По волчьему следу - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты не хочешь убивать, - Бекшеев прикрыл глаза. – Где… остальные? Ты ведь их…
- А вона, поглянь… - он указал в сторонку.
Дуб.
Знакомый, да… другой. Тот же кривоватый перекрученный ствол, ветки, растянувшиеся по-над мхом, и подернутая то ли плесенью, то ли ржавчиной листва. Только тут с ветвей свисали люди.
Раз.
Два…
Егорка-Василек? Бекшеев не сразу его и узнал. В гимнастерке, скрученный, повешенный за ноги, Егорка-Василек казался… жертвой?
Как и двое других.
Охрана?
Сопровождение?
Незнакомы. Первый массивен и тяжел. А вот тот, напротив, худ до крайности… сколько же здесь?
Тихоня был тут же.
Живой.
К счастью.
- Жертвы. Вам нужны жертвы.
- Умный ты больно, - Михеич вздохнул и поморщился, запустивши руку в волосы. – Это не я такой, княже… жизнь такая.
- Они не оживут.
Михеич отвернулся.
- Даже если ты принесешь в жертву весь город… но ладно, ты… а Васька? Он хочет оживить мать?
- Дурой она была, - буркнул Михеич. – И тебе ж помирать скоро, а ты все никак не угомонишься.
Он потряс головой.
- Тяжко? Болит? Это наведенное. Чужое. Ты сильный и стряхнешь, если захочешь.
- Если… княже… если… сперва-то да, а там… прав он. Чего ради мне тут? Кого ради? Мыкаюсь по свету, без толку, без смысла… так-то не гляди. Не намороченный я, сам, своей волей.
В этом Бекшеев весьма сомневался.
- Так-то чутка закрыл памяти… от таких от, княже, как ты, любопытных. А теперь-то все мое… сходится. И болит. Но ничего, потерплю. Этая боль, она… она ж ничего. Пустая.
Михеич положил руку на грудь и добавил:
- Другая страшней.
- Он вам пообещал, что их можно вернуть? Или только тебе? Васька…
Память возвращалась в полном объеме. Не только слова, но и звуки, запахи…
- Он хочет спасти его, верно? Вашего… старшего? Главного? И не зазорно тебе подчиниться тому, кто твою семью убил?
- Да что ты понимаешь?!
Его рев спугнул воронов, что уже оседлали ветви дуба. Птицы явно знали, чего ждать.
- Ничего. Ты прав. Объясни. Время есть…
Голова ныла, но не сказать, чтобы сильно. Хотя… Бекшеев и так уже понял, если не все, то многое.
- Или хочешь, я расскажу?
- Попробуй…
- Вас не двое… трое. Третий – менталист. Васька рассказывал о том немце, который поселился в их доме. И от которого забеременела его матушка… он ведь родичем ему приходится, верно? Генрих? Если это его настоящее имя.
Взгляд больной.
И… нет, нельзя сказать, что Михеич находится под полным контролем, под таким, под каким был Молчун. Скорее уж здесь все тоньше.
Аккуратней.
- Но началось все… когда? Когда немцы ушли? А этот остался? Привязался к сиротам? Или возвращаться было некуда? Он ведь жил поначалу… просто жил. А потом начал убивать. Когда? Три года тому? Пять?
- А с чего ты решил, что это он? – улыбка у Михеича была кривой, а после вовсе губа дернулась, задралась, показав желтые длинные зубы. Заостренные и жуткие в своей нечеловечности. – Он вон, хворый… а я здоровый. Сильный. И лес знаю. И хожу тихо… вон, твой человек и не почуял, как подошел.
Тихоню этот факт заденет.
Если… выживет.
- Ты и сильный. И ходишь тихо… и на охоту ты ходил. Да только, уж извини, умом…
- Думаешь, я тупой?!
- Нет. Ум вовсе такая штука… неоднозначная. В лесу ты меня умнее. Приспособленней. А в городе – я. С этим-то спорить не станешь?
- Не стану, - Михеич устроился напротив, скрестивши ноги.
- Если бы ты убивал, то… легко и быстро. Как зверь. Без игры, без всего этого… антуражу.
- Антураж, - повторил Михеич красивое слово. – Ишь ты…
- И про некроманта ты бы не додумался… и уж тем более не стал бы зверя травить дурным зельем. Откуда взял?
- Был тут один, из военных… дюже любопытствовал… и к Аннушке захаживать стал. То с букетиком припрется, то с конфетами. Словеса развел… она сперва дичилась, а после слушать стала. Хотя все равно дерьмовый человечек. Мы за ним и приглядели. Поняли, чего он делает… хотели сперва сами прибрать.
- Не успели?
- Успели бы, да… там крутиться рядом с ним стали. Из тех, с кем связываться не след. Так что… как вышло, так и вышло, - Михеич потрепал собаку по загривку. – Это Васька начудил там, в деревне… все беспокоился… Анька туда гулять повадилась, а тут эти… вдруг бы наткнулась. Или они на нее. Чай, не пожалели бы.
Это да.
Женщину та четверка точно не пожалела бы.
- Но хорошо получилось… Василек вон забегал. Народец попритих разбойный, а то совсем страх потеряли…
- А тела зачем в подвал-то?
- Да… пришлось. Васька ж их положить положил… и потащил сюда. А на кой туточки покойники? Боги, чай, не свиньи мертвецов жрать…
- Свиньям, значит, скармливали.
- Когда как… Что оставалось – то и свиньям… свиньи всяких тварей жрать способны. Чем больше жрут, тем жирнее становятся. Васька думал и этих-то тоже к свиньям, стало быть. Да чутка подпростыл, слег. А уж как поднялся, там и выяснилось, что крысы их поели… ну и побрезговал. И тащить далече опять же.
- А… остальных? Тела в шкафу… зачем в шкаф?
- Да кто ж его разберет? Говорю ж. Молодой. И дури хватает… может, весело ему с того. Может, игра понравилась.
- Игра?
- Для него – игра. Молодой же, - в третий раз повторил Михеич. – Ему все забава… вот и устроил вам представленьице. Ты, княже, не о том беспокоишься. Отдохнул бы… тебе круг начинать.
- Некромант не согласится.
- Согласится. Тут же ж как, - Михеич наклонился. Близко-близко. Так, что в лицо пахнуло гнилью и болотной водой. – Главное попросить правильно. К людям ведь как? К людям подход надобен… к каждому свой.
- К тебе вон нашли. И к Ваське… хотя с ним просто, да? Он его вырастил. Отца заменил.
- Стал, - спокойно поправил Михеич. – Он стал Ваське отцом. Наставником. Научил всему, что знал.
- Убивать?
- И это тоже… мир – штука опасная.
Бекшеев прикрыл глаза.
- Что, княже, наговорился?
- Ты ведь сомневаешься.
- Я?
- Ты. Сомневаешься, а потому сидишь тут со мной… разговоры разговариваешь. Убеждаешь
