова. Кружилась от возбуждения. Впервые за несколько месяцев она ощутила себя полезной. Не знай она себя лучше — а уж себя-то она знала прекрасно, — то сказала бы, что пить начала от скуки.

Но пить она начала задолго до того, как жизнь перестала бросать ей вызовы. Она знала, что возбуждение дает лишь временную эйфорию, тогда как алкоголь притуплял ощущения, что она обычно и предпочитала.

Однако сейчас ей требовались все чувства. Она находилась в еще одной комнате — ее любимой, стояла возле еще одного трупа, и орудием убийства была еще одна перенастроенная система жизнеобеспечения. Вопрос: как именно ее перенастроили? И зачем?

Она разглядывала панель управления, отмечая кое-что интересное, когда поняла, что в комнате находится один из пассажиров. Высокий блондин с бледно-голубыми глазами. Тот самый, что позвал ее. Ричард как-там-его.

— Я предпочитаю работать в одиночку, — заметила она.

— Я тоже.

Секунду-другую они смотрели друг на друга. Хансейкер, который также предпочитал работать один (она это знала, потому что он говорил ей об этом несколько раз), стоял возле двери. Его рубашку промочили слезы Фергюса. Она сумела вывести Фергюса из комнаты и проводить его вниз, на кухню, где за ним мог присмотреть повар. Фергюс оказался весьма податлив, а сейчас, видимо, впал в оцепенение. Наверное, всякий оказался бы в таком состоянии, если бы столько плакал.