Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"

Я никогда не придерживалась высокого мнения о родителях Бонни, поскольку их деспотичное и бездушное отношение к самой Бонни всегда возмущало и изумляло меня до глубины души. Впрочем как и всех тех, кто общался достаточно долго и близко с девушкой, дабы заметить как с ней обращаются дома. Как-никак, это было попросту невозможно не заметить. Но если раньше я думала, что это проявлялось лишь в их нескончаемых придирках и недовольствах, то сейчас я с ужасом осознаю, что это ничто по сравнению с тем, что они насильно пытаются выдать её замуж за человека, который старше её далеко не на один десяток лет, что немыслимо. Я даже подумать не могла, что её родители способны на подобное зверство, ведь иначе это не назвать. Они воспринимают Бонни не как свою родную дочь, а как какой-то товар или актив, который необходимо продать с самой большой выгодой для самих себя. Бедная Бонни…

— И что теперь? — я спрашиваю после недолгой паузы, на что Ривера пожимает плечами, опустив глаза.

— Я не знаю… — она, едва сдерживая слёзы, говорит. — Я не знаю, что делать с родителями. Особенно с Брайаном. У меня чувство, будто он никогда мне не поверит и не простит…

— Простит. Не сразу, конечно, но простит, — я её прерываю, ибо мне хорошо известно, что мой братец слишком сильно её любит, дабы в один вечер оборвать между ними всё, что было. Да и к тому же не в его характере быстро прощать нанесённые ему обиды. Но в конце концов он сможет найти в себе силы, чтобы взять себя в руки и обо всём поговорить с Риверой. Как-никак, Бонни не предавала его. Со временем он поймёт, что девушка стала лишь жертвой обстоятельств. А если быть более точной, то жертвой своих родителей, которые не имеют права называть себя таковыми. Не после того, как они поступили со своей дочерью. — Ты вернёшься сегодня домой? — я у неё аккуратно спрашиваю, при этом надеясь получить отрицательный ответ на свой вопрос.

— Нет, если я вернусь к родителям, то попросту не вынесу этого. Опять начнутся скандалы, опять упрёки, опять наказания, — она говорит, качая головой из стороны в сторону. — Я поеду к моей бабушке. Она живёт в центре Манхэттена. Но можно я какое-то время у тебя отсижусь, а потом к ней поеду? Не хочу, чтобы она узнала о случившемся и увидела меня в слезах.

Стоит мне услышать просьбу Риверы, как я безоговорочно соглашаюсь, ведь иначе повести себя не могу. Потому остаток дня Бонни проводит у меня в спальне, при этом ни на шаг из неё не выходя, ибо она опасается ненароком столкнуться с Брайаном, который бесспорно скажет ей ещё пару незаслуженных гнусностей. И когда Бонни не без моей помощи отчасти приходит в себя и воодушевляется мыслью, что её дражайший парень в скором сможет вновь здраво мыслить, а затем простит её за произошедшее недоразумение, она уезжает на такси к своей бабушке. Я, тепло распрощавшись с ней, закрываю дверь и, застыв на месте, на мгновение призадумываюсь. Стоит ли мне поговорить с Брайаном? Разумеется не в сию же секунду, ведь он находится сейчас в том состоянии, когда любая заведомо известная истина покажется ему подлейшей ложью. Поэтому я, в конечном счёте, решаю отложить этот разговор до завтра. Но утро следующего дня принимает максимально неожиданный и крайне трагичный поворот событий, потому-то разговор с Брайаном о его примирении с Бонни временно отменяется.

xxx

Это было бы вопиющим лицемерием с моей стороны, если бы я стала строить из себя страдалицу и делать вид, будто бы меня в самом деле сокрушает новость о скорой и неминуемой смерти Джозефины. Она всегда ненавидела и призера меня, потому я ненавидела и презирала её в ответ. Безусловно, смерти я ей никогда не желала за это, но я не могу притворяться, будто я этой новостью сломлена или же огорчена. Для меня она всегда была и будет чужим человеком, посему к её скорой кончине я отношусь довольно-таки равнодушно. Разумеется, в отличие от Ричарда и Брайана, которые буквально уничтожены осознанием, что в скором времени их родного и близкого человека не станет. Поскольку бабушка Брайана неизлечимо больна неизвестной мне болезнью, и лучший врач Европы сказал, что ей осталось жить не больше месяца, Джозефина решила, что пока она в здравом уме и не превратилась в «овощ» из-за болезни, она не просто должна, а обязана проститься со всеми своими близкими. Именно поэтому мы срываемся среди недели в Калифорнию, где нас ждёт удручающая пара дней в родовом поместье семьи Джонсонов, которое достанется по наследству Ричарду, а после — Брайану.

