Α. Спасский История догматических движений в эпоху Вселенских соборов - Α. Спасский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завершительные результаты тринитарныхъ споровъ въ царствование Феодосия Великаго
Личность и религиозная политика Феодосия. — Состояние восточныхъ церквей къ началу правления Феодосия. — Константинопольский соборъ 381 года и внутренняя история его. — Хорто–Гарнаковская теория происхождения константинопольскаго символа и последовательный разборъ ея. — Положительныя свидетельства въ пользу привадлежности константинопольскаго символа собору 381 года. — Соборъ въ Риме 381 г. и Константинополе 382 г. — Окончательное определение религиозной политики Феодосия и характеръ борьбы его съ ересями. — Общий итогъ всего изследования.
Царствование Феодосия Великаго (379—395) представляетъ собой заключительный моменть въ истории тринитарныхъ споровъ IV века. Заканчивая собой предшествующую стадию развития, начавшуюся со дней выступления на историческую сцену Ария, оно окончательно определяетъ положение церкви въ государстве и предвосхищаетъ ту программу, по которой будетъ строиться церковная жизнь последующихъ поколений. Доселе, какъ мы видели, константинопольские императоры боролись съ догматическими партиями более или менее церковными средствами: ихъ религюзная политика опиралась на настроение церковнаго большинства, и если ихъ голосъ звучалъ грубо, то лишь въ такихъ случаяхъ, когда они наталкивались на противодействие, казавшееся прямымъ нежеланиемъ подчиниться императорской власти. Правда, въ правление ихъ епископы иногда отправлялись целыми толпами въ ссылку, но эта ссылка никогда не соединялась съ лишениемъ какихъ–либо гражданскихъ правъ и обусловливалаеь не столько единоличной волей императора, сколъко требованиемъ более или менее сплоченной группы епископовъ, выступавшей большею частью соборно. Въ лице Феодосия воскресъ древний языческий pontifex maxsimus, — роедийявший въ однихъ своихъ рукахъ sacerdotium и imperium. Въ первый разъ въ истории христианства догматическия положения веры стали предметомъ государственнаго законодателъства, вошли, въ кодексъ гражданскаго права и провели несуществовавшее ранее политическое различие между православиемъ и ересью.
Какъ государь, Феодосий, безъ сомнения, принадлежалъ къ выдающимся деятелямъ своего времени. Сынъ знаменитаго полководца, казненнаго Валентинианомъ вследствие придворныхъ интригъ, онъ испыталъ много невзгодъ во дни своей молодости. Военныя заслуги его и необходимость защищать северныя границы восточныхъ областей империи отъ готовъ, вторгшихся при Валенте почти до пределовъ Константинополя, побудили западнаго императора Грациана назначить его своимъ соправителемъ. Торжественное провозглашение новаго Августа состоялось 19–го января 379 года, причемъ ему, какъ при Валенте, были переданы въ управление восточныя провинции: Египетъ, местности на восточномъ берегу средиземнаго моря, Малая Азия, въ Европе—диоцезы еракии, Иллирии, Македония и Дакия. Известно, что военныя доблести часто соединяются съ религиознымъ одушевлениемъ. Константинъ Великий обратился въ христианство, благодаря своей войне съ Максенциемъ. Непреодолимыя препятствия, встречающияся на войне, отчаянное положение, критическая случайность и неожиданный благоприятный исходъ, решительная победа при полной безнадежности — не–вольно вызываетъ въ религиозно–расположенной душе веру въ промыслъ, покровительствующий ему, въ божественное провидение, сопутствующее ему на всехъ шагахъ жизни, и укрепляютъ убеждение въ высшемъ предназначении для чрезвычайныхъ провиденциальныхъ целей. Въ глубокой религиозности отказать Феодосию нельзя. Воспитанный въ школе суроваго военнаго режима, герой, съ безстрашною храбростыо бросавшийся въ самыя опасныя атаки, онъ былъ пораженъ отлучениемъ, наложеннымъ на него Амвросиемъ медиоланскимъ за поголовное избиение жителей Фессалоники и, хотя его поступокъ вполне оправдывался государственною необходимостью, онъ все–такн всенародно исповедалъ свой грехъ предъ церковью и во все назначенное ему время для покаяния не носилъ царскихъ украшений. По своимъ религиознымъ воззрениямъ онъ былъ убежденный никеецъ и своей женой имелъ Элию Плакиллу, которая также предана была никейской вере. Уже одна эта религиозная на–строенность имлератора сама собой предопределяла его религиозную политику. Но и помимо того, достаточно было лишь одного поверхностнаго взгляда на положение цер–ковныхъ делъ въ моментъ вступления его во власть, чтобы видеть, что, только опираясь на никейский символъ, можйо было спокойно править государствомъ. Западъ давно былъ православнымъ, и здесь сохранялись только слабые остатки арианства. И на Востоке никейское учение готово было праздновать свою победу, — и антиохийский соборъ 379 года былъ предвествникомъ этого торжества. Определенная религиозная политика, однако, нимало не исключала возможной толерантности въ отношеяии къ иначемыслящимъ, и едва ди самъ Феодосий, по своей личной инициативе, пришелъ къ темъ грубымъ мерамъ, какия ознаменовали собой его царствование. По крайней мере, примеръ Валентиниана, при которомъ онъ началъ свою военную карьеру, не долженъ былъ располагать въ пользу резкихъ приемовъ въ область религии. Но несмотря на свое никейское вероисповедание, въ своихъ догматическихъ убежденияхъ Феодосий былъ не твердъ и легко поддавался стороннимъ внушениямъ. Когда онъ прибылъ въ Константинополь, ариане попытались воздействовать на него чрезъ Евномия. «Страхъ овладелъ всеми православными, особенно при мысли ο красноречии Евномия» и они воспользовались влияниемъ его супруги Плакиллы, чтобы не допустить до царя этого опаснаго диалектика. Но то, чего не удалось достигнуть Евномию, еще ранее сделалъ (за него Асхолий, епископъ Фесаланикский. Въ бытность свою въ Фессалонике, служившей центромъ военныхъ операций противъ готовъ, Феодосий впалъ въ тяжкую болезнь и решился принять крещение, которое онъ, какъ и многие другие люди IV века, отлагалъ до последней крайности. Естественнымъ руководителемъ, при этомъ, и явился Асхолий, другъ Василия и Амвросия, ревностный никеецъ и всеми силами тяготевший къ Западу. Воспользовавшись этими минутами наиболыпей восприимчивости религиозно — настроенной души императора, онъ въ черныхъ краскахъ изобразилъ состояние церковныхъ делъ Востока, разделяемаго различными ересями и, указывая на миръ, царивший на Западе и Иллирии), внушилъ ему ο необходимости торжества православия и преследования ересей насильственными мерами. Новокрещенный Феодосий всталъ съ постели, уверенный въ высшемъ призвании къ этой цели, и первымъ его деломъ было издание эдикта, повелевавшаго всемъ подданнымъ исповедывать никейскую веру и угрожавший безчестиемъ (intamia) и разными наказаниями противникамъ ея. Состояние восточныхъ церкввй было, действительно, таково, что необходимо требовало вмешательства императорской власти. Смерть Валента, временное отсутствие всякой авторитетной власти и падение гегемонии омиевъ, умевшихъ сдерживать въ должныхъ пределахъ догматическия партии—подорвали здесь всякия опоры порядка и общественнаго мира. Долго сдерживаемый фанатизмъ разразился теперь во всей силе. Спорящия стороны не ограничивались только словесными прениями, но и переходили къ открытымъ насилиямъ. Евсевий самосатский, называемый