— Поверить не могу, что это станет последним разом, когда я побываю в Блосфилде в твоей компании, — слёзно восклицает немолодая девушка, когда многочисленные родственники Джозефины располагаются в основной гостиной на первом этаже и усыпают ещё не умершую женщину душещипательными возгласами о том, как сильно они по ней уже скучают. (прим. Блосфилд это выдуманное название поместья).

Наблюдая за приглашенными семьями, часть которых прилетела в Сан-Франциско куда раньше нас, я тяжело вздыхаю. Вот теперь мне искренне становится жаль Джозефину. Смею предположить, что она пригласила их, дабы провести безмятежное оставшееся ей время вместе с ними и на время забыться от неизбежного. Но вместо этого её родственники устраивают будто бы игру — кто дольше, громче и чаще будет плакать из-за её болезни и скорой кончины. Конечно, они имеют полное право страдать из-за этого, ведь их связывает кровное родство, а также вполне ожидаемые надежды на упоминание своего имени в завещание. В отличие от меня, которая даже на дверную ручку от сарая не претендует. Но, чёрт возьми, делают они это так наигранно и жалко, что мне от этого вида становится противно и тошно. Поэтому я не выдерживаю в их компании и часа и, в конце концов, покидаю гостиную, отчего в мою сторону неодобрительно смотрит Ричард, который отличается от своей родни тем, что страдает молча и искренне. Даже Гвинет, которой доставалось от Джозефины куда чаще и сильнее, нежели мне, приходит в настоящее уныние от новостей о здоровье своей свекрови.

Поскольку первый день моего пребывания в этом месте близится к концу, я захожу в свою временную спальню и одеваюсь так, чтобы у злосчастных москитов не было и шанса меня искусать, пока я буду находиться на открытой террасе и созерцать божественные виды на сад поместья Блосфилд, о котором я была так наслышана. Покинув комнату, но так и не отыскав в коридорах дома ни одного официанта, который мог бы приготовить мне чашку вечернего кофе, я, не желая возвращаться в гостиную, где они обслуживают приглашённых родственников своей хозяйки, вольно захожу на кухню и самостоятельно готовлю себе мой любимый ароматный напиток. На это уходит всего пара минут, потому, когда я сажусь на небольшой диванчик на террасе с ногами, мои наручные часы указывают ровно на восемь часов вечера. Поджав ноги под себя, я делаю глоток горячего кофе и, вместо того чтобы поразмышлять о том, какую книгу мне стоит сегодня ночью продолжить читать, меня настигает случайная мысль о том, что мне никогда не удастся приготовить такой же вкусный и ароматный кофе, который мне всегда делал Александр. И от мыслей о парне мне становится дурно. Но отнюдь не потому, что он мне стал омерзителен после ссоры, а поскольку я страшусь мысли, что он так мне и не перезвонит.

За всю жизнь я прочла несметное количество любовных романах, и в каждой чёртовой книге, на каждой чёртовой странице парни всегда якобы неосознанно поступают в угоду своим девушкам, которые лишь ради приличия делают вид, будто это не приходится им по душе. Избранников главных героинь зачастую позиционируют, как несовершенных и полных недостатков и проблем персонажей. Но в действительности они являются идеалами девушек, мысли которых они будто бы читают. Иначе как ещё объяснить тот факт, что парни всегда говорят и поступают точь-в-точь как им того хочется? И если во время прочтения подобных романов, я лишь раздражалась из-за нереалистичности, то сейчас я готова отдать всё на свете, чтобы стать главой героиней подобного романа, ведь тогда Кинг, позабыв о своей обиде, прилетел бы ко мне из Лондона с букетом алых роз в зубах и с решительными намерениями помириться. Но, увы, этому не бывать, ведь гордыня Александра никогда не позволит ему сделать ни шагу в сторону нашего примирения.