Феодоритомъ «великимъ», погибъ отъ черепка, брошеннаго арианкой съ крышки, когда онъ намеревался рукоположить православнаго епископа въ арианскомъ селении. Но всего более эти нестроения, охватившия восточныя церкви, сказывались въ центре ихъ—въ Константинополе, столице империи. Здесь действовали представители всехъ догматическихъ партий, въ такомъ обилии порожденныхъ IV вековъ. Омии еще имели своего главу въ лице Демофила и твердо держались въ столице: съ ними сталкивались и перемешивались евномиане, македониане, пневматомахи, защитники Павлина и Мелетия и новациане. Догматические вопросы спустились въ толпу и сделались предметомъ состязаний, шутокъ и насмешекъ. Они обсуждались на рынкахъ, въ театрахъ и въ бане. «Иные, — саркастически изображаетъ Григорий нисский тогдашнюю публику, — вчера и за день, оторвавшись отъ трудныхъ занятий, внезапно стали преподавателями богословия, другие, — быть можетъ, слуги, не разъ бичеванные, бежавшие оть рабскаго служения, — съ важностью философствуютъ ο непостижимомъ. Все полно такихъ людей: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это — торгующие платьемъ, денежные менялы, продавцы съестныхъ припасовъ. Ты спросишь объ оловахъ—они философствуютъ ο рожденномъ и нерожденномъ; хочешь узнать ο цене хлеба, — отвечаютъ: Отецъ больше Сына; справишься, готова–ли баня, — говорятъ : Сынъ произошелъ изъ ничего». Епископы ссорились между собой, соперничали въ красноречии, въ своихъ проповедяхъ подражали светскимъ ораторамъ, желая привлечь къ себе больше слушателей, и публика вела себя въ храмахъ, какъ въ театре. Но зло не ограничивалось этимъ: догматическия распри разделяли братьевъ, приводили въ ярость чернь, вооружали народъ противъ священниковъ, священниковъ—противъ народа, родителей—противъ детей, детей—противъ родителей, мужей—противъ женъ. Самого Григория Богослова, когда онъ прибылъ въ этотъ, обуреваемый страстями и спорами, городъ, общество встретило камнями; было даже покушение на его жизнь. Григорий поселился въ доме своего родственника, подъ крышей котораго свободно уместились все, оставшиеся верными никейскому символу въ этой многолюдной столице. Не лучше стало положение Григория, когда 4ноября 380 года сюда прибылъ императоръ. Григория, какъ единственнаго защитника никейской веры, Феодосий выслушалъ благосклонно и обещалъ ему тотчасъ же отдать главный храмъ Константинополя, находившийся въ распоряжений омиевъ, — знаменитую церковь Апостоловъ. Взрывъ страстей и форменный мятежъ поднялся въ столице на утро.«Храмъ, — описываетъ фактъ самъ Григорий, — окруженъ былъ воинами, которые въ вооружении и въ великомъ числе стояли рядами. Туда же, какъ морской песокъ и туча, стремился, непрестанно прибывая, весь народъ съ гневомъ и стономъ на меня, съ мольбами обращаясь къ императору. Улицы, ристалища, площади, даже дома съ двумя и тремя жильями наполнены были снизу до верху зрителями—мужчинами, детъми и старцами. Везде суета, рыдания, слезы, вопли, — точное подобие города, взятаго при–ступомъ… Α я, — трагически замечаетъГригорий о себе, — доблестный воитель и воевода, едва переводя дыхание, шелъ среди войска». Феодосий распорядился быстро и энергично. Призвавъ Демофила, онъ предложилъ ему или присоединиться къ никейскому учению или передать церкви православнымъ и удалиться изъ города. Старый руководитель омиевъ имелъ достаточно мужества и твердости убеждения, чтобы выбрать последнее и, утешивъ себя мыслью, что много званныхъ, но мало избранныхъ, вместе съ Лукиемъ, убежавшимъ изъ Александрии, переселился за городския ворота и тамъ продолжалъ делать собрания. Православные заняли все константинопольския церкви.